Роман посмотрел на монитор, до конца работы полчаса, к Зотову успевает. Вообще-то, Зотов обычно уходит позже, но не удобно же по служебным вопросам во внерабочее время с начальником встречаться. Его кабинет на том же этаже, через пару дверей от их отдела. Гончаренко постучал в дверь.

– Можно, Ярослав Николаевич?

– Да, входи, Ром. Валерий со мной уже поговорил, так что я тебя ждал.

– Значит, повторять не нужно?

– Да. Твою просьбу выполнить возможно. Всё зависит от тебя. Но я должен тебе объяснить плюсы и минусы твоего решения.

– Хорошо.

– Надо понимать, что, если твоя онейрогномика больше пяти – твоя жизнь сильно изменится. Наименее чувствительное – то, что работы станет намного больше. Ты уже не сможешь после работы бодрствовать до вечера, физически не сможешь – сон на работе перестанет быть в какой-либо степени отдыхом. Ты станешь сильно уставать, и дневной сон станет необходимостью. Но, помимо этого, твоя свобода станет сильно ограничена. «Шестерки» и «семерки» – ценный ресурс. Такой онейрогномикой обладают лишь около трёх процентов людей. Но ведь далеко не все могут или хотят работать в корпорации. Вероятнее всего, тебе придётся поселиться в общежитии при фабрике. Все перемещения и контакты вне её будут жёстко контролироваться, поскольку носителей высокой онейрогномики стремятся получить в орбиту влияния многие: спецслужбы, криминал, иностранная разведка. Фабрика же не заинтересована в оттоке специалистов. Можно ли будет взять собаку? Тебе ведь наверняка это интересно? Не знаю. Возможно, да. Но. Совсем не факт. Второй момент. Ты у нас в управлении на очень хорошем счету. Скажу больше – если завтра освободилось бы место Валерия, я бы предложил занять кресло тебе – у тебя всё-таки есть опыт руководства коллективом, пусть и детским. Но это потенциально – Валерий никуда не уходит. Просто, чтобы ты знал. Так что, Роман, сегодня вторник, подумай до конца недели. Если решишь пройти дополнительный тест – я вопрос решу. Так тебя устроит?

– Да, Ярослав Николаевич. Спасибо за объяснения. И за оценку моего труда, конечно. Я подумаю.

– Прекрасно. До свидания, Роман.

– Почему у вас собака без намордника?! – возмущённо воскликнула женщина лет пятидесяти, пряча за спину трёхлетнего мальчика, скорее всего, внука.

«На майке, что ли, ответ напечатать?» – подумал Роман. Но вслух в тысячный раз озвучил:

– Это бассет. Ему не положено по закону.

– Тут же дети ходят, вы не понимаете?

– Пусть играют, я не против.

В это время, ну вот никак не в другое, Винт громко пролаял. Два раза.

– Ну вот видите! – женщина показала на Винта и задвинула ребёнка ещё дальше.

– Собачка говорит «гав-гав», – из-за спины бабушки произнёс малыш.

– Вот видите, – сказал Гончаренко, улыбаясь малышу, – даже дети знают, что собачка говорит «гав-гав». В любой ситуации. А не только, когда злится.

– Это собака, вы не можете знать, что у неё на уме!

– Почему же, в этот раз всё очевидно: «Хватит болтать и пошли», – перевёл Роман с собачьего и ушёл.

Женщина у него за спиной закачала головой, сокрушаясь неисправимости собаковладельцев. Винт, удовлетворённый, радостно бежал впереди Романа.

На другой стороне улицы Гончаренко заметил Вишневецкого. Улица широкая, две проезжих части, посередине – сильно пожелтевшая «зелёнка». «Поговорить с ним, что ли?» – подумал Роман. Тем временем тот тоже его заметил. Роман помахал рукой. Оба дошли до пешеходного перехода на своей стороне, перейдя дорогу, встретились посередине и свернули на траву.

Гончаренко пересказал Евгению свои с Набиевой рассуждения о деградации сновидений. Вишневецкого выводы Адолат, кажется, застали врасплох – как убеждённый либеральный демократ, он просто обязан принять право компании на свободную бизнес-стратегию, но как многолетнему оппозиционеру действующей власти сделать ему это чрезвычайно сложно. В конце концов Вишневецкий вроде бы нашёл выход из тупика:

– Это же госкорпорация, Ром. К тому же монополист. Нельзя же к госкорпорации те же законы, что и к бизнесу применять. Хотя… Ладно, наверно тут и вправду никакого заговора нет. Даже обидно. Но могли бы хотя бы помедленнее их изнашивать что ли. А ты сам когда начнёшь сны делать? – неожиданно сменил тему Вишневецкий.

– Вообще-то это не от меня зависит, это особый склад ума нужен. Но вы прямо как чувствуете, что я хочу попробовать.

– Интересно, наверно.

– Пока не знаю. Начальник говорит, что трудно и не очень-то уж и увлекательно. Но он, с другой стороны, работника терять не хочет.

– А я, знаешь, что думаю? Интересно – это когда для себя. А когда на заказ, по техзаданию, это такое себе развлечение. Для себя-то ты сможешь сны делать? Для друзей, например?

– Сомневаюсь. Для этого ведь оборудование нужно серьёзное. Такое на кухне не сварганишь. Но я пока вообще не знаю, способен ли создавать сны. Мне до этого только про потенциал говорили.

Вишневецкий сегодня выглядел ещё более странно, чем обычно. Роман только что это заметил. Дёрганный какой-то. Оглядывался по сторонам периодически. Ареста ждал? Гончаренко даже выдохнул облегчённо, когда дядя Женя, напоследок пожелав ему удачи, торопливо попрощался и убежал по следующему переходу, к которому они подошли. Винт, было, бросился вслед, но был остановлен поводком.

Вместе с небольшой сумкой на колёсиках вхожу в терминал, где уже почти собрались все наши. Почти – потому что несколько человек подходят одновременно со мной. Вся дюжина в сборе.

– Ну, что, все? – оглядывает компанию Варданян, – пошли тогда. Привет.

– Здравствуйте, – говорю вместе со всеми.

Катим к терминалу, а через некоторое время мы на высоте нескольких километров над землёй. Летим на острова. Компания устроила нашему отделу корпоративный отдых, выкупив на три дня небольшой остров у побережья Африки в Индийском океане.

Мне досталось место с Серёгой, впереди без умолку тараторит Леночка, что-то про кремы, пигменты и загар.

– А знаешь, что такое пигмент? – спрашивает Марков и сам же отвечает, – свинья-милиционер. Pig-мент.

– С Ларисой так не шути, – предупреждаю его, – у неё муж в милиции.

– Да, не, нормально, я ему сама расскажу, – раздаётся весёлый голос за спиной. Оказывается, жена милиционера Лариса Никульшина сидит позади нас.

Смеёмся. На соседнем ряду Толик Чиркин открыл бутылку мартини и наливает напиток в пластиковый стакан своему невольному соседу – Яну Чеснокову. Толик старше нас всех, ему чуть за сорок, но он всё равно для всех Толик.

– Всё будет чики-поки, Ян, – уверяет Толик соседа, – это ж самолёт, тут все квасят.

Ян – противоположность Толика, маленького, чуть рыжеватого и какого-то неровного, что ли, любителя олдскульного блатного сленга. Чесноков – бывший профессиональный баскетболист, из-за травмы рано закончивший карьеру, высокий, мощный, немногословный. Он улыбается и берет стакан. Определённо, в ближайшее время им будет «чики-поки».

Самолёт садится в международном аэропорту на самом крупном острове архипелага, а на «свой» остров их на катере доставляет Джо – местный гид пиратского вида и широкого профиля.

Остров не сказать, что совсем уж мал – по периметру песчаные пляжи чередуются с невысокими скалистыми берегами, а вглубь уходят тропинки по заросшим густой зеленью склонам невысоких холмов. Вершину одного из них занимает наша база – двухэтажный особняк с зоной отдыха на крыше. На ближайшем пляже расположилось бунгало Джо и его помощника Альбера – худощавого парня лет двадцати. Рядом с обиталищем наших гидов можно взять сёрф, акваланг или ещё что-нибудь для активного отдыха. Для любителей же отдыха пассивного на границе пляжа круглосуточно открыт небольшой бар, альберова вотчина.

На вершине холма звучит гонг, означающий общий сбор. Когда все поднимаются на крышу особняка, я понимаю, точнее, все понимают, что находятся во сне.