Когда по телу бежит ток, я умоляю хрипло и ошалело:

– Перестань, пожалуйста, хватит, не надо...

Но как только Кир останавливается, я начинаю просить об обратном:

– Прикоснись ко мне... Еще, пожалуйста, еще... Сильнее!

– Определись со своими желаниями, – посмеивается мужчина.

– Ненавижу тебя!

– Уверена? – хриплый шепот.

– Да! Ненавижу! – и тут же снова электрический разряд.

– Осторожнее со словами!

– Иди к черту, к черту, Кир... О боже!

Когда я наконец кончаю, и мышцы принимаются дико пульсировать вокруг погруженных внутрь шариков, мужчина начинает медленно и осторожно вытягивать бусы из моего тела – звено за звеном... Это дарит дополнительные приятные ощущения, и я тихо постанываю, снова оттопырив вверх задницу. Закончив с бусами, Кир снимает с меня «аиста», и я тут же растягиваюсь на кровати «звездочкой»: руки и ноги в разные стороны, свободно и блаженно. Мужчина смотрит на меня с улыбкой:

– Как себя чувствуешь?

– Восхитительно, – киваю я довольно. – Но как же ты? – я касаюсь пальцами его ширинки. Даже не верится, что он все еще одет, что он вытерпел, выдержал все эти испытания. – Снова будешь наказывать себя?

– Нет, – Кир качает головой и наконец расстегивает брюки, выпуская наружу член. – Не хочешь помочь мне?

– Хочу, – тут же киваю я, с готовностью подбираясь поближе и вставая на колени, чтобы обхватить его член ладонью и склониться над ним.

– Моя любимая Каштанка, – шепчет Кир тихо и ласково, высоко запрокидывая голову, наматывая на кулак мои спутанные волосы и блаженно выдыхая, когда я забираю его член в рот и начинаю медленно двигаться по взбухшему от возбуждения стволу.

Спустя еще двадцать минут мы лежим на постели плечом к плечу, мокрые и довольные, и я вдруг спрашиваю:

– А последний эпизод тоже будет в том рекламном ролике для сайта?

– В смысле... минет? – Кир хмурится.

– Да, – я киваю.

– Конечно, – подтверждает мужчина. – Ты просто отлично справилась.

– А можно без него? – прошу я.

– Почему? – Кир удивляется.

– Просто... – я заминаюсь, не сразу понимая, как сформулировать свою мысль, и поймет ли меня вообще мой любовник. – Это был для меня такой личный момент, по-настоящему интимный. Типа... это было даже не про секс, а про что-то большее, про заботу и нежность. Мне не хотелось, чтобы ты, сделав мне так хорошо, сам остался ни с чем.

– Ого, – хмыкает мужчина задумчиво, а потом кивает: – Я понимаю тебя. Договорились. Я попрошу не включать это в монтаж.

– Спасибо, – я растягиваюсь в улыбке, а Кир прижимает меня поближе и целует в губы:

– Ты удивительная.

– Сам такой.

– Вообще-то, ты меня ненавидишь, помнишь?

– Ну да, – я смешно морщу нос, заставляя Кира целовать мою переносицу, а сама думаю: эх, если бы я могла его ненавидеть!

Но на самом деле все совершенно наоборот.

Я влюбляюсь в него, влюбляюсь по уши, и это уже совершенно невозможно остановить.

Да и не хочется останавливать.

КИР

Месяц спустя

Седьмого августа Нику наконец выписывают из больницы. После разговора с Петром я больше ни разу не навещал ее: зачем провоцировать потенциальную самоубийцу, да и вообще неуравновешенную, ревнивую, черт знает что себе надумавшую девчонку? Безопаснее – и для меня, и для Яснорады, и для самой Ники, – будет держаться подальше от этой истерички, что я и делаю. Впрочем, все равно каждую неделю я звоню в приемный покой и справляюсь о ее здоровье у лечащего врача: мне важно знать, что она идет на поправку... по крайней мере, физически. К моменту выписки она и вправду почти восстанавливается, у нее хороший аппетит и крепкий сон. Единственное ограничение – ей пока запрещают садиться за руль автомобиля. По крайней мере, до конца психиатрической экспертизы. Когда будет эта экспертиза – я не в курсе. Да и не мое это дело.

Каштанке все происходящее не слишком нравится, и она в своей привычной смелой манере высказывает мне недовольство:

– Ты же несешь за нее ответственность, ты сам говорил! А теперь забил на нее, как будто она ничего не значит?!

– Я был не прав, – объясняю я максимально терпеливо. – Петр открыл мне глаза. Моя ответственность заканчивается там, где заканчиваются сессия и клубное пространство. Я не могу контролировать всю ее жизнь. Я не ее парень и даже не ее друг. Она оказалась неадекватной – и это вовсе не моя вина. Откуда я мог знать, что она захочет навредить себе из-за того, что я перестал с ней спать? У нас не было уговора о верности до скончания веков, я и до тебя занимался сексом с другими девушками, кроме нее!

Каштанка вроде бы соглашается, но в то же время расстраивается, смущенная моей холодностью и отстраненностью:

– Может, хотя бы пошлешь ей букет цветов на выписку?

– Нет, – я качаю головой. – В прошлый раз ты настояла на цветах, но в этот раз не получится, прости.

– А если она обидится и разозлится еще сильнее?

– Это будет ее проблема. Нику больше не пустят в клуб. Ее БДСМ-песенка спета. Я нашел ей хорошего психолога и передам контакты через клубного администратора, Киру. Видеться с ней лично я больше не собираюсь. Я, блин, не доктор, и не благотворитель тоже.

– В клубе ведь тоже есть психолог, – замечает Каштанка.

– Да, но я нашел того, что специализируется на созависимости и суицидальных наклонностях.

– Звучит так себе, – девушка хмурится.

– Главное, чтобы ей помогло.

– Ну да. Надеюсь, так оно и будет.

На следующий же день, точнее, ночь, восьмого августа, Ника заявляется в клуб – мне об этом сообщает Кира, администратор. Девушку тормозят на входе, а дальше разворачивается целая драма.

– Ты передала ей контакты психолога? – спрашиваю я часом позднее.

– Да, но она порвала визитку и швырнула ошметки мне в лицо.

– Мда, – я качаю головой. – И потом что?

– Ну, она пыталась пробиться внутрь, – рассказывает мне коллега. – Охране пришлось ее практически силой вышвыривать на улицу. Еще чуть-чуть – и я вызвала бы полицию. Ты же знаешь: у нас тут спальный район, и чьи-то вопли посреди ночи – так себе развлечение для рядовых жителей. Многие и не знают, что существуют бок о бок с секс-клубом.

– Но она все-таки ушла?

– Ушла, – кивает Кира.

– Хорошо.

На самом деле, ничего хорошего.

Когда мы с Каштанкой в три часа ночи выбираемся наконец из клуба и подходим к моему автомобилю, припаркованному неподалеку, выясняется, что у него пробиты все четыре колеса.

– Вот сука, – говорю я, сплевывая на асфальт и торопливо вытягивая из заднего кармана джинсов пачку сигарет: мне нужно немедленно покурить, чтобы не психануть.

– Мне тоже дай, – просит Яся. – И что теперь делать будешь? Придется поговорить с ней. Или пойдешь заявление в полицию писать?

– Хорошая идея, – замечаю я, а моя собеседница хмурится:

– Да перестань. Она просто хочет твоего внимания.

– И я дал ей понять, что она его не получит.

– Да неужели, – хмыкает Яснорада, принимая от меня сигарету и сразу затягиваясь. Вообще-то, она не курит, но со мной – иногда да. Закуришь тут: не отношения, а сплошные американские горки. – Ты должен сказать ей об этом в лицо. Потому что когда вы виделись в последний раз, ты что ей обещал? Наказать ее! Да-да, я помню об этом.

– Блять.

– Вот именно.

– Это были необдуманные слова. Тупой эмоциональный выброс. Захотелось поиграть в мастера... не надо было. Но теперь, если я встречусь с ней, – она просто продолжит мной манипулировать.

– Окей, как скажешь, – Каштанка пожимает плечами и выпускает в ночное небо клубы дыма. Она устала спорить со мной. А я смотрю на нее и думаю: пора бы сказать, что она мне не просто очень нравится, пора бы сказать, что я чертовски сильно в нее влюблен. Я уже давно прекратил сессии с проникновением и занимаюсь сексом только с ней одной. Но атмосфера сейчас так себе: мы только что говорили о моей бывшей нижней, которая помешана на мне и пыталась самоубиться. Не слишком романтично.