— Тебе больно? И ей было больно. — А потом добил его ногой в военном ботинке со встроенным приспособлением, способным крошить и камень. Его коллеги в ужасе взирали на дикую казнь. Артур с трясущимися губами держал их всех на прицеле мгновенно убивающего луча. Сам Олег после казни главного убийцы хладнокровно приказал им встать на колени и оставаться неподвижными в помещении, что они и исполнили. Затем он вышел и спокойно закрыл дверь. Бледный Артур не произнёс ни слова, не делая ничего, когда Олег стал разрушать притон, направляя вокруг страшный луч и всё сжигая. После их ухода полыхал весь первый этаж.

После прибытия местной службы порядка, подобной полиции, ни Олега, ни Артура в полыхающем здании, понятно, уже не было. На допросе свидетели показали, что пришли двое верзил в странных полумасках и всех выгнали, во всяком случае, тех, кто был внизу, кроме нескольких человек, с которыми они, вероятно, сводили некие преступные счёты. Верхние этажи не пострадали, только второй этаж полностью закоптился. Притон накрыли, а всех девиц распихали, кого куда, кому и домой удалось удрать в суматохе, прихватив, что плохо лежало. Старый клуб исчез, но других было много.

Вельможного хряка впоследствии нашли убитым, задушенным женским нежно — лиловым шарфиком, в лесу у своей усадьбы. Легкие, бархатные, трепещущие бабочки казались настоящими, когда касались от порыва ветра искажённого страшного лица убитого. Лицо было в кровоподтёках. Неизвестный убийца вначале избил аристократа, проломил переносицу, и только потом задушил. Лютая казнь, очевидно, была мучительной. Один из родственников хряка, муж его дочери, присутствовавший на опознании, с тайным удивлением смотрел на петлю из скрученного женского шарфика, смутно припоминая, что когда-то подарил такой рукотворный лоскут одной маленькой рыжеволосой танцовщице, с которой провёл незабываемы дни и ночи. Казалось бы, какой пустяк — шарфик. Но шарфик этот он заказал для своей невесты у дорогой мастерицы, чтобы просто порадовать её пустячком. Бабочки обладали невероятной правдоподобной фактурой, они трепетали от малейшего дуновения, но девушка-невеста сказала, что художник по тканям изобразила среди бабочек одну редчайшую, чёрную с золотым рисунком на крыльях, и если присмотреться, то рисунок похож на крошечный череп. Бабочка — обитательница джунглей являлась по старинной легенде заколдованной дочерью Владыки трясины, и была чёрным вестником, приносящим несчастье тому человеку, на которого она вдруг садилась. «Это же чушь»! — сказал он, — «Как ты можешь верить? И потом, это же не живая бабочка, а всего лишь аппликация на лоскуте ткани». Но она отшвырнула шарфик прочь. Ему было жаль затраченных средств, да и шарфик казался пригожим, и он подарил его той танцовщице, надеясь на её внимание. Внимание было обретено. Чудесная девушка с красными искрами в волосах вдруг выплыла из памяти в такую страшную минуту, закружилась перед ним своим ладным телом, перебирая пальцами ног во время быстрого верчения. На её крупной для такой пичужки груди была простенькая накидка из тех, что выдавали её бедность. Он вытащил шарфик из кармана и подарил бескорыстно, из-за восторга перед её умением и личным очарованием, потому что не верил в мистику и не был суеверен. Девушка была рада и оказала ему своё расположение потом, понятно, не из-за какого-то шарфика. Да и мало ли было таких шарфиков? Старая мастерица могла создать их бесчисленное множество. Ни малейших улик не было найдено, кому мог помешать хряк? О его предсмертном визите в клуб покупных радостей никому известно не было. Свидетели или разбежались или были уничтожены в страшном побоище. Владелец клуба спустя время после своего побега из столицы тоже был обнаружен в одном пригородном озере, где его труп всплыл на поверхность. Его дело было ещё безнадёжнее, в виду его многочисленных тёмных дел и контактов с уголовным миром.

После бойни Олег попал в медотсек к доктору Франку. Но, было похоже, что он переживал не за убитых людей, а от того, что эти убийства не могли вернуть ему его Колибри. Она продолжала биться в его сознании своим хрупким и растерзанным телом, а он не умел её оживить и опять нарядить в серебристый комбинезон. Рудольф лично допрашивал Олега. Он был бесстрастен, и в своей серой одежде металлических оттенков, казался и сам металлическим. Единственное, что он позволил, ударил Олега по лицу. А потом простил. Сказал, что всё уладит сам. И никто не узнает в ГРОЗ об этом инциденте. Те же, кто жили здесь, понятно, ничего и никому не поведают. Потому что ГРОЗ властвует на Земле, а здесь они сами себе власть. Система же наблюдения была, по сути, фикцией, и давно была подконтрольна тем, кто жил и работал в Паралее.

Спустя время Рудольф пришёл к Олегу сам в его жилой отсек. Он попросил Олега рассказать, что предшествовало этой бойне на поверхности Паралеи. Слушая рассказ Олега, Рудольф казался отсутствующим и во времени, и в пространстве отсека, пребывая своими мыслями где-то и ещё. Олег это видел, но подчиняясь субординации, что-то бубнил себе под нос, злясь на Рудольфа за удар на глазах у многих, хотя и понимая, что заслужил и большее воздаяние за собственный произвол, приведший к преступлению, в которое он вовлёк и друга Артура. Но Олег знал, что Артур сын Венда. Поэтому он знал, что история будет навсегда погребена в недрах их подземного мира. И не такое тут творилось. И не такое покрывалось не только Вендом, но и справедливым, безупречным Разумовым. Во все времена люди никогда не жили и не живут по инструкциям свыше, разве что отчасти.

Олег потом доказывал Антону, что надо уничтожать подобные планеты, злые, неисправимые.

— Всю целиком? — спрашивал Антон.

— Всю. Если они так терзают своих девушек. Так мучительно и страшно живут. Если не умеют иначе, пусть исчезнут!

— Но уничтожив всех, ты погубишь большинство невинных людей, девушек, детей, животных, птиц. Как это?

Олег молчал, сказать ему было нечего. Возродившись уже из душевного пепла, пройдя сеансы психического восстановления у доктора Франка, он стал как бы и прежним. Но прежним ли? У себя в жилом отсеке он поместил изображение своей Колибри в искусственный, прозрачный кристалл, взятый в лаборатории «ЗОНТа». Уменьшенное изображение девушки сидело там, внутри, на цветке. Олег при помощи компьютерной графики сделал ей крылья, как у настоящей колибри. И девушка — колибри сидела в цветке и смотрела на Олега из своего, защищающего её уже навеки от страшного мира, кристалла, улыбаясь пунцовыми губами. Но глаза её остались печальными. Олег не успел сделать их радостными и лучистыми. У него было слишком мало времени, чтобы исцелить её окончательно.

Увидев кристалл, Рудольф взял его в руки и долго смотрел на девушку — птицу, навеки исчезнувшую Колибри, имени которой никто в подземном городе не узнал. Лицо его не выражало никаких особенных эмоций, но в выражении глаз возникло нечто, что он пытался скрыть, прищурившись, будто прозрачный кварц мешал ему разглядеть заключённый в нём мираж. Олег счёл это за его сочувствие, потому что ничего не знал об их встрече у горного озера.

— Эта планета никому из землян не приносила счастья, — сказал он.

— А какое счастье принесли им мы? — спросил неожиданно Антон. Но Венд проигнорировал его вопрос, обратившись к Олегу:

— Ты остаёшься. Я так решил. В ГРОЗ никто и ничего не узнает об инциденте. Такие, как ты и Антон, прошедшие здесь свою школу взросления, вы тут незаменимы. На других планетах и колониях бывают эксцессы и более жуткого свойства. Но люди там живут и даже рожают детей. Мы космические воины, а не земные благополучные и сонные обыватели хрустальных городов. Нечеловеческое напряжение жизни в нечеловеческой среде рано или поздно даёт о себе знать именно дикими срывами. Мы все здесь понимаем это, потому и прощаем, помогаем друг другу, а не топим, и не судим с позиций тех, кто носа за всю жизнь не сунул выше сада на крыше своего управленческого небоскрёба. Они созерцают иные миры в красочных многомерных картинках, потому никогда не поймут нас, кто в реале прочувствовал на своей шкуре, какие грызущие пасти и кромсающие зубы часто таят в себе подобные райские лики якобы идиллических планет. Останешься? Если хочешь отбыть, я дам тебе превосходную характеристику, но лучше оставайся, Олег.