Никого. На встроенном в рукав комбеза экране – три часа ночи, пульс 92 (решил по лестнице пробежаться), вероятность дождя 12 процентов. Отчёт Варданяну отправлен, теперь на крыше он может сидеть часов до четырёх, а то и до пяти – один небольшой сон он уж как-нибудь за полчаса отсмотрит.

Итак. Сегодняшний сон был значительно эмоциональнее, чем его предыдущая версия, до правки. Если расположить три просмотра на одной школе «принятия» сновидения, то получается, что два сновидения находились примерно на одном уровне – это первый просмотр вчерашней версии и сегодняшняя финальная. А вот второй вчерашний просмотр провисает. Если рассмотреть допущение, что это провисание – результат привыкания сознания, то его опровергает возрастание «принятия» финальной версии, которая практически ничем не отличается от остальных. Таким образом, логично прийти к выводу, что происходит деградация сновидения, заложенная случайно или сознательно в файл.

Если это происходит случайно… Хм, нет, не бьётся. Сновидения проходят множественные тестирования, да и официальная причина – привыкание мозга – не на пустом месте родилась. Значит, не случайно. Не баг.

Теперь следующая развилка. Неизбежное следствие, вроде как стирание носителей, которые раньше использовались, всякие плёнки-диски из музеев, или сознательное добавление. Фича. И первое утверждение быстро привело Романа в тупик – он чётко помнил, что самые ранние, первые его искусственные сновидения не деградировали. Расплата за сложность? Да тоже нет, ведь и сейчас выпускаются простые сновидения, которые тем не менее тоже деградируют. Таким образом, логическая цепочка оставляет один вывод – деградация – сознательно добавленное свойство синтетических снов.

Пожалуй, стоило поразмыслить, хорошо это или плохо. Но Роман заметил Адолат и поставил логические измышления на паузу.

– Привет, Ромул, – Набиева окончила истфак, поэтому не называет его бесячими прозвищами вроде Ромашки или Романеско, – медитируешь в одиночестве?

– Да так, на звёзды смотрю. Это вон там что – Юпитер или звезда какая-то?

– Без понятия. Это ты у Хорхе спроси.

«Хорхе. Егор что ли? – задумался Роман, – Он, вроде, любитель с телескопом повозиться. Но почему каждый раз новое прозвище?»

– Нет, Ром, ты давай мне без этого всего. Сидишь, смотришь в стену, бормочешь. Не хочешь, не говори, конечно, но только так прямо и скажи.

Гончаренко подумал было так прямо и сказать, но, рассудил, что не делает же чего-то запрещённого или незаконного. И выдал Адолат свои рассуждения. Та с ходу включилась в разбор:

– Смотри, у тебя есть допущения. Теоретически, раньше могли записывать файлы в другом формате. То есть могли пожертвовать стабильностью ради большего размера, например. Так бывает. Нам препод на истории вещей пример с телефонами приводил. Первые мобильные телефоны могли заряд недели две держать. Но чем больше шло их развитие, добавлялись функции, росли характеристики, тем меньше становилось время работы. В конце концов заряжать приходилось каждый день, а то и чаще. Но вообще, я с тобой согласна. Скорее всего деградацию специально добавили.

– Почему?

– Потому что и такое тоже уже бывало. Вот представь Китай. Китайцы ведь ужас сколько всего изобрели.

– Ну, в курсе. Компас, бумагу. Порох. Шёлк.

– Это только то, что все знают. А ведь ещё книгопечатанье, весло, колокол, пароварку, вилку, арбалет, лекарство от малярии, вентилятор, домну, воздушный змей, сейсмометр, чугун…

– А ты хорошо училась.

– А? Ага. Чтобы ты понял. Так вот, в прошлом веке Китай стал выпускать очень много всякой продукции по всему миру. И была эта продукция, в основном, отвратительного качества. «Китайский» стало синонимом плохого. Но мы же понимаем, что китайцы делать хорошо умеют. Но если бы они делали хорошо, как те же японцы, то у них возникла бы проблема с безработицей. А так все при деле, делают дешёвую одежду, плохие телефоны, заводы выпускают плохие машины, всё быстро ломается, поэтому нужно делать ещё. Всё дёшево, поэтому покупатели есть. Понимаешь, о чем я?

– Деградация снов нужна нам, чтобы было чем заняться.

– Точно. И ничего криминального в этом нет. Законы экономики. Проверенные историей.

– Теперь ясно. Спасибо тебе. А теперь пойдём вздремнём?

– Эй, а на звёзды кто за нас смотреть будет?!

– К снижению готов!

– Приступайте, командор!

Индевор врезается в плотную атмосферу планеты. Снижаюсь на пару десятков километров, затем стабилизирую курс.

– База, запрашиваю анализ.

– Принято, командор.

Держусь на постоянной высоте. Как бы ни хотелось быстрее очутиться на поверхности, видимость такова, что скорее её можно назвать невидимостью – сплошная облачность без намёков на просвет. Спустя две минуты из динамика доносится голос диспетчера:

– Индевор, приём! Судя по анализу атмосферы, поверхность ожидается твёрдая, неровная, возможны горы высотой до 10-15 километров, вулканическая деятельность. Спуск по Протоколу 6.

– Принято, база.

Начинаю спуск по Протоколу 7. Всё же я знаю свой корабль лучше. Снижаюсь до 20 километров, разворачиваю верный Индевор, врубаю торможение. Атмосфера развеивается. Отключаю экранирование. Поверхность планеты действительно гористая, но мой корабль кружит над долиной.

– База, запрашиваю анализ.

Я, наверно, самый дотошный изыскатель из всех. Но мне не нравится идти вслепую. А база, анализируя данные, выдаёт мне основные сведения о моём пути. Мне очень важно довести спуск до конца.

– Индевор, приём. Температура 42 градуса. Атмосфера не пригодна для дыхания – на две трети метан, на треть диоксид углерода. Плотность пол-атмосферы. Ветер 26 метров в секунду.

– Спасибо, база. Снижаюсь. Отбой.

Выбираю плоский камень на ровной поверхности, помня истории старых изыскателей про жидкий песок, и сажаю корабль.

– База, мы выходим.

Мы? Почему я сказал «мы»?

– Ю-ху! – раздаётся в наушниках. Я и забыл, что у нас один канал. Я вообще настолько увлёкся навигацией, что забыл про напарника.

Выбираюсь из корабля первым, как и положено. Поверхность гладкая, рисунок… периодически повторяется, чего не бывает у природных минералов. Остатки цивилизации? Адолат тоже спрыгивает на камень. Смотрит удивлённо. Её первый спуск.

– База, запрашиваю анализ.

– Командор, в районе корабля температура на полградуса выше ожидаемой. Наблюдается ритмичное пульсирование под грунтом. Рекомендация: смена локации или подъём, дополнительный удалённый анализ.

– Адолат, на борт, – строго говорю я, – мы поднимаемся.

– Так быстро?

– Не обсуждается.

Напарник послушно, хоть и неохотно, поднимается на борт Индевора. Но когда последовать за ней собираюсь я, поверхность под ногами приходит в движение. То, что мы приняли за плоский камень, теперь стоит почти вертикально, а я и корабль отброшены метров на десять от него на песок. Не жидкий, обычный, сыпучий. «Камень» поднимается выше, и становится видно, что это щиток на спине огромного животного, по форме похожего на садового слизня. Зависнув на мгновение, каменный слизень ныряет в песок, образуя огромную воронку, в которую я тут же начинаю сползать. До Индевора не добраться. Да и смысла нет – он тоже ползёт вниз. Разворачиваюсь и бегу что есть мочи от центра воронки. Мне не успеть.

– Индевор, взлёт!

Корабль прочихался соплами и на боку ползёт по песку, но через пару мгновений всё же ловит устойчивое положение и взмывает в воздух. Я продолжаю бежать, но склон с каждой секундой всё круче. Ноги безнадёжно вязнут в песке. Я падаю вниз.

Просыпаюсь. Кажется, я упал на подлетевший снизу корабль? Не успел запомнить. Тайком оглядываю кабинет. Ребята напротив спят, рядом со мной тоже, только пара кресел пусты, Варданян увлечённо пялится в смартфон. Вот и славно, никто не догадается, что я видел на работе естественный сон.