«Серые мечи» отчаянно нуждались в пополнении. Но откуда его взять? Ведь нужны не просто любители помахать мечом, а люди, способные соблюдать строжайшую дисциплину, понимающие, что означает принесенная ими клятва.

«Фэнер, мой поверженный бог, где ты сейчас? Если бы ты знал, как я нуждаюсь в фанатиках».

Подумав так, Итковиан невольно усмехнулся. Нет, на самом деле им требуются не фанатики, а те, кто способен понять и осмысленно принять законы братства «Серых мечей». Нужны люди, не отягченные родственными узами и привязанностью к дому. Ну и где, спрашивается, их взять? Но даже если таковые и отыщутся, кому они будут клясться в верности? Не Трейку же! Армия Трейка уже существует, и там есть свой командир — Ворчун.

Тигр Лета был не единственным богом войны. Но двое других почти неизвестны здесь, на южных равнинах. Это северные боги.

«Почему-то Хетана называла меня Волком. Она ни разу не сравнила меня ни со львом, ни с медведем. В ее глазах я выглядел именно этим зверем… Что ж, волк так волк».

Несокрушимый щит поднял голову. Его взгляд двигался над головами толпящихся горожан, пока не нашел одинокую всадницу. Вельбара смотрела в его сторону, как будто заранее знала, что в ней возникнет нужда. Итковиан махнул девушке, подзывая ее к себе.

Вельбаре понадобилось некоторое время, чтобы проехать сквозь толпу горожан.

— Разыщи капитана Норулу, — приказал ей Итковиан. — Нам предстоит одно дело.

Капанка молча отсалютовала и развернула лошадь.

Итковиан провожал ее глазами, пока Вельбара не скрылась за поворотом. Принятое им решение было вполне логичным, однако, как ни странно, несокрушимый щит не чувствовал собственной причастности к этому. Как будто от него требовалось лишь подготовить событие, в котором ему самому не отводилось никакой роли. Может, ему и впрямь лучше сойти со сцены? Так или иначе, вопрос о сохранении «Серых мечей» был значительно важнее его личных желаний и, по правде говоря, его собственной жизни.

«Только так. Иного пути я не вижу. Нужно создавать новый Тайный орден».

Капитану Норуле было около пятидесяти. Бессонные ночи лишили ее лицо последних следов румянца и добавили морщин, отчего женщина выглядела почти старухой. Когда Вельбара передала ей приказ Итковиана, капитан лишь молча кивнула, вскочила в седло и вместе с вестовой поехала туда, где их ждал несокрушимый щит.

— Следуйте за мной, сударыни, — велел им Итковиан, поворачивая скакуна.

Трое всадников направились к Северным воротам города. Постепенно серое небо над головой приобрело нежно-голубой оттенок. Ехали молча. Добравшись до развалин ворот, выехали на равнину. Дальнейший путь лежал к лагерю баргастов, разбитому невдалеке от городских стен. Между шатрами поднимался дым многочисленных костров, на которых готовился завтрак. В отличие от малазанцев баргасты не ставили свои шатры строго по прямой. По кривым проходам бегали дети. Итковиан обратил внимание, что маленькие баргасты ведут себя тише, нежели их капанские сверстники.

Его не удивило, когда на границах лагеря всадников встретило с полдюжины баргастских старух.

«Та же самая сила, что привела нас сюда, предупредила шаманок о нашем появлении. Значит, несокрушимый щит, ты принял правильное решение. Воспринимай это как еще одно бремя, возложенное на твои плечи».

Всадники остановились. Старухи молча глядели на них. Прошло достаточно времени, пока одна из шаманок, махнув рукой, не произнесла скрипучим голосом:

— Что ж, идемте, раз приехали.

Итковиан и его спутницы спешились. Подбежавшие дети взяли поводья и куда-то увели лошадей. В сопровождении старух все трое гостей дошли до большого шатра, что находился на другом краю лагеря. У входа стояли двое баргастских воинов. Старуха, которая шла впереди (вероятно, она была главной), что-то бросила им сквозь зубы, и они исчезли.

— Сюда так просто не приходят, — сказала все та же шаманка, усаживаясь перед очагом на груду шкур.

— Я польщен.

— Погоди болтать! — осадила его старуха. — Знал бы ты, где находишься. Чтобы затащить сюда нашего воина, его нужно сперва избить до бесчувствия. Но и тогда его родные и друзья не позволят, чтобы он оказался внутри. Для молодого мужчины нет ничего опаснее, чем попасть в окружение старух.

— Глянь-ка на него, — подхватила другая шаманка. — Он ничего не боится!

— Это потому, что в очаге его души остался один лишь пепел, — добавила третья.

— Я это тоже вижу, — согласилась первая старуха. — Но сила его устремления способна вызвать огненный вихрь в зимнем лесу… Тогча и Фаранда — влюбленные, потерявшие друг друга вечность назад… замерзшие сердца, что жалобно воют на равнинах Лейдеронского плато и за его пределами… О, в наших снах все мы слышали эти скорбные крики. Разве не так? Они приближаются, но только не с севера. Нет, не с севера. И вот теперь этот человек. — Старуха наклонилась, погрузив лицо в дым очага, и со вздохом повторила: — Да, этот человек.

Итковиан глотнул дымного воздуха.

— Это — наш новый смертный меч, — произнес он, указывая на Вельбару.

— Нет! — резко возразила старуха.

— Но как же… — смешался Итковиан.

— Нет, — повторила шаманка. — Смертный меч уже найден… Взгляни на ее руки, Волк. Это чересчур заботливые руки. Она будет вашим дестриантом.

— Ты… ты в этом уверена?

Не отвечая на вопрос, старуха кивнула в сторону Норулы:

— А вот она станет тем, кем прежде был ты. Она примет ношу, и ты, Волк, расскажешь ей все, что ей должно знать. В ее глазах я вижу любовь, которую она испытывает к тебе. Она непременно ответит на призыв. И будет новым несокрушимым щитом.

Остальные старухи одобрительно кивали. Их глаза мерцали во мраке над крючковатыми носами, как будто на Итковиана смотрела стая ворон.

Он взглянул на Норулу. Та была ошеломлена не меньше его самого. Капитан хотела что-то сказать, однако Итковиан опередил ее.

— Так надо. Ради «Серых мечей», — промолвил он, борясь с подступающей волной душевной боли. — Ты должна это сделать, Норула. Тогг — Волк Зимы — тоже бог войны, но давно забытый в наших краях. У баргастов он зовется Тогча. А Фаранда — это Фандерея, его давно потерянная возлюбленная, Волчица Зимы. Сейчас в нашем отряде женщин больше, чем мужчин. Преклонив колена перед богом-волком и богиней-волчицей, ты должна объявить о создании нового Тайного ордена. Отныне, Норула, ты будешь несокрушимым щитом. А ты, — обратился он к изумленно взирающей на него Вельбаре, — станешь новым дестриантом. «Серые мечи» возрождаются. И баргастские шаманки благословляют это возрождение.

Норула ошеломленно попятилась:

— Но ведь у «Серых мечей» не может быть два несокрушимых щита.

— Все правильно, Норула. Я теперь уже не в счет. Я — несокрушимый щит Фэнера, а Фэнера… с нами больше нет.

— Армии, по сути, тоже больше нет, — с горечью произнесла женщина. — Ну и как ее теперь возродить? Мы же не можем набрать людей, одеть их в форму «Серых мечей» и дать в руки оружие.

— Я понимаю твою обеспокоенность, капитан. Ведь понадобятся не просто желающие воевать. Тут нужны люди особой породы. Тебе придется искать и находить таких людей. Тех, у кого в жизни ничего не осталось, чья прежняя вера сокрушена. Таких, кто… потерял себя.

Норула продолжала качать головой, но в ее серых глазах вспыхнула искорка понимания. Вспыхнула и стала разгораться.

— Наша война не окончена, Норула. Вместе с пришлыми армиями мы отправимся на юг, дабы прекратить существование Паннионского Домина. И там в надлежащее время у тебя появятся новобранцы. Ты найдешь их среди тенескариев.

«Не бойся, боевая подруга, я тебя не оставлю. Ты еще многому должна научиться. Но похоже, и тогда моя миссия еще не окончится».

Ошеломленная Норула стояла молча. Взглянув на ее мертвенно-бледное лицо, Итковиан вдруг понял, что сказал ей то, о чем сейчас говорить было нельзя.

«Я не оставил Норуле выбора. Я совершил ужасное преступление, поступив вопреки тому, к чему меня обязывает титул несокрушимого щита. О да, я не оставил ей выбора».