— Анж... — прохрипел он, схватив последний глоток воздуха.

Костер с умертвленным на столбе еретиком разгорался долго и нехотя. Сырые дрова шипели и потрескивали. Озябший народ растекался в окружающие площадь улочки, обсуждая подробности казни. Над Парижем заунывно гудели колокола. Столб дыма завивался кольцами над крышей ратуши. А снег с низкого неба продолжал падать и падать, укрывая тихую столицу мира.

Горбатый звонарь на колокольне Сен-Жермен-л’Оксерруа лихо бил в колокола.

Он больше любил похороны и казни, чем рождения и свадьбы. Заупокойный перезвон у него нередко звучал значительно веселей, чем радостный благовест.

С колокольни сквозь прозрачный саван падающего снега открывался зимний Париж. Черная Сена и белые крыши домов, черные улицы с белыми полосами невытоптанного снега.

Следы колес и ног недолго держатся на сыром парижском снегу. Но на чем они держатся долго?

Костер на Гревской площади постепенно догорел. Столб внутри него рухнул, взметнув к небу стаю искр. Снег вокруг костра растаял. Народ разошелся.

Лишь два человека не спешили уходить с площади — мужчина и женщина. Они стояли на коленях и, кланяясь костру, истово молились.

— Господи, — страстно шептал Базиль, — прости его, грешного, прими в лоно свое, упокой его мятежную душу.

А молитва, которую возносила к небесам Анжелика, звучала по-латыни. То была даже не молитва, то было заклинание. То были слова, которые столько раз повторял Жоффруа. Слова, которые теперь вместо него произносила Анжелика.

— Feci quod potui, faciant meliora potentes, — шептали ее уста.

Что в переводе на французский язык и на все другие языки мира означает: «Я сделал все, что мог, И пусть, кто может, сделает лучше».

Что было потом?

Только тем мы и живы, что не перестанем страдать от любопытства: а что потом?

Но в самом деле, что же было потом?

Ничего особенно примечательного.

Снег, который шел в Париже во время казни Жоффруа Валле 9 февраля 1574 года, на другой день растаял. Ветер с юга принес теплый воздух, и с черепичных крыш хлынули потоки воды.

Следы, что оставили колеса повозки, запряженной неторопливым осликом, исчезли. Как исчезли и все остальные следы того дня — и ослика, и палачей, и многочисленных зевак, и босого Жоффруа Валле.

На месте костра, что горел на Гревской площади, осталась кучка пепла. Пепел долго хранит тепло. Горстку теплого пепла Анжелика положила в кожаный мешочек из-под бриллианта. И повесила мешочек себе на грудь.

За городской стеной, в дорогом для нее месте, где росли вечнозеленые кусты верещатника, Анжелика закопала мешочек в земле, рядом с камнем, похожим на спящего льва. Базиль хотел пойти вместе с Анжеликой, чтобы помочь закопать мешочек. Но Анжелика сказала, что сделает это сама.

Всю дорогу к камню, который был свидетелем их счастья, Анжелика ощущала, как мешочек греет ей грудь. И ей казалось, что тепло исходит от Жоффруа Валле. Она шла и не вытирала слез. Слезы стекали по ее щекам, и на губах оставался горьковато-соленый привкус.

— Я люблю тебя, Жоффруа, — шептала Анжелика солеными губами. — Я люблю тебя. Я люблю...

Спящий лев, приоткрыв один глаз, видел, как Анжелика копала ямку и целовала мешочек. Видел, как она опустила мешочек в ямку и целовала земляной холмик. Каменный лев был великодушным зверем, он ни единым движением не выдал своего присутствия.

С тех пор каждый день приходила Анжелика к каменному льву. Вместе с ней приходил сюда и Базиль Пьер Ксавье Флоко.

А в стране по-прежнему, как и раньше, ничего не менялось. Не прошло и четырех месяцев после гибели Жоффруа Валле, как в своей постели тихо скончался король Франции Карл IX. Его мать, Екатерина Медичи, искренне горевала над гробом сына, ибо французский престол оказался в довольно шатком положении. Однако горевала Екатерина недолго. Ее любимый сын Генрих, который стал королем Польши, узнав о смерти брата, тайно улизнул из Кракова и через Ломбардию вернулся во Францию.

— Мама, я здесь, — сказал блудный сын.

Мама проявила бурную энергию и помогла ему стать королем Франции. И великая Франция под водительством новоиспеченного короля Генриха III ударилась в кутеж и веселье. Если при предыдущем короле, Карле IX, который с детства не умел улыбаться, в Лувре были строго-настрого запрещены улыбки, то теперь, наоборот, брали под подозрение каждого хмурого подданного.

— Ваше величество, — говорила королю его супруга Луиза Вондемон, происходящая из старинного лотарингского дома, родственного могущественным Гизам, — простите меня, но ваши ночные увеселения переходят всякие границы приличия.

— Всякие?! — хохотал Генрих III. — Вы, моя божественная, никогда ничего не поймете.

Красавец Генрих Гиз, бывший возлюбленный принцессы Маргариты Валуа, попытался вступиться за честь своей родственницы Луизы Вондемон и был тут же убит. Заодно на всякий случай прикончили и его брата, кардинала Лотарингского.

Генрих III от души веселился, а его матушка, Екатерина Медичи, благополучно правила страной. Между матерью и любимым сыном не возникало никаких разногласий, вплоть до пользования ключами от потайных ходов. Раз мама хочет ими безраздельно пользоваться, решил король, пусть себе на здоровье и пользуется.

Религиозные страсти во время Генриха III, увы, так и не улеглись. Разбитые в пух и прах, гугеноты вновь набрались сил и активно завоевывали все больше и больше сторонников. Вопрос о том, превращаются ли в руках священника хлеб и вино во время мессы в тело и кровь Христа, вновь взволновал умы.

Религиозные распри, голод и болезни вконец истощили страну. А король веселился.

За что и пострадал.

1 августа 1589 года монах-доминиканец Жак Клеман вонзил под ребро короля кинжал. Попытки врачей спасти монарха не увенчались успехом. На другой день Генрих III испустил дух. Чем благополучно и завершил славную, но под конец совершенно бездетную династию Валуа. У сыновей Екатерины Медичи не родилось в браке ни одного ребенка. Вследствие чего власть Екатерины кончилась. Что вскоре привело гордую флорентийку к смерти.

А освободившийся престол до предела распалил страсти жаждущих претендентов.

— Кто станет королем Франции? — задавали вопрос монархи всего просвещенного человечества.

— Я! — на всю Европу возвестил Генрих Наваррский.

— Позвольте, — сказали ему, — но после того как во время Варфоломеевской ночи вы перекинулись к католикам, кое-что изменилось. К настоящему моменту вы, как известно, вновь успели сделаться гугенотом.

— Париж стоит мессы! — произнес свою коронную фразу Генрих Наваррский и, в какой уже раз приняв католичество, отправился усаживаться на французский престол.

И уселся.

Наследство новому королю Генриху IV Бурбону досталось не из самых блестящих. Последний любвеобильный Валуа довел Францию до такого состояния, что на нее было жалко смотреть. Голод и болезни косили парижан.

В довольно короткое время Генрих IV сумел победить голод и сделался самым популярным королем Франции. Недаром французы семнадцать раз покушались на жизнь своего любимого монарха. Семнадцать! Таким количеством покушений не мог похвастать ни один король мира. И семнадцать раз Генрих IV благополучно избегал смерти. На восемнадцатый ему не повезло. В 1610 году ревностный католик Равальяк все-таки прикончил первого французского короля из династии Бурбонов. Но у Генриха Бурбона оказался сын Людовик, который унаследовал от папы трон. И дела в королевстве пошли своим законным порядком.

Кстати, наследника престола Генриху IV родила вовсе не красавица Маргарита. Став королем Франции, Генрих IV подыскал себе более подходящую жену. А с Маргаритой папа Клемент VIII развел его без особых хлопот. Оставив тем самым красавицу Маргариту до конца ее дней пребывать в гордом и счастливом одиночестве.