– Что?!

– Какую шубку ты оставила в купе?

– Ах, как разница?! – возмутилась Вероника. – У меня штук десять разных шуб!

Раздался вежливый стук в дверь.

– Дети, не ссорьтесь, пожалуйста, будьте выдержаны и взаимовежливы, – сказала мама, но Фёдор даже ступить за порог комнаты ей не позволил. В нём просыпался дремлющий зверь, явно мужской породы, пусть и небольших размеров.

– Извини, ма. У нас серьёзный разговор! – заявил он. Мама сама, как истинно воспитанный и интеллигентный человек, прикрыла дверь, с другой стороны.

– Марии Васильевне я объяснила, по какой причине мы разошлись с бывшим моим гражданским мужем Эдуардом! – весело куражилась Вероника, смешно морщила носик. – Решение только за тобой, мой милый!.. Отдай сумку, идиот, – тут же сходила она на зловещий шёпот.

– Наверное, ты сильно приукрасила причину развода, моя дорогая?! – заорал Фёдор, тоже понизил голос, буквально, прохрипев последние фразы:

– Если сейчас же не закончишь, подруга, придуриваться, выкину тебя из окна! Сумку, со всем твоим барахлом изъяла милиция станции Бологое! Вот так!

– Врёшь! – подбросило с постели Веронику.

– Протоколы подписывал в семь утра. Сержант Егоров, дежурный по станции составлял бумажки и опись содержимого твоей сумки. Можешь проверить! Вот телефоны!

Фёдор выхватил из кармана пиджака органайзер, куда аккуратно переписал все телефоны, фамилии сотрудников дежурной части станции Бологое, собираясь оправдываться на работе и предъявлять своё железное алиби.

– Что такого ценного ты везла в этой сумке? Зачем дёргаться? – спросил Фёдор вполне сдержанно.

– Что передали, то и везла. Откуда я знаю? Сувениры!

Вероника отвернулась к окну, помолчала, вдруг продолжила с грустью и печалью:

– Тебя, дорогой мой, уже пасут, двое. На лестничной площадке этажом выше. И ещё один хмырь торчит со стороны чёрного хода. Похоже, ментовка.

Фёдор без сил опустился на тумбочку у кровати. Укол карандаша в задницу вернул помутившееся сознание в голову.

– Меня? Пасут?

– Тебя! Тебя, мой милый, – куражилась Вероника.

– А вот тебя, дорогая, тут же скрутят и посадят, стоит мне только настучать…

– Перестань! – тихо возмутилась Вероника. – Пойми! Всё настолько серьёзно, что плакать хочется. Верни сумку, дурак! Меня же грохнут!

– Нет у меня твоей сумки, – упёрся Фёдор из вредности, не понимая, в какую суровую историю вляпался. – Отобрали, в качестве вещдока! Неужели не понятно?! Они не поверили, то это моя сумка!

– Идиот, – всхлипнула Вероника, разрыдалась и выбежала из комнаты.

Но не ушла. Утешаемая мамой Фёдора через прикрытую дверь ванной комнаты, авантюристка рыдала, проливала слезы. Отец принципиально не вмешивался, прибавил в гостиной громкость телевизора. Транслировали, как назло, передачу «Моя семья». Фёдор намеревался разрубить гордиев узел одним ударом, уличив Веронику во лжи, но, увидев его, решительно настроенного, Вероника, после омовения заплаканного лица, опередила тактическим ударом:

– Не волнуйтесь, Мария Васильевна, всего лишь неделя беременности. При нынешней платной медицине – это пустяк.

Она удалилась в прихожую, гордая и независимая. Мамин укоряющий взгляд послал Фёдора в нокдаун. Он поплёлся следом. Вероника не сдавалась.

– Проводи, – приказала она громко и… нагло накинула его старый плащ, в котором он только что вернулся с работы, на голову напялила старомодную фетровую шляпу отца. – Теперь надо быть осторожными втройне, глупый, – в полутёмном коридоре шепотом пояснила она свою маскировку. – Нам сели на хвост. Бандиты, менты и всякая прочая шушера! Надевай джинсовую курточку, что я тебе выстирала, выходи минут через десять через чёрный ход. Постарайся оторваться от хвоста. Возьми ящик патронов. Не помешает «стингер», в случае, если погоня будет на бронемашинах. Встречаемся в кафе «Тет-а-тет» в 22-00. Целую. Твоя Верная Ника. Чао – какао!

Грациозная стервозина добила впечатлительного шуточками про «хвосты» и ящик патронов, знанием таких военных терминов, как «стингер»24. Он сделала ошеломлённому Фёдору изящный жест ручкой, скользнула за дверь парадного входа, оставив его в полной растерянности. Надо сказать, квартира у Ипатьевых, коренных петербуржцев, была замечательная, трёхкомнатная, просторная, с дополнительным выходом на лестничную площадку через кухню.

Фёдор без сил опустился между пальто на полочку для обуви. Заставила его оставаться мужчиной, конечно же, мама. Она вышла в полутёмный коридор, не стала зажигать освещения, сохраняя мрачную, торжественную ситуацию, и заявила:

– Пора стать мужчиной, сын, и нести ответственность за собственные поступки.

– Прохвостка, – прошептал Фёдор уничтоженный.

– Кто?! – изумилась мама.

– Твой сын, мама, – червяк, мозгляк и амеба!

– Своевременное признание, – громко пробасил из комнаты отец.

– Догони. В этой девушке чувствуется сильная натура и личность, – посоветовала мама. – Пусть ей пришлось многое пережить, но она энергична, умна и красива. Если такая женщина будет с тобою рядом, она сделает из тебя человека.

– И мужика, – пробасил отец.

В сознании Фёдора перекрутились все параллельные миры, и раскололись звонком в парадную дверь.

– Меня нет дома! – хрипнул он, выпрыгнул из тапочек, в буквальном смысле, рванулся к чёрному ходу.

– Не задерживайся допоздна. Ждём тебя к одиннадцати! Не позже! – крикнула вдогонку мама.

Это почти в сорок-то лет! Отбой в одиннадцать вечера?! Вечный, неисправимый ребёнок.

– Когда-нибудь я вас подводил? – остановился Фёдор в дверях кухни, ни к месту вспомнив о своём чувстве… юмора.

– Никогда! – с гордостью ответила мама.

– А теперь, извини, ма, началось.

Это был последний безмятежный вечер семьи с дворянским прошлым Ипатьевых – Потоцких, особенно, для самого Фёдора.

На широком, деревянном подоконнике промежуточной лестничной площадки развалился худенький паренёк в сером плащике и модном кепи, как у сельского пижона. Эдакий скромняга из сельпо. Актер Евгений Стеблов в молодости мог бы выразительно сыграть этого юнца. С первого взгляда было понятно, паренёк-новичок в милиции. Сначала Фёдор подумал, что это «хвост» с вокзала, но у того парня был хулиганский кепарь и выглядел он приблатнённым карманником. У этого парнишки было простовато-глуповатое выражение лица, смущённый, даже растерянный взгляд. На просьбу наглеца Фёдора закурить, простецкий парень ответил, что не курит, хотя в консервной баночке перед ним дымилась сигарета. Фёдор медленно сходил вниз по ступеням лестницы, придумывал, как хитроумно он будет отрываться от эдакого простака: сначала в трамвае, подёргается у дверей, потом, если не удастся, в метро пробежится с «Площади восстания» до «Маяковской» и затеряется среди толпы.

Взглянув на наручные часы «Полёт», Фёдор убедился, что до рандеву с Вероникой в кафе «Тет-а-тет» оставалось три часа с лишним, можно было прогуляться по городу. Он принял простейшее, но, на его взгляд, изумительное решение – отправился в гостиницу «Октябрьская», в гости к подполковнику Тарасову, к уважаемому Подполу.

На трамвайной остановке Фёдор решил поиздеваться, понервировать неопытный «хвост» – парня в кепи. Тот неотступно следовал за подопечным, сильно смущался, как девственник на первом свидании, когда Фёдор со строгим видом наставника оглядывался в его сторону. Тогда парнишка смотрел себе под ноги, будто что-то обронил или припадал на одно колено, перешнуровывал туфель. Шнуровался он раза три. Хотя туфли были без шнурков. Когда подошёл трамвай, Фёдор занёс было ногу на ступеньки, но потом передумал. Парень сделал тоже самое. Было забавно и нелепо заниматься глупостями взрослым людям. Фёдор развлекался и не воспринимал всерьёз всё, что происходило. И начало происходить ещё в поезде.

Ему казалось, ночное, хотя и ужасное недоразумение в «шестом» купе поезда «Москва – Санкт-Петербург» скоро разрешится, уляжется само собой. События той страшной ночи забудутся. Конечно же, Фёдор намеревался отдать Веронике – Наде клетчатую сумку с сувенирами, собирался извиниться за малую потерю: крем и духи пришлось подарить подполковнику Тарасову. На том он предполагал расстаться с бурной авантюристкой. Друзьями.