Ани нашла в деревне нескольких крестьянок-мастериц и усадила их за вышивку.

Марфа Марьяновна заставила его поменять шпалеры на более веселые и заново покрыть паркет медным купоросом.

А еще она извела Ани, требуя новые портьеры, но модистка осталась непреклонна: ей бы жениха и невесту успеть нарядить.

Александр Васильевич по какой-то причине тоже безвылазно торчал в усадьбе, и Саша Александровна писала, что ее удивляет этакая приверженность деревенской глуши. Прежде папа покидал столицу только для того, чтобы уехать на заставы.

Она преодолела стойкую неприязнь к буквам и строчила длинные послания, описывая все подробности своего путешествия.

Разбуди Гранина среди ночи — и он бы в точности назвал клички всех лошадей, которые встречались Саше Александровне по пути.

С Александром Васильевичем их отношения не складывались.

Молодой атаман болезненно воспринимал решение дочери, подготовка к венчанию его раздражала, и он частенько впадал в мрачную меланхолию. Кажется, отчаянно трусил из-за того, что Саша Александровна повторит судьбу матери.

В такие минуты только Ани с ее деликатной доброжелательностью могла хоть немного развеселить его.

К Гранину Александр Васильевич относился настороженно и враждебно, и все домашние бдительно следили за тем, чтобы они не оставались вдвоем. Кажется, Марфа Марьяновна и старый атаман заключили некий заговор, приглядывая за тем, чтобы молодой Лядов не набросился на наглеца, посягнувшего на его дочь.

Саша Александровна вернулась в яркий солнечный день под веселый перезвон капели. Мягкий снег проваливался под колесами экипажа, уже совсем по-весеннему пели птицы, Марфа Марьяновна затеяла пироги, и головокружительно пахло сдобой до самой деревни.

Слетев с подножек в объятия отца, который тут же передал ее с рук на руки Василию Никифоровичу, Саша Александровна звонко расцеловала обоих и сказала довольно:

— Господи, видели бы вы, какого жеребца я нашла. Он станет достойным соперником Бисквиту…

— Да что ты будешь делать, — весело всплеснула руками Марфа Марьяновна, — все лопочет о скотине своей!

Засмеявшись, Саша Александровна поцеловала и кормилицу и подошла наконец к Гранину. Не решилась при отце протянуть ему руки, но улыбнулась так широко, что ему даже стало больно от радости.

— Ну что вы, — шепнула она, заметив слезы у него на глазах, — отныне все будет превосходно.