— У этой хозяйки дешевле всего. Я не смогу платить больше.
— Тогда пойдем, поживешь пока у меня, пока эта твоя комната освободится.
— Что вы потребуете от меня за это? — понимает, что ничего в жизни бесплатно не бывает.
И тут Лара, действительно хотевшая просто предложить ему пожить в свободной комнате, решила: «Какого черта! Мальчик явно не из пансиона благородных… тьфу, кадетского корпуса или еще какого подобного заведения, знает, что за все надо платить. Вот и будет платить. Буду развлекаться. Скажу: иди сюда, делай то-то и то-то — и пусть тешит мое самолюбие. Захочет — просто уйдет. Понятно же, что ничего страшного я с ним не сделаю».
— Не знаю, — ответила она, — но вряд ли что-то приятное для тебя.
— Да я это уже понял.
— Можешь не торопиться со своим жильем. Поживешь у меня месяц. Если ты надоешь мне раньше, то я выставлю тебя, но обеспечу жильем. Но не советую специально меня злить.
Дейнар
Я все-таки согласился, сам не понял, почему. Впрочем, понятно — устал жить на съемных квартирах, в комнатушках. Там, где я родился и жил в детстве, вообще были домики с огородами, все удобства во дворе. Но вот там мне было хорошо, правда, тогда еще мама была жива. Потом я, наверное, все равно бы уехал в город на заработки, так что и нечего жаловаться.
А здесь так уютно… И я совершенно не боялся, что красивая девушка разберет меня на запчасти… продаст на органы… оргию устроит… изнасилует? Да я, вроде бы, совсем не против, только бы намекнула — я только «за». Впрочем, это я размечтался, может, она розетки заставит чинить или ремонт в квартире делать. Так я тоже только «за» — самому здесь жить какое-то время, да и заплатить за постой я мог бы только так.
Но, вот незадача, вся сантехника и электрика исправная, и никаких ремонтов хозяйка квартиры не планировала… Самому что-нибудь сломать, а потом починить, что ли?
Лара правильно поняла мои метания и посмеялась: «Недавно все ремонтировали и проверяли, если бы я знала, что такого мастера на все руки заполучу, то оставила бы до твоего прихода».
Понятно, значит, оргия мне не светит, зря понадеялся…
Ну, хотя бы в магазин сходил, тягловой силой поработал, потом овощи почистил, мясо порезал, да так увлекся, что и дальше все приготовил. Как мама и бабушка готовили, я видел, помогать им — помогал, даже себе потом готовил, когда были деньги, или продукты, и когда кухня вообще была… А сейчас мне и самому результат понравился, и угощать было не стыдно. Стыдно только, что все продукты куплены на чужие деньги, я так не умею жить. Ладно бы, если бы действительно что-то неприятное заставила делать, а ведь она просто посмеялась надо мной, когда такие зловещие обещания давала. А на самом деле она меня просто пожалела и пожить пустила. Н-да, опять стыдно… Впрочем, пожилые женщины, чем-то напоминающие мою бабушку, иногда действительно меня жалели. Вон, та бабулька, у которой я после приезда в город переночевал, когда вдруг оказалось, что идти мне некуда. Ну, так я ей все, что мог, исправил и починил, сумки с вокзала донес. Как мне расплачиваться за гостеприимство здесь, я не знаю. И еще не знаю, как объясню свои долгие отлучки раз неделю. Один плюс у жизни в съемных комнатах — никто тебя не видит и не спрашивает, когда ты надолго уходишь, а потом возвращаешься немного не в себе.
Лара
По-моему, я котика подобрала на улице. Нет, не рыжего наглого котяру, а породистого интеллигентного котика, который почему-то оказался на улице. По углам мне не пакостит, не наглеет, попытался найти приложение своим умениям, чем заработал мое уважение.
Он, кстати, очень просил его Дином звать, а не полным именем. «Когда меня зовут «Дейнар», мне так и кажется, что сейчас или отчитывать за что-то будут, или уволят.»
***
Когда Дейнар нашел эту работу — кто-то из его дальних родственников делал тут мелкий ремонт и, услышав разговор, что сейчас нужен разнорабочий, предложил его — он был невероятно счастлив, что наконец-то у него будет постоянная зарплата, он заплатит за комнату, нормально поест, купит самое необходимое из теплой одежды.
А потом его вызвал суровый мужик, один вид которого не располагал к дружескому общению, и спросил, не было ли у него судимостей.
— Нет, конечно, откуда? — фальшиво удивился Дейнар, то есть он надеялся, конечно, что это прозвучало очень искренне.
Мужик (Глеб Антонович, местный безопасник, как Дейнар потом узнал) усмехнулся и сказал, что в таком молодом возрасте память должна быть получше. Понятно, значит, он все-таки раскопал ту старую историю…
На гордое заявление, что он свой долг обществу отдал, а сейчас он будет работать так хорошо, как это только возможно, безопасник только рассмеялся и сказал, что работать здесь он не будет. Политика фирмы — с судимостью не берут.
Дин сник — он очень рассчитывал на эту работу, он снял комнату очень дешево, но за нее все равно надо платить, и платить вовремя, потому что желающих много, да и жить на что-то надо. А если не взяли здесь, то могут не взять и в другом месте.
— Я могу закрыть глаза на это нарушение, но зачем бы мне это нужно? — спросил Глеб Антонович.
Дин судорожно придумывал, что он может предложить взамен.
— Хотите, убираться у вас буду, починю что-нибудь, меня дядя учил, я умею! Или ремонт сделаю — ну, плитку там, полы, обои… — его голос становился все тише, потому что он понял, что от него хотят чего-то другого.
— Если мне надо будет что-то исправить, я профессионалов вызову, а не криворуких… — насмешливо заметил Глеб, наслаждаясь моментом.
Он именно ловил кайф от полной власти над другим человеком, теперь Дину было это понятно, а тогда он был слишком растерян, расстроен и искал возможность сохранить хоть какую-то работу. А надо было вставать и уходить. Хоть гордость бы сохранил, что ли…
— Ты можешь прийти ко мне сегодня домой и я решу, стоит ли ради тебя идти на должностное преступление.
На самом деле Дин пришел не к Глебу домой, а на съемную квартиру. После этого дома он впервые за много лет плакал и говорил себе, что больше никогда, что он сам уйдет с этой работы. Но тогда получалось, что это унижение было зря.
— А ты здоровый парень, — хмыкнул тогда Глеб, — отец тебя порол, когда узнал?
— Отец умер давно, — ответил Дин раньше, чем успел подумать: «А тебе какое дело?».
— Ну, а здесь я всем сотрудникам за папу, поэтому я тебя повоспитываю… Рубашку сними и подойди к стене, обопрись руками.
— Вы что? Что вы собираетесь делать? — Дин не мог понять, что хочет сделать этот мужественный человек с военной выправкой, на которого ему втайне хотелось бы быть похожим.
— Пороть тебя буду, что тут непонятного? Или ты струсил? Боли боишься? Что же ты за мужик такой. Или боишься, что девушки не будут любить? Ничего, шрамы украшают мужчину, а девушки на нищего бомжа даже не посмотрят. Не решаешься — значит, собирайся и уходи, и завтра на работе можешь не появляться.
Конечно, Глеб взял его «на слабо», особенно этим «боли боишься», хотя обещание, что на работу он может тоже не выходить… возможно, оно все-таки перевесило. Нет работы — это значит, что надо собираться, пока еще есть деньги на дорогу, и возвращаться домой, в маленький бедный городок, где нет работы, к дядиной семье, которая и так заботилась о нем слишком долго. А там еще братишек двоюродных трое, их надо кормить, а не его, здоровенного лба…
Глеб Антонович просто и без затей выпорол его ремнем по спине, а потом и по заднице, и уже без разницы было, что через брюки. Штаны снимать Дин точно бы не стал. А больно от этого было не меньше.
Его никто никогда не наказывал так жестоко. Ну, да, тетка шлепала иногда или давала подзатыльник, но так это в детстве было, и своих детей она так же наказывала. Бабушка как-то отшлепала хорошо, так, что садился потом с опаской. Но это же за дело, он сам тогда знал, что виноват, нашкодил. А дядя, наоборот, в наказание заставлял делать разную неприятную работу и вел длинные беседы.
