Владислав Русанов Вальс обречённых Нас не язвите словами облыжными, жарко ли, холодно? По обстоятельствам… Кто-то повышенные обязательства взял и несёт, а мы всё-таки выживем. Мальчики с улиц и девочки книжные… Осень кружится в кварталах расстрелянных. Знают лишь ангелы срок, нам отмеренный, только молчат, а мы всё-таки выживем. Не голосите, холёно-престижные, будто мы сами во всём виноватые. На небе облако белою ватою мчит в никуда, а мы всё-таки выживем. Не разобраться, что лучше, что ближе нам? «Шашки подвысь, и в намёт, благородие!» Нам смерть на Родине, вам же – без Родины. Вот как-то так… А мы всё-таки выживем! Александр Сигида (старший) (Потом) этой весной соловьи не пели, зато научились высвистывать пули, они выбирали высокие цели, но промахнулись и обманули. а мирные птахи летели мимо и представляли собой мишени, садились плотно шальные мины, рвались в районе «большой кишени». Елена Заславская Чёрный хлеб Долго не было беды. Долго. Долго не было войны. Долго. Успели дети подрасти. Успели внуки подрасти. А правнуки пока что не успели. И сын сказал: «Я ухожу. Прости». И внук сказал: «Я тоже. Отпусти». И правнуки заметно повзрослели. И снова кровь горячая лилась. И Родина кроилась и рвалась. И брат на брата шёл, а друг на друга. И стало чёрным молоко в сосцах. И стала чёрной кровь в людских сердцах, как антрацит, наш краснодонский уголь. Последний пласт. Из недоступных недр. Наверх. Из самой преисподней. История желает перемен и крутит, крутит, крутит чёрный жёрнов. Мы стали чёрным хлебом на войне, а были… были золотые зерна. Эти русские Эти русские мальчики не меняются: война, революция, русская рулетка, умереть, пока не успел состариться, В XIX, XX, XXI веке. Эти русские девочки не меняются: жена декабриста, сестра милосердия, любить и спасать, пока сердце в груди трепыхается В XIX, XX, XXI веке. Ты же мой русский мальчик: война, ополчение, умереть за Отечество… Ничего не меняется, ничего не меняется, бесы скачут, ангелы ждут на пороге вечности. Я твоя русская девочка: красный крест, белый бинт, чистый спирт… В мясорубке расчеловечивания будет щит тебе из моих молитв. А весна наступает. Цветущие яблони поют о жизни, презревшей тлен, так, будто тоже они православные, русские и после молитвы встают с колен. Границы
Нас разделяют границы. Линия фронта. Линия жизни. Мы будем друг другу сниться, это всё, что осталось нам ныне. Я ничего не забыла… Но снова – в который раз — обрывается связь мобильная, остаётся сердечная связь. Ни прощения, ни отмщения, только боль распинает грудь, не осталось путей сообщения, только Млечный Путь. И по звёздам, что в небе светятся, через взорванные мосты я лечу к тебе, чтобы встретиться у взятой тобой высоты. Людмила Гонтарева Молитва Услышь нас, Господи, мы – живы, пошли на землю свой конвой гуманитарный. Тянет жилы сирены вой и ветра вой… Поверь нам, Господи, мы – люди. В братоубийственной войне за всех солдат молиться будем, на той и этой стороне. Прости нас, Господи, мы серы и сиры в глупости своей. В родной земле греша без меры, мы просим процветанья ей… Спаси нас, Господи, мы слабы: от миномётного огня, стрельбы и ненасытных «градов», мы сами не спасём себя… …………………………… Спасибо, Господи, мы живы… Мария Ватутина Одессе Отойди на шаг. На два. В красный угол. Видишь, это не дрова. Это уголь. Это – недра. Это с шахт тянет дымом. Боже, выходи на шлях, помоги нам. Всё теплей, ещё теплей, жарко, меркло. Не подбрасывай углей в это пекло. По углам их разведи, по майданам: и с напалмом из груди, и с метаном. Кто заломится в бреду над сыночком? Кто поделится в аду уголёчком? Ищет третьей мировой семя жлобье. Этот уголь – образ Твой и подобье. О. Дмитрий Трибушный «Над городом гуманитарный снег…» Над городом гуманитарный снег. Патрульный ветер в подворотнях свищет. Убежище – читает человек на школе, превращённой в пепелище. У всякой твари есть своя нора. Сын человечий может жить в воронке. Артиллеристы с самого утра друг другу посылают похоронки. Ещё один обстрел – и Новый год. Украсим ёлку льдом и стекловатой. И Дед Мороз, наверное, придёт на праздничные игры с автоматом. |
