Просто хорошо проведем время – окей.

Влюблюсь – окей.

Будет что-то серьезное – окей, отлично, замечательно.

Главное – не загадывать и не делать поспешных выводов.

– Как твои дела? – спрашивает девушка, заходя в игровую и в этот раз уже не пялясь на разложенные игрушки и на расставленные видеокамеры с ужасом, а заглядывая мне спокойно прямо в глаза. Осмелела. Меня это искренне восхищает.

– Неплохо, – говорю я, но это отвратительная ложь: последние пару дней я только и делал, что думал о Нике и ее дурном поступке. Яснорада смотрит на меня с сомнением и качает головой:

– Я тебе не верю.

– Ты пришла на сессию БДСМ-мастера или психолога?! – раздражаюсь я неожиданно для себя самого, но девушка не обижается:

– Если кто-то из нас и психолог, то это точно не ты.

– Раздевайся! – рыкаю я грозно, принимаясь включать камеры по периметру игровой комнаты.

Яснорада больше со мной не спорит, но явно решает меня подразнить. Как будто одной занозы в заднице мне еще недостаточно!

Но девчонка об этом совершенно не думает. Она подходит ко мне почти вплотную и смотрит глаза в глаза с таким откровенным вызовом, что член под тканью черных кожаных штанов сразу начинает набухать. Ох и получит же она за это! Но пока я ее не останавливаю. Пускай насладится своим мнимым минутным превосходством, маленькая чертовка. Мне нравится наблюдать озорной огонек в ее взгляде.

Она стягивает лямку летнего сарафана с одного плеча, обнажая чуть загорелую кожу, ведет по тонкому предплечью пальцами, прикасаясь сама к себе, пока по коже не пробежит волна мурашек и прозрачные волоски не встанут дыбом. Потом она скользит обратно вверх, очерчивает изящные контуры ключиц и легко касается бьющейся на шее вены, теребит мочку уха, оттягивает нижнюю губу, тяжело дыша...

– Уже течешь? – спрашиваю я с улыбкой. Все это безумно красиво и соблазнительно, разумеется, и член правда встал, но я слишком хорошо умею себя контролировать, чтобы вот так просто забыть обо всем на свете и броситься на нее голодным зверем... хотя очень хочется, признаю. Тем временем, Яснорада очаровательно дуется:

– Я тебе не нравлюсь?

– Нравишься, – отвечаю я честно. – Показать, насколько?

– Я еще не закончила!

– Окей, – я киваю с важным видом и просто сажусь на край постели, продолжая наблюдать за ее импровизированным стриптизом.

Каштанка стягивает вторую лямку, еще какое-то время вертится передо мной с самым соблазнительным видом, то приближаясь, то отдаляясь, а потом спускает сарафан ниже талии, и он просто падает к ее обнаженным ступням. Она остается в одних трусиках, такая маленькая, хрупкая и почти обнаженная. Тогда я уже не выдерживаю, говоря строго:

– Снимай все, раз уж начала...

– Да, господин, – отзывается она тихо и, цепляя кончиками пальцев резинку белья, стягивает по ногам этот последний кусок ткани, а в мой мозг в этот момент как будто иголкой впивается какая-то неоформившаяся, но уже очень неприятная мысль. Игнорируя ее, я требую:

– Принеси с полки «аиста».

Яснорада молча кивает, разворачивается на носочках и шлепает босыми ногами в другой конец игровой, чтобы принести подготовленную мною игрушку. Я тем временем продолжаю мысленно сражаться со своими демонами. Передо мной вдруг предстает образ Ники – такой же беззащитной и послушной, и то, как она так же протягивала мне «аиста», как делает сейчас Каштанка, и то, как она так же называла меня господином во время сессий...

– Господин?

Я вздрагиваю от этого обращения:

– Вот же черт.

– Что случилось? – Яснорада понимает, что что-то не так, кладет инструмент на постель, а сама садится рядом со мной: – Сессии не будет?

– Твою мать, – шиплю я тихо, чувствуя, как сходит на нет все возбуждение, и вместо него в голове начинает пульсировать наконец сформировавшаяся больная мысль: а что, если я подпущу Яснораду слишком близко, и ей тоже будет больно, и она тоже попытается самоубиться?!

А ведь я думал об отношениях... об отношениях, черт возьми! Да кто я такой, чтобы идти в отношения? Больной извращенец! Зачем я такой нужен любой нормальной девушке?! Зачем я такой нужен Яснораде?!

Ебаная Ника!

Кажется, больше всего психолог нужен здесь мне самому...

Спустя три минуты, когда все камеры оказываются выключены, Яснорада – одета, а мой член опускается, придавленный тяжелым эмоциональным грузом, девушка спрашивает:

– Ты ведь понимаешь, что это не твоя вина?

– Да, – отвечаю я твердо. – И я привык к ответственности. Мастера всегда отвечают за своих нижних. Но то, что случилось, явно влияет на меня сильнее, чем я бы того хотел. Что, если...

– Что? – спрашивает Яснорада.

– Неважно, – я качаю головой.

– Важно, – настаивает моя собеседница, а я раздражаюсь все сильнее и сильнее:

– Нет. Тебе лучше уйти.

– Что? – удивляется девушка.

– Уходи, – повторяю я уже тверже.

ЯСНОРАДА

– Ты это сейчас серьезно, блин? – переспрашиваю я, не веря своим ушам. Он действительно хочет, чтобы я ушла?!

– Вполне, – огрызается Кир мрачно. Я понимаю, конечно, что он сейчас эмоционально нестабилен, раздавлен, чувствует вину, но... черт возьми! Я-то тут причем?! Почему он срывается на мне?! Я же пытаюсь помочь ему по мере своих возможностей, поддержать, побыть рядом, когда ему сложно!

Глубокий вдох.

Выдох.

Не психуй, Яснорада. Если вы оба будете вести себя как мудаки – все станет еще хуже, чем уже есть.

Я решаю, что можно сделать еще одну попытку наладить между нами контакт. Кладу ладонь ему на плечо и говорю тихо и ласково:

– Я останусь, Кир, – специально называю его по имени. – Если не хочешь снимать видео – можем поговорить. Если не хочешь говорить – можем просто посидеть молча. Будет неправильно, если ты останешься сейчас один. Ты помогал мне, когда на меня набрасывались Майкл и Игорь. Я тоже не могу оставить тебя один на один с твоей проблемой. Может, тебе кажется, что ты справляешься, но я вижу, что это не так.

Я почти уверена, что эти слова подействуют на его положительно, помогут хоть немного успокоиться и расслабиться, но в итоге вижу обратную реакцию: он начинает злиться еще сильнее. Сбрасывает с плеча мою руку, поворачивается так, чтобы видеть меня лицом к лицу, и говорит сухо:

– Знаешь, в чем вы с Никой совершенно одинаковы?

– И в чем же? – спрашиваю я тихо и напряженно. Честно говоря, я никак не ожидала, что он будет сравнивать меня со своей суицидальной истеричкой нижней. Это откровенно неприятно.

– Вы обе надумали себе гораздо больше, чем есть на самом деле.

– Что ты имеешь в виду? – переспрашиваю я и хмурюсь, действительно не сразу улавливая смысл его слов.

– Она решила, что я ей чем-то обязан. Что она – единственная и неповторимая. Что она имеет право меня присваивать, ревновать, манипулировать. Что между нами что-то большее, чем просто сессии в секс-клубе. А ты – сама не догадываешься? Ты почему-то решила, что мне нужны твое утешение, твоя помощь. Мне тридцать лет, Каштанка, и все эти годы я охуенно справлялся без тебя. С чего ты взяла, что мне нужна твоя поддержка? Я что, похож на маленького мальчика?!

Мне так и хочется ответить – вообще-то, да, похож! – но я сдерживаюсь, решая быть мудрее. Вместо этого говорю спокойно:

– Каждому нужна поддержка.

– Мне нет, – он опять огрызается, и сбоку я вижу, как желваки на его лице начинают ходить ходуном. Это пугает, но я не отстраняюсь, оставаясь на месте. Обстановка вокруг кажется особенно гнетущей из-за расставленных по периметру видеокамер и лежащего на постели «аиста».

– Значит, мне правда лучше уйти, – я наконец киваю. Наверное, лучше оставить его сейчас одного, и возобновить этот разговор позднее.

– Да.

– Насовсем? – я зачем-то уточняю.

– Как хочешь, – его голос звучит притворно-равнодушно. Я уверена, что он так не думает, но почему-то решает меня оттолкнуть.