— Если они хотят, чтобы я им как следует позвонил, — хмыкнул горбун, забравшись на колокольню и поплевав на руки, — я им с великим удовольствием позвоню. Мне не жалко.

И над Парижем поплыл лихорадочный перезвон колоколов, тон которым задавал большой, басовитый колокол. Генрих Гиз, услышав набат, перекрестился:

— Все готовы? Двинулись!

По его личной просьбе, герцогу отдали один из самых ответственных участков Парижа — район улицы Засохшего дерева.

— Голос отца зовет меня к мести, — нетерпеливо приговаривал герцог. — Растоптанное сердце любимой кричит о том, что настала пора расквитаться.

Вскоре улицы, находящиеся рядом с улицей Засохшего дерева — Тиршак, Этьен, Бертен-Пуаре и другие, — заполнили толпы вооруженных людей. К ним присоединились и правоверные католики из числа парижских обывателей. У каждого на головном уборе красовался белый бант, а на руке — белая повязка. Бряцание пик, мушкетов и шпаг, топот коней и громкие крики, соленые шутки и сочная брань возбуждали толпу. Темнота будила животные страсти. Коптящее пламя факелов лихорадило воображение. Крепкие напитки кружили головы. Ведь набат загудел как раз в конце субботы.

— Бей гугенотов! — катилось в ночи.

— Заколем адмирала его собственной зубочисткой! — изрыгали ощеренные рты.

— Он ответит нам за все!

— У него кучи денег и золота!

Кольцо факелов сомкнулось вокруг дома адмирала. Немногочисленную охрану быстро прикончили. Разделавшись с ней, пустили в ход колья и дубинки. Под мощными ударами затрещали прочные двери.

— Помните, ребята, — напутствовал своих орлов герцог, красиво восседающий на белом коне, — адмирал не должен уйти. Я хочу увидеть его труп. И тогда город ваш. Тогда вы можете убивать всех и брать все. Любая вещь, которую вы увидите в этом доме и во всех остальных, ваша. Весь Париж ваш! Смелее, бесстрашные!

Раны, которые все еще мучали адмирала, не давали ему спать. Процессия лишь приближалась к дому, когда адмирал очнулся от полудремы и попросил узнать, что происходит на улице. Ему доложили не очень внятно и крайне испуганно.

— Помолимся, — сказал адмирал, поднимаясь с кровати.

Его хотели уложить обратно.

— Кажется, я вскоре належусь вдосталь, — возразил он и попросил помочь ему одеться.

Через стекло балконной двери хорошо просматривался двор, освещенный многочисленными факелами. Вооруженная толпа ревела и кричала. Грохот внизу подсказал, что начали выламывать двери. В центре двора на белом коне выделялась стройная фигура Генриха Гиза.

— Откройте балкон, — приказал адмирал.

В спальне повеяло ночной свежестью.

— Герцог! — выйдя на балкон, крикнул адмирал. — Что вы хотите?

Во дворе сделалось несколько тише.

— А! Это вы, адмирал! — узнал его Генрих Гиз. — Как ваше здоровье? Что же вы столь невежливо встречаете гостей, господин Гаспар де Колиньи? Нам приходится, беспокоясь о ваших ранах, пробиваться в дом чуть ли не силой.

— Послушайте, герцог, — сказал адмирал, — клянусь перед всевышним господом богом, что я не причастен к смерти вашего отца, мужественного Франсуа де Гиза.

— А к женитьбе принцессы Маргариты вы тоже не имеете отношения?! — крикнул герцог.

— Абсолютно никакого, — подтвердил адмирал.

Ему сделалось нехорошо. Слабость от ран, большой потери крови и чрезмерного напряжения подкосила силы бывалого воина. Но он превозмог себя и спокойно положил забинтованную руку на парапет балкона.

— Вы берете на себя слишком большой грех, герцог, — сказал он. — Мой друг король не одобрит ваших действий.

— Ваш друг король! — воскликнул герцог. — Прикидываясь другом короля, вы обманули его. Но король, благодарение господу, своевременно раскусил ваши козни. И прислал меня сюда.

— Вы лжете! — гневно ответил старик.

— Сейчас мои люди доберутся до вашего логова, и вы кое во что поверите, — пообещал герцог.

Вернувшись к кровати, адмирал устало улегся в нее. На закинутом лице резко обозначились скулы. Седая борода сбилась в сторону.

Двери внизу уже выломали и теперь приступом брали лестницу. Слышались грохот, ругань и звон стали.

— Нам не сдержать их, — доложили адмиралу. — Сейчас они будут здесь.

— Уходите, — приподнял он здоровую руку, — оставьте меня и спасайтесь через крышу. Вы сделали все, что могли. Я от души благодарю вас за верную службу и благословляю. Уходите.

Когда люди герцога ворвались в спальню, адмирал, превозмогая слабость, поднялся с кровати. Он хотел, как подобает воину, встретить смерть стоя.

Первый же удар сбил адмирала с ног. Его добивали лежащего на полу шпагами и кольями. Теми кольями, которыми только что выламывали дверь.

— Как там, ребята?! — кричал во дворе Генрих Гиз.

— Готово, ваша светлость! — отвечали ему.

— Давайте его сюда!

Бездыханное тело проволокли за ноги к балкону и швырнули через ограду.

Тело адмирала глухо ударилось о землю. Герцог в нетерпении спрыгнул с коня и подбежал к поверженному врагу.

— Осветите ему лицо! — приказал он.

Факелы, треща, опустились к земле. Услужливая рука полой адмиральского плаща стерла с лица кровь.

— Свершилось! — выпрямился герцог, гордо ставя ногу на бездыханное тело. — Зло всегда находит свой достойный конец. Благодарю тебя, господи, что ты покарал негодяя.

Легко вскочив в седло, герцог крикнул:

— Тело адмирала сберечь! Я должен показать его королю. В особняке долго не задерживаться! Вперед, мои отважные воины! Вас ждет множество других богатых домов. За мной! Самое трудное вы сделали. Завершим с честью то, что мы столь славно начали. Смерть гугенотам! Да здравствует святая католическая вера! Да здравствует месса!

Подковы коня, ударив в камень, высекли искры. Копыта простучали по направлению к воротам. Вслед за своим вождем, хищно горланя, хлынула толпа тех, кому не досталась пожива в особняке адмирала.

— Бей гугенотов! — изрыгали глотки.

За воротами люди разбивались на небольшие группы, у каждой из которых здесь же находился командир. Одну из таких групп, в которую вошли три солдата из королевской гвардии и разносчик оливкового масла, возглавил капитан Жерар де Жийю.

— Слушай мою команду! — гаркнул он. — Не упускать друг друга из вида. Раненых добивать. Не щадить ни женщин, ни стариков, ни детей. Таков приказ! И помните: сам господь бог благословляет вас на святое дело.

Первый дом, в который ворвалась четверка во главе со своим предводителем, долго их не задержал. Двое пожилых людей в нижнем белье с ужасом жались в скромной спаленке у стены. Мужчина держал в дрожащей руке подсвечник. Другой рукой он обнимал прильнувшую к нему женщину. Одна босая нога у женщины стояла на другой.

— Что вам угодно, господа? — хрипло проговорил мужчина. — По какому праву...

— Это дом мясника Руже? — спросил капитан.

— Да, вы имеете честь разговаривать с хозяином. Но что вам угодно в столь поздний час, господа? И какое вы имеете право...

— Мы явились к вам, чтобы узнать: ходите ли вы к мессе, — сказал длинный разносчик оливкового масла.

— Какое вы имеете право, господа? Вы очень напугали мою жену... Мы вольны самостоятельно решать... Сегодня даже сам король...

— Ты еще смеешь ссылаться на короля, негодяй?! — воскликнул капитан. — Король послал меня, мясник, чтобы я объяснил тебе то, чего ты до сих пор не понял.

И в руке капитана сверкнула сталь.

— Ребята! — крикнул он. — Совершив кару, всех выкидывайте на улицу, никого не оставляйте в доме. В окна их, живо!

Солдаты ударом сапог распахнули окно, вышвырнули трупы супругов на улицу.

Капитан достал из кармана бумажку, заглянул в нее.

— Кончай копаться в барахле! Здесь жирно не разживетесь. Один факельщик вперед, второй — сзади. Двинулись!

Через два часа узлы у солдат сделались такими огромными, что, копаясь в новых сундуках, им приходилось все больше ограничивать себя. Немало довелось им за свою жизнь повоевать и пограбить, но с такой легкой поживой они встретились впервые. Сонные жильцы что курята. Им режут глотки, а они лишь таращат глаза, испуганно кудахчут да хлопают крыльями.