— Как не сыскаться, — кивнул Михаил Алексеевич, — я еще вчера отправил к Анастасии Дмитриевне гонца, уже добрался, наверное.

— Ага! — торжествующе возопил дед. — Так я и думал, что колдун мальчишку сюда попер. Да где эта Рожа? Заперли в погребе? Уж я его!

— Отбыл ночью. А куда — того я не ведаю.

Дед посмотрел на него внимательно и пытливо.

— Отбыл, стало быть? Не знаешь, значится? Ну-ну-ну, — он покачал недоверчиво головой, но дальше пытать не стал, пошел в дом, распахиваясь на ходу.

Тут и отец вернулся от конюшен, похвалил Михаила Алексеевича и велел всем не топтаться на улице и идти наконец в тепло.

Изабелла Наумовна, бледная, притихшая, сидела на диване с книжкой, в ногах у Андре.

Отец при виде этой картины так резко остановился, что Саша налетела на его спину.

— Это еще что? — спросил он, нахмурившись. — Откуда в твоем доме этот мальчик, Саша?

— Канцлеровский щенок, — закричал дед из другой комнаты, — нашлась пропажа!

У Андре стало такое испуганное лицо, будто он вот-вот расплачется.

В тот же миг как из-под земли выросла Марфа Марьяновна, бдительная наседка, обняла мальчика за плечи и повела в комнатку, которую вот уже несколько дней делила с ним.

— Ишь, — донеслось до Саши ее ворчание, похожее на гудение пчелиного роя, — разорались! Не в лесу, чай…

— Кто мне объяснит, что здесь происходит? — требовательно произнес отец, впиваясь в Сашу черными беспокойными глазами. — Откуда здесь Андре Краузе?

— Боюсь, что это моя вина, — выступил вперед Михаил Алексеевич, — Драго Ружа доставил ребенка ко мне.

— Что значит — к тебе? Для чего? Ты разве чудотворец? Всей столице известно, что наследник канцлера при смерти!

Саша молчала, не зная, как объясниться.

Рассказать отцу всю правду про Михаила Алексеевича значило поставить крест на их венчании.

Это дед повидал за долгую жизнь столь многое, что не больно-то его удивили обстоятельства старика лекаря, нежданно-негаданно получившего вторую молодость. Но вот отец — отец никогда бы не понял и не принял бы столь сомнительного жениха.

Осознавал ли это Михаил Алексеевич?

Она опасалась, что его природная честность не позволит ему сейчас солгать.

И что тогда?

Бежать из отчего дома и венчаться тайно?

— Это я подкупил колдуна и попросил привезти сюда мальчишку, — вдруг заявил дед, вырастая на пороге. Он жевал ароматную плюшку и запивал простоквашей. — Ну а что! Чистый воздух, лес, парное молоко. Сашу нашу выходили на просторе, и щенку канцлерову деревня на пользу пошла. Совсем заморили мальчишку черным колдовством в Грозовой башне.

— Отец! — возмутился папа. — Что за вздорная выходка!

— Уж Карлуша бы побегал туда-сюда в поисках единственного наследника, да жаль — подох раньше времени, — дед пожал плечами и вернулся в столовую. — Груня, — донесся его голос, — ставь самовар!

— Ушам не верю, — выдохнул папа, упал на диван рядом с молчаливой Изабеллой Наумовной, — только наш старик мог додуматься прислать в усадьбу зловещего колдуна с украденным ребенком, и все — лишь бы напакостить канцлеру! Где, к слову, этот колдун?

— Так ушел нынче ночью, — ответил Михаил Алексеевич коротко.

Папа посмотрел на него раздраженно.

— А ты, стало быть, выгораживать старого атамана взялся? Ко мне, говорит, Ружа этот ребенка доставил, — передразнил он. — Спелись, голубчики!

Саша сделала страшные глаза, молча призывая Михаила Алексеевича соглашаться и не спорить.

Тот посмотрел на нее с сомнением, но подчинился, коротко поклонился:

— Виноват.

Ну все, теперь до конца дней станет терзаться этим обманом, вот уж лишняя совесть — лишние хлопоты.

— Только я действительно травник, — все же не удержался Михаил Алексеевич от признания. — Матушка научила. И Андре получилось немного помочь… А Василий Никифорович позволил открыть лечебницу для крестьян при усадьбе, — быстро добавил он.

Саша закусила губу, чтобы не расхохотаться. Кто о чем, а вшивый о бане!

Папа равнодушно отмахнулся.

— Травник, и хорошо, — зевнул он, — главное, не воруй у меня, как Мелехов.

— Как ваша охота, Александр Васильевич? — слабым голосом спросила Изабелла Наумовна. — Удалась?

— Пустое, — поморщился папа, — крутят некоторые хвостом, а потом сватов ждут. А я никогда ни на ком не женюсь! — закричал он громко в сторону распахнутых дверей в столовую.

— И не женись, — столь же громко заорал оттуда дед. — У меня, чай, внучка есть! Не оставит старика без наследников!

— Сашу мою не трожь, — осерчал отец, а Саша зажмурилась лишь, увидев решимость на лице Михаила Алексеевича.

Он шагнул вперед, вдохнул напоследок полной грудью и отчетливо объявил:

— Александр Васильевич, родни у меня нет, сватов прислать я не могу, поэтому прошу сам. Позвольте мне обвенчаться с вашей дочерью.

Саша Александровна стояла за спиной Александра Васильевича, так плотно зажмурясь, как и перед чертом не жмурилась.

Изабелла Наумовна выпрямилась, будто шпагу проглотила.

Из столовой послышался какой-то грохот, и старый атаман немедленно вырос на пороге.

А Александр Васильевич…

Александр Васильевич распахнул было рот, пораженный столь неслыханной наглостью, а потом схватился бездумно за шпагу у бедра, начал подниматься, да только Василий Никифорович с проворностью, которой позавидовал бы молодой уж, встал меж ними.

— Так я и буду твоим сватом, брат, — объявил он Михаилу Алексеевичу, — слышь, Сашка, у нас петух — у вас курочка!

— Отец, ты-то куда? — прорычал Александр Васильевич свирепо. — Что это за шутки такие?

— Да ты оцени, какой жених, — принялся расхваливать свой товар старый атаман. — Бедный, зато честный. Безродный, зато лекарь. И Саша при нем вон какая смирная, только глянь на девку!

Тут все посмотрели на Сашу Александровну, которая уже открыла глаза, да только все одно ни мертва ни жива стояла.

— Саша? — растерялся Александр Васильевич. — Уж не сговорилась ли ты с этим человеком? Что же ты, с ума сошла — он же без роду и племени! Чужак, пришедший в наш дом по рекомендациям!

— А ты, Сашка, сам балбес, — ехидно ввернул Василий Никифорович, — отправил молодую девицу в глухую деревню с этим добрым малым и надеялся, что обойдется!

Тут Саша Александровна ожила, наклонилась над диваном и невероятно шустро выхватила шпагу из ножен отца. Прыгнула к сеням, выбросила ее на улицу и обернулась, прижавшись спиной к дверям.

— Только попробуй, — произнесла она яростно, бледная, решительная, — хоть пальцем попробуй! Отрекусь, вот клянусь вам всем, отрекусь!

Гранин залюбовался ею — ох и бурлива лядовская кровь, ох и горяча.

Александр Васильевич побагровел, медленно, как разбуженный медведь, поднялся на ноги, попытался сдвинуть с дороги старого атамана, слепой от бешенства и втрое сильнее обычного.

— Убью! — глаза его побелели, стали дикими, на губах даже пена выступила. — Убью паскуду!

Он двигался на Гранина, свирепея и свирепея, но Василий Никифорович оттолкнул его, рявкнул громогласно:

— Вот по уху дам!

Изабелла Наумовна закатила глаза и распласталась по дивану в полубесчувственном состоянии.

Гранин мягко коснулся плеча старого атамана, улыбнулся ему, надеясь успокоить, Василий Никифорович фыркнул — во дурак, — но отступил в сторону. А Гранин шагнул к Александру Васильевичу, близко, на расстояние удара, и прямо взглянул ему в глаза.

После минувшей ночи он теперь ничего на свете не боялся.

Снизошедшая на него благодать еще кутала защитным коконом, дарила покой и непоколебимую уверенность, что отныне он в праве своем.

Саша Александровна принадлежит ему, как и он — ей. А все остальное лишь пустые помехи.

— Александр Васильевич, — сказал он тихо, — я обещаю вам, что буду хранить жизнь вашей дочери пуще собственной. Все время, отпущенное мне, я посвящу неустанным заботам о ее счастье и благополучии.