Видя изумление молоденькой пленницы, она объяснила, что хозяин и есть отец ребёнка.

— Он хотел взять его в свою усадьбу, в семью. Но его жена — мерзавка! Та самая, что и понятия не имела, что были времена, когда я могла свернуть шею её судьбе. А она не удостоилась бы и взгляда тех мужчин, кто целовали мне тогда мои холёные душистые ножки. Когда она узнала о рождении мальчика, она потребовала у мужа привезти её сюда. Она сказала, осмотрев меня и ребёнка, что не нуждается в помеси рыжего ящера и низкосортной толстой лепешки. У моего мальчика просматривался гребень на голове через его красные волосёнки, как и у отца. Она стояла, еле дыша, потому что утянула свою талию кожаным корсетом до состояния спицы, щёки пылали от ревности, а пухлый рот она сжимала, воображая, что он походит на свежий бутон цветка. Ей было так важно явить всем тут свою неотразимость. Но где была её неотразимость, когда её муж постоянно и с усердием впихивал своё семейное достояние в меня? Она была похожа на застывшую куклу из витрины, из тех, которые никто и никогда не покупает ввиду их бестолковости и несусветной цены. Но это она воображала, что цена её непомерна высока. Какая может быть ценность в отлитой пустой болванке с раскрашенным и плоским личиком? Я расцарапала ей это личико! Если бы она любила хозяина, он бы не сопел и не храпел на моей груди как на подушке, мешая мне толком выспаться. Тем не менее, этой дряни на тонких ногах повезло, и у неё есть муж. Я даже такого себе не нашла. Только зря таскалась по ночным заведениям и тратила себя в надежде найти, кого побогаче.

Теперь видишь, кого я нашла. А чем я хуже? Я, когда он вернулся ко мне ночью пьяным после тех смотрин нашего ребёнка своей женой, похожей на кукольного пупса в корсете, и попытался влезть в то, что он называет «источником блаженства», так шибанула его, что он скатился с постели. Мы стали с ним драться, сломали сплетённую из гибкой древовидной лианы колыбельку. Мальчика по счастью забрала к себе одна девушка, чтобы искупать его. Он уснул, и она не стала его тревожить, оставив у себя. У неё в своё время тоже был ребёнок, и ей так хотелось подышать его молочным и безгрешным духом, я не возражала.

«У тебя в усадьбе свой, но, похоже, мелкий и безвкусный источник. А тебе хочется поглубже, послаще», — сказала я. — «Я тут работаю, конечно, но по закону я не обязана обслуживать бесплатно, и я могу искать защиту в таком случае там, где и отслеживаются властями нормы закона». Я знала, что пока кормлю своего крепыша, он не спустит меня в подвал к паукам. Потому что их яд, хотя и слабый, попав в кровь и молоко, вызовет отравление у ребёнка. Он скрипел зубищами от ярости, и из глаз сыпались искры. Он мог бы ими прожечь дорогое постельное белье. Ради себя он не скупится, и я сплю только на атласном белье. Это, конечно, шутка, но знала бы ты, насколько он может быть чудовищен!

— Ну и где же она, твоя спасительная тропка? — спросила вдруг Колибри.

— Найду. Главное, не упасть в отчаяние.

В один из дней быстрая Уничка умчалась по делам, пообещав, что уже завтра рано утром разбудит её, и они уедут вместе на вокзал. Она, Уничка, лично проводит Колибри до поезда в провинцию, даст ей денег на билет, а сама тоже уедет искать свою бродячую общину, где бы они сейчас ни путешествовали, как бы далеко от столицы ни находились, она останется с ними. Но утром вместо Унички явился похититель-хозяин, он же и проводник в «ослепительное будущее». Разодетый, благоуханный и красномордый ящер, бугрясь мышцами, лоснясь от принятого где-то по пути возлияния, распёртый предвкушением входа в свой «новый источник блаженства», застыл на пороге узкой комнаты, навсегда преградив выход из бездны. О том же насколько был он чудовищен, Колибри пришлось испытать в тот же день. Свой первый раз она пережила, как люди, наверное, переживают смерть…

Детская открытость её души стала для Олега потрясением и, не переходя всё же границ, она рассказала достаточно, чтобы у Олега возникла мысль об убийстве неведомого похотливого тролля, укравшего её из родного дома. Колибри так и не раскрыла ему до конца тайну своих взаимоотношений с похитителем. Не призналась, что ужас сменило привыкание к нему. Он стал ласковым и добрым, таким, каким и предстал перед ней в тот день возле училища в провинциальном городке, когда повёл по дорожке к сияющей аристократической машине, за распахнутой дверцей которой и ожидал её обрыв прежней жизни, шаг в бездну… Он перестал замечать и тиранить других девушек. Признался, что хочет пройти с нею ритуал в Храме Надмирного Света, что строит ей чудесный флигель в своей усадьбе, и одна из спальных комнат будет среди увитых вьющимися растениями ажурных стен. Он видел такие комнаты для отдыха у аристократов. На свежем воздухе под пение птиц и благоухание цветущих лиан любовь способна порождать иллюзию, что человек пребывает в селениях Надмирного Отца. И женщина, которую человек держит в объятиях, кажется воздушным творением. Так он ей говорил. «Но ты и так моё воздушное творение. Если же мы будем с тобою просыпаться в той ажурной спальне, наше наслаждение возрастёт настолько, насколько ты и не представляешь себе теперь. Потому что это грязное место не способствует возвышенным чувствам, ни моим, ни твоим. Есть аристократы, которые любят своих женщин в хрустальных спальнях. И я когда-нибудь построю тебе такую же. Только мастера нужного найду. Но даже там, в закрытых городах влиятельных богачей нет такой девушки ни у одного из них, И в этих своих сияющих башнях они совершают любовное соединение с обычными женщинами. Такой как ты нет ни у кого. Я долго искал себе такую. И нашёл. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. И то, что я не послал за тобой агентов, а приехал сам, это должно тебе дать понимание, насколько я оценил твою уникальность».

Уничка тоже никуда не сбежала. Со своей пигментированной грудью и спиной она не могла быть соперницей Колибри. Она перестала, конечно, приходить, перестала смеяться и общаться со всеми. И все поняли, что её чувства к хозяину не были притворством, а были подлинными, но она стеснялась это признать. Она почти ничего не ела, бродила ночами вокруг здания по саду, за которым не ухаживали из-за экономии или жадности хозяина, и сад напоминал обрывок диких джунглей в городе. Там не было ни бассейнов, похожих на хрустальные линзы с рыбками в них, ни цветов, ни павильонов с поющими птицами в густых ветвях, не было душистых цветов, вплетающихся в живые древесные ажурные стены. Маленький клочок городских джунглей не имел выхода для Унички. Там ползали по стволам юркие, но зябкие ящерицы, так и норовящие заползти в комнаты и желательно в тёплые постели, орали по ночам бродячие кошки, и девушки бросали в темноту камни, заготовленные днём. Один из камней попал как-то в голову страдающей и стремительно худеющей толстушки, что вызвало неописуемое веселье у всех прочих. Ей не сочувствовал никто, потому что каждый выживал тут в одиночку. И Колибри тоже была равнодушна к её участи. Личной её вины не было в подобном раскладе подлых перемен с другими. У неё самой была украдена нормальная человеческая жизнь. Круглое лицо бывшей веселушки утратило весёлость, да и круглым его было назвать уже трудно. Когда хозяин потребовал, чтобы она перебиралась на первый этаж ко всем прочим, пока на неё ещё есть спрос, она сбежала от него навсегда. И он не искал её.

Как-то во время его длительного отсутствия явилась разряженная особа, увешанная драгоценными цепями, браслетами, в одежде, расшитой блестящими камнями и дорогим кружевом. Она не была женой. Жена хозяина сбежала ещё до появления в этом месте Колибри. Эта женщина была во всём антиподом Анит. Худая, с юрким извилистым телом ящерицы и с глазами свирепой кошки. Она перемещалась по тесному пространству комнаты, словно ища тёплого укрытия, не обращая внимания на саму Колибри. Вначале осмотрела постель, вроде и впрямь желала туда залезть и согреться. Долго ела огромный фрукт, взятый из вазы, полностью занятая процессом поглощения, громко чавкая. И только вытерев руки и губы выглаженным и чистым платьем Колибри, принесённым прачкой и небрежно брошенным ею же на постель в знак презрения к новой любимице господина, незнакомая посетительница оглядела саму Колибри.