Певец пожал плечами. — Наверное, они ждут, когда вы меня побьёте. Или же…

— У тебя есть имя? — спросил Лигеус.

— Я привык так.

— Потерял его, точно? Ладно… я буду звать тебя Камешком, потому что мы нашли тебя на дороге. — Солдаты заржали над командирской шуткой.

Камешек кивнул. — Возможно, я мог бы сыграть… и спеть… для вашего короля?

Лигеус улыбнулся. — Может, и споёшь.

Когда они проходили под зеленеющим небесным лесом, Камешек в ужасе таращился вверх. Лигеус вспомнил слова, которыми его кузен, король Тамион, поделился с ним за чашей пурпурного вина. — Это век чудес и проклятий, — говорил король. — Священники винят меня в оскорблении богов, хотя я ничего, оскорбляющего их, не делал. Мудрецы говорят, что боги сами сошли с ума. Люди… они слишком запуганы, чтобы винить богов или короля. Но такое шаткое положение долго не продлится, кузен. Если эти странные происшествия продолжатся, в конце концов, все станут винить меня… и вскипит переворот.

— Что же нам делать, ваше величество? — спросил Лигеус. — Арестовать священников?

— Нет, — отвечал король. — Слишком необдуманно. Нет… мне требуется Мудрец. Кто-то, сведущий в сотворении чудес и проклятий. Мне требуется волшебник, Лигеус. Ступай и отыщи мне его.

Лигеус повёл когорту воинов в горы, и под зелёными огнями вершин они искали лачуги знахарей и охотились за слухами о тех, кто занимается волшебством. Двадцать два дня, карабкаясь и забираясь выше в горы, они находили лишь голодных тигров и стенающих духов, что осаждали их лагерь по ночам. Однако, сегодня у него появилось что-то, что можно доставить его царственному кузену… кто-то, наигрывающий таинственную песню на невидимых струнах. Несомненно, этот бородач должен быть волшебником. Может, немного безумным, но кто не был таким в эти времена? Он преподнесёт свой необычайный Камешек и позволит королю самому определить его ценность.

Солнечный свет просачивался сквозь надземный лес. Белый голубь вылетел из парящих в воздухе ветвей и примостился на плече у Камешка. Казалось, вышагивая прямо вперёд, Камешек даже не заметил эту птицу. Лигеус чуть не споткнулся о собственное копьё, когда багровая рука с чёрными когтями выползла из косматой бороды певца. Она схватила птицу и утянула её под нечёсаные космы, оставив лишь несколько пёрышек. Слабый хрустящий звук донёсся от Камешковой груди. Лигеус глянул на своих воинов, ожидая их изумления, но, как и с призрачной музыкой раньше, видимо, он оказался единственным, кто это заметил.

Он никому об этом не сказал, потому что на синеющем горизонте нарисовались белые шпили Яндриссы. По-настоящему имело значение лишь это: он не мог вернуться к королю с пустыми руками.

Город полнился жаждой и голодом. Мраморные улицы смердили страхом. Урожай злаков засох, когда перестали идти дожди и в каждом доме дети оставались голодными. Даже высокородные отчаялись, когда фрукты в их садах высохли и попадали вниз, будто каменные. На каждом углу завывали попрошайки, а в каждом переулке прятались головорезы. Теперь, когда в преступлениях и убийствах можно было обвинять необычные феномены эпохи, злодеи хватали, что пожелают и сваливали это на богов. Те же, кто представлял богов — Священники Белого Храма, винили короля.

Тамион тревожно восседал на своём троне, в украшенной самоцветами короне, тяжёлой, как железное ярмо. Пышность его двора марал непрекращающийся поток просителей и обвиняемых. Было невозможно определить, какие нелепые требования были правдивыми, от «Появился крылатый лев и сожрал ту свинью!» до «Это демон вылетел из колодца и соблазнил ту деву, а не я!». При недостатке фактов и авторитетных свидетелей, в половине случаев он поддерживал истца, а в другой половине — ответчика. Это был его последний порыв к справедливости… и после тридцати дел за день больше он об этом не беспокоился. Король думал лишь о разгневанных священниках и о том, что они восстанавливают народ против него.

Когда короля достигла весть о возвращении Лигеуса, он велел очистить тронный зал ото всех просителей и жалобщиков. Он хотел выгнать из зала и первосвященника Норума, но глава Великого Храма имел право находиться рядом с королём. Норум оставался подле королевского намоста, в оранжевых одеяниях и остроконечной митре, весь день ожидая, когда его авторитет превзойдёт Тамионов. Королю никогда не нравился этот землистолицый священник, а теперь он втайне его опасался. О, если бы хоть одно из этих странных проклятий пало на Белый Храм…

Лигеус и его отряд вошли в зал, стряхивая пыль со своих плащей на мраморный пол. Король тут же повелел им представить свой дар, не оставив времени, чтобы помыться или привести их «гостя» в пристойный вид. Придворные и товарищи-капитаны приветствовали возвращение Лигеуса, который встречал их одобрение вежливо улыбаясь и салютуя копьём. Он встал перед троном и опустился на одно колено, как и его люди. Бородач со сломанной арфой смущённо остался стоять среди них.

— Что это такое, Лигеус? — спросил король.

Лигеус поднялся и указал на старого простака. — Ваше величество, я представляю вам волшебника Камешка.

Король улыбнулся, разглядывая оборванца. Камешек забормотал и затряс головой. — П-простите, сир, — умолял он своим чужестранным акцентом. — Я не в-волшебник… п-просто пою песни… шут вам на потеху.

Король обернулся к Лигеусу. — Что он имеет в виду?

Улыбку Лигеуса словно отлили из бронзы. — Он скромен, ваше величество! Пожелайте услышать песню и вы убедитесь в его могуществе.

Тамион заметил появление своей юной королевы, Камрил, которая скромно вошла в зал. Её льняные волосы мерцали в свете, падающем из арочных окон, а большие глаза были зелёными, как листва далёких небесных деревьев. Она стиснула кромку своего раззолоченного одеяния и воззрилась на незнакомца. Тень страха омрачила её пригожее личико.

— Что ж, спой! — приказал король.

Камешек снова поклонился и поднял свой никчёмный инструмент.

— На его арфе нет струн! — заметил Первосвященник.

Лигеус поднял руку, призывая к тишине.

Камешек гладил несуществующие струны и его голос взлетел, трепещущий и прекрасный, сплетающий историю о прекрасной королеве в некоей далёкой стране. Она была настолько очаровательна, что звёзды гасли от зависти, когда королева ночью гуляла в своих садах. Её король был добрым и простодушным человеком, но она его не любила. Проклятием её красоты стало то, что она не довольствовалась ею и интриговала против своего мужа. Лучшим другом короля был бард, развлекающий его древними историями и увеселяющий двор. Но этот бард, как и король, был всего лишь мужчиной. Он не устоял перед красотой неверной королевы. Вместе они отравили доброго короля и сбежали, ища убежища во вражеских землях. В горах неверная королева предала своего возлюбленного и бросила его на съедение тиграм. Она вышла замуж за врага своего покойного мужа, который послал войска через границу, расплатившись кровавым завоеванием. Со временем неверной королеве наскучил и её новый муж, который стал королём обеих царств. Одной ночью она взмолилась Богам Тьмы и они превратили её в тигра. Она пожрала своего нового короля и сбежала в горы, где ещё бродит и по сей день, в надежде, что поблизости окажется король, чтобы насытить её бесконечный голод.

Когда песня окончилась, король Тамион отёр мокрые щёки и увидел, что его Камрил сделала то же самое. Даже закалённый Лигеус растрогался, а его воины беспокойно ёрзали, скрывая раздирающие их чувства. Единственным, кто во всём дворе оставался с сухими глазами, как видно, нетронутый таким представлением, это первосвященник Норум.

— Я не слышал никакой музыки, ваше величество! — фыркнул священник. — Лишь щебетание этого дурака…

Король уставился на Норума. — Его слова были так прекрасно высказаны, так замечательно пропеты, что ему не требовалось сопровождение музыки. Весь мой двор слышал это, священник. Отчего же не слышал ты?