Рука феи спустилась с плеча короля на грудь, и там, где пробежали ее пальцы, норлунг почувствовал пробирающий до самого дна души холод. Дыхание Львиного Зева пресеклось на несколько мгновений. Он больше не ощущал реального мира. Жизнь и смерть сосредоточились для него в кольце белых прозрачных рук, которые скользили по его телу и наконец добрались до пояса. Дольше переносить близость и в то же время отгороженность этого зыбкого неземного существа стало невозможно. Королева фей потянула на себя тяжелый ремень Арвена, ее тонкие пальцы взялись в темноте за рукоятку меча…

И тут адский вопль сотряс небо и землю Эйра. Чаша на клинке, до половины выдернутом феей из ножен, вспыхнула ярким, рыжим, как костер, пламенем. Оно осветило не только тихую поляну, но и все ближайшие холмы. В неподдельном ужасе духи взвились в поднебесье. Львиный Зев схватился за меч, обжег ладонь и мигом пришел в себя.

— Значит, тебя зовут Берил, ночная бестия? — его сильная рука вцепилась в ее невесомые косы. — Мне нужно к Хороводу Великанов.

В косых глазах феи мелькнул ужас, и она отрицательно затрясла головой, пытаясь вырваться.

— Проводи меня туда, — продолжал Арвен, еще крепче наматывая ее тонкие волосы себе на кулак. — Иначе я коснусь этим клинком твоего тела.

Фея заметалась еще сильнее, но, поняв, что ускользнуть ей не удастся, склонилась к ногам норлунга.

— Хорошо, господин Чаши, — еле слышно произнесла она. — Но помни, что ты сам об этом попросил. Прекрасная Берил предлагала тебе жить без забот и страданий с феями, ты же выбираешь смерть.

— Смерть — основа жизни, — мрачно хмыкнул норлунг. — Идем.

Он бесцеремонно подхватил фею подмышку и понес ее через кусты дрока к своей лошади. Вслед королеве несся жалобный плач покинутых духов. Они звали свою сестру и повелительницу, проклиная жестокость смертного и его грубый мир.

Холмы чередовались с болотами, болота с пустошами. Порой из-под земли до норлунга долетал слабый угрожающий гул. Фея ехала впереди на такой же, как она сама, полупрозрачной лошадке ростом не больше крупной охотничьей собаки. При свете дня Берил вовсе не была такой уж прекрасной, король видел хрупкие плечи, покрытые плащом из зеленоватой, точно лягушачьей кожи, и бледное золото волос, свивавшихся сзади жидкими косами. Он не хотел, чтобы фея поворачивала к нему свое лицо. Его охватывало равнодушное оцепенение, из которого, впрочем, Львиный Зев готов был выйти в любую минуту, если б Берил, склонная, как все духи, к обману, попыталась что-нибудь выкинуть.

Но она лишь время от времени наклонялась с седла и шептала что-то высокой рыжей траве, если гул из-под земли становился слишком громок. И тогда звук на время затихал, чтобы потом снова начать расти и перекатываться под копытами коней. Казалось, королева фей пыталась успокоить своих подданных, но они не прекращали грустных угрожающих стенаний под холмами.

Ближе к вечеру сухие кусты вереска кончились. Глазам короля предстала абсолютно голая равнина. Лишь неглубокие бугорки снега белели среди мертвой травы. В середине долины на насыпном холме возвышался величественный кромлех из черных плоских камней, образующих круг. Сверху на стоящих монолитах покоились другие мощные блоки. Создавалось впечатление, что огромные окаменевшие гиганты навечно застыли в хороводе, положив друг другу руки на плечи.

У Арвена перехватило дыхание.

— Это все, смертный, — вздохнула фея, — что я могу для тебя сделать, — она бросила на норлунга взгляд, полный затопляющей душу печали, и исчезла в воздухе прежде, чем Львиный Зев успел что-то сказать.

Постояв немного на холме и полюбовавшись мрачной величественностью места, которое должно было стать его могилой, Арвен поехал вперед. Он думал о том, как обманчива тишина, царящая сейчас вокруг него. Быть может, в этот миг далеко на севере фейры сошлись в смертельной схватке с остатками армии Горма. Гэльские рыцари едва сдерживают нападения людей с жидкой рыбьей кровью из Похьюлы. Акситания и Орней, соединившись в последних братских объятиях и подкрепленные остатками армии Беота, отбивают новые нападения фаррадцев.

Львиный Зев очень ясно представил себе картины битв, разворачивавшихся за недели пути от Хоровода Великанов. Ему казалось, что он слышит лязг оружия, крики умирающих и стоны раненых. Жертвы безнадежной, вечной войны, которая не прекратится, если король не войдет в каменный круг и не выйдет оттуда живым.

Небо над кромлехом было серым. Казалось, сюда не долетало даже дуновение ветра. Камни источали глухую угрозу. Король спешился. По дороге к Хороводу он никого не встретил. А ведь Аль-Хазрад говорил, что жрецы всех лунных народов соберутся здесь, чтобы увидеть битву Арвена с Хозяином Луны. Их отсутствие настораживало, но не пугало.

Постояв немного у подножия холма и как бы ожидая кого-то, норлунг стал подниматься вверх по камням. Внутри самого кромлеха тени лежали еще гуще. Он казался пуст и давно заброшен. Некоторые из верхних перекладин рухнули на землю и раскололись, другие сдвинулись со своих мест и грозили упасть при первом толчке. Что это были за толчки? Какая сила могла скинуть такие тяжелые блоки? Арвен не знал, однако ему показалось, что когда-то здесь уже была страшная битва. Многие глыбы выглядели будто изрубленные огромным мечом.

Арвен взобрался на гребень холма и двинулся прямо в центр кромлеха. Ровно посередине возлежал длинный плоский камень, отдаленно напоминавший алтарь. Он был неровно отесан и сильно выщерблен, но на нем еще можно было разобрать четыре расходящиеся к разным сторонам бороздки для стока крови, а по центру стертый временем знак, который Арвен никогда в жизни не видел, но который инстинктивно назвал для себя «мертвой головой». Это действительно была отрезанная голова с клыкастой пастью, высунутым языком и выпученными глазами. Вместо волос на ней вились змеи. Неизвестно откуда Арвен знал, что мертвая голова — символ Луны, и что к этому страшному знаку простому смертному лучше не прикасаться.

Но в том-то и крылась беда, что Львиный Зев больше не сознавал себя простым смертным. Он им никогда и не был, однако понимание этого пришло совсем недавно. Арвен даже не помнил, когда именно. После близости с Астин? Или после мнимой смерти в лабиринте под Анконной? Его брак свершился, и посвящение было получено. Однако сознание этого вовсе не наполняло короля гордостью. Знание — горькое, как глоток старого вина, давно превратившегося в уксус, — стало его уделом. Вину надо было предать новый вкус — свой при каждом повороте круга.

Поэтому Арвен, недолго раздумывая, подошел к алтарю и со всей силы стукнул по мертвой голове рукояткой меча. Словно стучался в закрытую дверь. В ответ на этот стук, где-то далеко, в серовато-розовом вечернем небе раздался раскат грома. Будто кто-то невидимый рвал свод небес пополам. Так повторилось три раза, затем с быстро потемневшей высоты на алтарь стек бесформенный сгусток мрака. Студенистый, как кисель, он задвигался, зашипел и потянулся к Арвену. В его глубине появилось расплывчатое, все время менявшееся лицо, не узнать которое, однако, было трудно — оно в точности повторяло мертвую голову на камне. Только змеи-щупальца шевелились, а огромный высунутый язык двигался, жадно облизывая губы.

— Ты звал меня? — чудовище умело говорить.

— Это ты звал меня, — парировал Арвен. — Мне лично нет до тебя никакого дела. Сидел бы себе на той стороне луны. Так нет же, тебе понадобилось будить фейров и остальную нечисть. Ты же знаешь, что их жизнь в этом круге идет на убыль, им время уходить.

— В этом круге, — подтвердил Хозяин Луны. — А в следующем? Мы пришли сюда, чтобы поговорить о следующем, смертный. За этот круг времени рассчитался святой Бран в самом его начале.

— Почему же ты сразу не позвал меня? — спросил король, направляя меч в лицо своего врага. — Зачем понадобился весь этот год? И такие жертвы?

— Гаввах, — отозвался Хозяин Луны. — Пища. Чем больше пролито жертвенной крови, тем я сильнее и тем скорее отомкну врата для моих собратьев! «Могильщики» хорошо знали это. Ты явился сюда после года скитаний, — продолжал Враг. — А мое могущество возросло до пределов возможного. Попробуем теперь продолжить наш спор.