— Не забывайте, что след оставлен узкой туфлей французского фасона с удлиненным носком, — вставил эксперт.

— Даже если откинуть три-четыре сантиметра, останется около двух метров. Так что мы имеем дело с весьма высоким человеком. — Начальник внимательно вглядывался в лицо убитой, словно ожидая, что она сообщит сведения чрезвычайной важности.

Фотограф поднес аппарат к самому следу и снял его крупным планом. Врач принялся составлять медицинское заключение, а мы стали обыскивать убитую, но, кроме шелкового платка и теплых шерстяных перчаток, ничего найти не смогли.

Пиртахия, осматривавший местность, нашел в кустах сумочку. В ней вместе со всякими женскими мелочами — зеркальцем, пудреницей, помадой — лежала довольно толстая пачка денег — тысяча двести рублей и тяжелый золотой браслет, усыпанный бриллиантами. Владимир вытащил из сумочки маленькую серую книжечку — удостоверение личности убитой — и протянул начальнику. Тот прочитал:

— Зинаида Николаевна Кантакузен.

— Где работала? — спросил я.

— В строительном тресте Тбилсовета. Чертежницей была, бедняжка, — ответил начальник и сочувственно посмотрел на убитую.

— Конечно, если это ее удостоверение. Здесь нет фотографии...

— Она действительно была чертежницей, — прервал Владимира врач.

— Почему вы так думаете?

— На последнем суставе среднего пальца правой руки убитой затвердение, кожа на внешней стороне мизинца огрубела. Все эти признаки характерны для профессий, связанных с черчением.

— Значит, удостоверение ее, — сказал начальник, передавая мне книжечку. Потом повернулся и пошел вверх по тропинке. Шагов через десять остановился, знаком велел мне и Пиртахия следовать за собой. Остальные остались на месте, чтобы детально обследовать все вокруг.

Лощину охранял милиционер, преграждавший путь любопытным. Начальник с разных точек осмотрел место, где лежала Кантакузен. Наконец он сказал:

— Да, Зинаида Николаевна стояла именно здесь, когда в нее выстрелили сзади, толкнули ногой и сбросили вниз. — Молча повернувшись, он решительно зашагал к шоссе. Я остался на месте, не отрывая от него взгляда. Он шел, склонив голову, словно о чем-то задумавшись. Потом оглянулся, подозвал меня жестом и зашагал дальше. Я быстро догнал его.

— Если я не ошибаюсь, здесь поблизости должна быть свиноферма какого-то колхоза, — проговорил он как бы про себя и, вытащив из кармана куртки спички, закурил измятую папиросу, которую давно уже жевал.

— Свиньи? — Я удивленно глянул на начальника.

— Да, свиньи. Что тут удивительного? По-моему, мы даже видели какой-то домишко по пути, должно быть, для свинарей... — Судя по интонации, он хотел еще что-то добавить, но умолк, так и не договорив. Мне было ясно, о чем он подумал.

Быстрым шагом прошли мы около километра. Слева от дороги показался маленький дощатый домик. За ним на невысоком зеленом холмике паслись свиньи. Подойдя к калитке, начальник кликнул хозяев. На зов выглянул крепкий, коренастый мужчина невысокого роста. С удивлением оглядев запыхавшихся от быстрой ходьбы гостей, вежливо поздоровался и пригласил зайти в дом.

Начальник, не говоря ни слова, шагнул за ограду, огляделся. Хозяин поспешил к домику, притащил три тяжеленные колоды и бросил на землю. Мы уселись на них.

Начальник все еще не произносил ни слова, разглядывая свиней. Потом повернулся к свинарю и спокойно сообщил:

— Мы из угрозыска.

Мужчина поежился, потрепал рукой чуб. На его небритых щеках проступила желтизна, глаза настороженно забегали по нашим лицам. Но, приметив в уголках глаз начальника улыбку, он сразу же успокоился.

— Вы, верно, поросят хотите, но я не имею права их продавать! — Вскочив с колоды, он торопливо добавил: — Впрочем, если вы подождете, я могу сбегать домой, у меня еще осталось два поросенка... — Весь его вид свидетельствовал о готовности немедленно отправиться за поросятами, но начальник прервал его, жестом показал — сиди, мол, на месте.

— Не беспокойся, нам не нужны твои поросята. У нас дело посерьезнее.

Свинарь поморщил лоб, удивленно спросил:

— Серьезное дело? Ко мне? — Он скинул тушинскую шапку, словно ему стало жарко.

— Где ты был вчера ночью?

— Здесь и был, где же еще? Клянусь богом, уже трое суток шагу отсюда не делал. Напарник мой заболел, а свиней ведь без присмотра не бросишь? — Казалось, такое важное обстоятельство, как болезнь товарища, прибавило ему бодрости, и он смело взглянул в глаза начальнику.

— Очень хорошо, друг. Тогда ты вот что должен сказать нам... — Начальник достал коробку папирос и протянул хозяину. — Если ты не спал ночью и стерег своих свиней, то должен был слышать выстрел.

Свинарь нервно закусил мундштук папиросы и ответил слегка дрогнувшим голосом:

— Слышал, как же... Далеко, правда, стреляли, но слышал. Я сидел с ружьем у калитки и подумал: может, соседи волка приметили, вот и стрельнули. — Закуривая папиросу, он смотрел на начальника.

— Когда это было?

— За полночь.

— Что же ты сам в это время делал у дороги? Ждал кого-нибудь?..

— Законный вопрос, — улыбнулся свинарь и, как будто даже довольный, задымил папиросой. — Незадолго до этого выстрела от меня родственник уехал. Он из Тбилиси на арбе возвращался, накануне отвозил сыр на базар. Ну, и отдохнул у меня немного, скотину накормил-напоил, сам подкрепился.

— Откуда он? — нетерпеливо спросил начальник.

— Из Пасанаури. Тедо его зовут, Очиаури по фамилии.

— Долго он у тебя пробыл?

— Часа два, пожалуй, проболтали.

— Он уехал, и сразу же раздался выстрел?

— Да, почти сразу же...

Начальник решительно поднялся. Свинарь тотчас же вскочил и, робко поглядывая на нас, попросил:

— Не побрезгуйте нашим хлебом-солью, стаканчик водки за здоровье выпейте...

— В другой раз, братец, сейчас мы спешим. — Начальник улыбнулся, хлопнув его рукой по плечу, и зашагал к калитке. На ходу бросил мне: — Не забудь — Тедо Очиаури.

Свинарь догнал его, встал перед ним на дороге и торопливо заговорил:

— Очиаури — честный человек; может, кто оговорил его перед вами, так вы не верьте. Должно быть, ошибка произошла...

— Ну, что ж, тем лучше. Честный человек поможет нам. — Начальник посмотрел на свинаря и закончил: — Только несколько вопросов зададим твоему родичу, и все... — засмеявшись, он протянул мужчине на прощанье руку.

— Все село поручится вам за него... Он, конечно, поможет вам во всем... Такого честного человека поискать надо... — не отставал от нас перепуганный свинарь, пока мы не затворили за собой калитку.

Мы молча шагали рядом по дороге. Я предчувствовал, что начальник отправит меня в Пасанаури поговорить с Очиаури. Наконец, будто внезапно вспомнив что-то, он остановился и спросил:

— Что можешь сказать о той женщине?

— Многое ли узнаешь вот так, с одного взгляда, да еще о покойнице? — буркнул я.

— Да я тебя не о покойной Кантакузен спрашиваю, меня интересует сейчас Раиса Миндиашвили.

Я откровенно сказал все, что думал об этой несчастной, сбившейся с пути женщине.

— Если она впрямь хочет вернуться к правильной жизни, нам надо будет ей помочь, — сказал он и задумчиво потер подбородок. — Сейчас, пожалуй, у тебя задача нелегкая. Придется объясниться с ней, рассказать обо всем.

— А дальше? — растерянно спросил я, все больше теряя нить рассуждений своего давнего друга и начальника. Я на мгновение представил себе удивленные, испуганные и растерянные глаза Раисы, и кровь прилила мне к щекам. Как объяснить одинокой, запутавшейся женщине мое поведение, тот факт, что я вынужден был пойти на обман и выдать себя за ее родственника в интересах поимки преступников? Как убедить ее, что сотрудник угрозыска может быть для нее настоящим другом!

— А дальше вот что... — прервал он наконец мучительное для меня молчание. — Раз уж она доверилась тебе, то надо оправдать ее доверие, помочь, вызволить из беды. Ведь это и есть наша задача, дорогой! — искоса взглянув в мою сторону, решительно заключил он.