«Великий БлокПост» – это время долгостояния и долготерпения, это и час мужества, и кевларовый век, это время До… А что после него? Воскресение. Пасха. Победа. Анна Ревякина. 28 ноября 2022 года Предчувствие войны Наталья Хаткина «Воздушная тревога. И в какой…» Воздушная тревога. И в какой подвал сойти со шкаликом чадящим, немеркнущей лампадой спиртовой? Присядь, скрипя, в углу на старый ящик и слушай вой. В ушах? Над головой? В тревоге воздух. Медный купорос — голубизны отравная истома. Придёшь домой – воронка вместо дома, И только ветер треплет, точно пёс, какие-то листки из старого альбома. Присядешь собирать – и снова этот свист. Спуститься вниз опять? Как парковый горнист, остаться на посту? Пускай уже без горна. Будь этот гипс живым, то – честен и говнист — он предал бы родителей позорно. Эх, Павлик, лишь бы не было войны. Что ж небеса гудят? Гадальных карт не трогай. Сгрузи себя в подвал картошкой до весны. Бог весть, чем прорастешь. Мы все заражены Воздушно-капельной рассеянной тревогой. «Жались к огню и к другу друг…» Жались к огню и к другу друг, а может, к врагу враг. Жестяная кружка за кругом круг описывала в руках. Пили за жуткое счастье, что вне городов и догм. И самым бездомным казался тот, у которого был дом. Вплетались в речи то мат, то стих, то просто трещал костёр. И только женщин не трогал их отрывистый разговор. Проклятье! – уж если сорвётся кто — не знал бы, не ведал бы… И самым жестоким казался тот, который кого-то любил. Кто знает, что к утру будет вокруг — болото, степь ли, тайга? Легли головой на друга друг, а может, враг на врага. Уснули. Сквозь зубы – то вскрик, то стон, то детский какой-то всхлип. И всех спокойней спал тот, который завтра погиб. Чаепитие Впятером, вшестером, всемером мы на кухне за тесным столом пили чай. Мы друг друга любили. А часы, что за нами следили, били полночь – и тут же рассвет. Но казалось, что Времени – нет. Вдруг, заплакав, воскликнула я: – Эти чашки не смеют разбиться! Эти милые пальцы и лица раствориться не могут во мраке. Слышишь? Мы никогда не умрём! Впятером, вшестером, всемером, наши дети и наши друзья, наши кошки и наши собаки. «Нет у света ничего, кроме тьмы…»
Нет у света ничего, кроме тьмы. Он в ней лилией пророс – и погас. Кто там плачет в темноте? Это мы. Нет у Бога никого, кроме нас. Неподатливый такой матерьял — отрастить не получается крыл. Вот один хотел взлететь – и пропал. Впрочем, кто-то говорит: воспарил. То не лилия растёт средь зимы — просто хочется любви – прям сейчас. Нет у света ничего, кроме тьмы, нет у Бога никого, кроме нас. Александр Кораблёв Предчувствия гражданской войны «Свобода. На краю обрыва…» Свобода. На краю обрыва толкает в спину, шепчет: прыгай. А ты смущаешься и ждешь, молчишь и знаешь, что шагнёшь. 4 октября 1983 года «…И мы уснули. И во сне…» …И мы уснули. И во сне увидели себя в огне. Он разгорался, а кругом вздымался дым и падал гром. И открывалась пустота, и мы летим из пустоты, и нам какой-то капитан ножом расщеливает рты. А мы – ни живы, ни мертвы — бинты срываем с головы. 30 июня 1984 года ««Поэзия должна быть страшновата…» «Поэзия должна быть страшновата, — сказал кузнец, раскаливая горн. — Век глупостей и милых терпсихор давно ушёл, и нет ему возврата». Он вынимал заклятое железо, и страшен был его багровый лик. И поднималось солнце из-за леса, и конь был бел, и всадник терпелив. «В моей руке, в Твоей ли воле…» В моей руке, в Твоей ли воле с дороги камень отвалить и отпустить меня застолье в дому своём остановить? И всё узнать. И дрожь унять. И вынуть меч. И смерть принять. «Брат мой, гений и злодей…» Брат мой, гений и злодей, сторож горести моей! То хмельной, то хмурый, а в зубах окурок. Кто поймёт тебя, шальной? Что проймёт тебя, родной? Не вино, а водка. Не стихи, а плётка. Брат мой, в чём я виноват? Не убей меня, мой брат. 4–18 июля 1984 года «День придёт – и даль отступит…» День придёт – и даль отступит, выше станем и умней, жар уймём и боль остудим бедной родины своей. И увидим всё как есть: явью явь и снами сны — от травинок и небес до окошек расписных. 13 апреля 1985 года |
