— Какой ещё парень… В каком смысле помог дойти?! — потрясённый его заявлением Рудольф приподнялся с постели, — Разве ты не довёз её на машине до самого дома?!
— Нет, — опешил Артур, — ты же сказал до выхода…
— Придурок! А после выхода на машине! Там же стоит моя машина! У тебя же универсальный ключ при себе! Как ты мог отпустить её одну?!
Артур пожал плечами, пропуская сквозь себя гнев шефа как воду сквозь сито. — Надо было давать чёткие инструкции, а ты сказал, до выхода! Что с ней произошло? Последствия инъекции для частичной амнезии? Почему ты сам практикуешь такие серьёзные процедуры, если доктор Франк предупреждал об опасности самодеятельности? Ведь он по любому в курсе здешних сомнительных игр с девушками, и всегда хранит все подземные тайны, хотя они ни для кого уже не тайны. Почему ты отпустил, если ей стало нехорошо? Если бы тот парень ей не помог и не проводил, она бы упала!
— Ты же увидел, ей плохо! Почему ты сам-то не вернул её?
— Так она не призналась, что ей нехорошо, стремилась поскорее уйти… я спросил, почему вы босая… Что тут произошло?!
— Ведёшь себя как биоробот! Даже не сообразил, что надо довезти девушку на машине, а если надо, то и внести её на руках туда, где она и живёт, жалостливый ты тугодум! Не нуждается она в услугах Франка! — Рудольф корчился от собственной вины и стыда перед мальчишкой, — Если догадался, что возникли побочные действия, потеря адекватности, чего не вернулся? А если бы она упала? Придурок!
— Так это я во всём виноват? Если бы упала, то я… то я был бы вынужден нарушить инструкцию, и опять же получил бы дисциплинарное взыскание и опять же оказался виноват. А пояснее нельзя было изложить свою просьбу…
— Приказ! Тебе был дан приказ! Но соображалку почему не включил? Проводить и означает доставить до дома, олух! Ну откуда мне шлют таких вот олухов царя небесного!
— Хватит оскорблять меня! Пусть я и олух, но не царя небесного, а владыки подземного, как тебя тут обозвали. Ты сам почему не привёл в порядок её внешний вид? Чего она шла-то как после пыток из подземной тюрьмы троллей? Это хорошо ещё, что никто из наших не увидел. Но там такая массовка местная с утра пораньше бродит, по всему городу…
— Да плевать мне на них!
— Я заметил, что тебе на всех тут наплевать. Но замечу, что снизу плевать туда, наверх, несподручно как-то…
— У тебя какое образование? Ты будто и не покидал школьного городка младшего цикла обучения…
Видя смятение Рудольфа, Артур вдруг заговорил с ответным напором, — Я был одет не для выхода на поверхность. Есть же строжайшая инструкция, запрещающая выходить без «маскарада»! Я вывел её наружу по закрытому для местных маршруту, как ты и велел. Я не имел права выходить наружу без ряженки! Ты сам же не предупредил меня о том, что надлежит проводить девушку до двери её дома! — он смотрел гневно и испытующе. Вопрошал глазами, не веря объяснениям Рудольфа, и ничего не мог понять…
— Она кто? — Артур с упорством вёл свой допрос. — Она из твоей агентурной сети или же… А все говорили, что ты не такой! Что ты запрещаешь увлекаться местными девушками и задолбил всех дисциплинарными оплеухами. Если вследствие воздействия на мозговые структуры возникла такая реакция как расстройство психики, пусть и кратковременное, необходимо было отправить её к Франку для немедленного осмотра! А если это опасно для жизни? — Артур продолжал думать, что Нэю подвергли воздействию для того, чтобы она забыла о своём посещении подземного города. — Олег так и говорил, что Франк давно замечает, как некоторые сами выступают в роли врачей, не будучи ими. Добывают препараты и сами делают девушкам инъекции, чтобы они всё забыли. А доктор предупреждал, это опасные и зловещие игры, что мозг живого человека не компьютерная игра, взял и удалил информацию, будто всё так просто…
— Прекрати читать мне нравоучения! Ты тут малыш в ясельной фазе своего существования. Пошёл прочь отсюда!
— Не думал, что и ты вовлечён в творящийся тут произвол! — напирал Артур. — Чем же в таком случае ты лучше того местного, так и не сумевшего превратиться из обезьяны в человека…
— О какой обезьяне твоя речь?! — Рудольф уже давно отметил, что образцовый мальчик-сын косноязычен и не всегда умеет ясно выражать свои мысли.
— Да о том феодале, который также обидел её когда-то… — выдумав для себя некоего «местного феодала-обидчика», Артур уже искренне поверил в его реальное существование, пребывая в точно такой же растерянности, как и его отец-шеф.
— Кто посмел обидеть её? — опешил Рудольф, — О чём ты?
— О том, что тут весьма часто происходят подобные эксцессы, которые и приводят к человеческим трагедиям. Обижать женщин, попирать их достоинство тут обычная практика!
— Её никто и никогда не попирал! А если бы посмел кто, его бы уже в живых не было!
— Она же не на Земле появилась на свет. И откуда бы ты узнал всю её прошлую жизнь…
— А ты узнал!
— Она сама мне рассказала.
— Да о ком? Кто конкретно?
— Я не приучен передавать содержание разговоров, которые очень личные. Если ты об этом не знаешь, то она и не захотела тебе ничего рассказать.
— Так у тебя с ней уже завязался личный контакт? — навалившаяся лень помешала тому, чтобы встать и тряхнуть этого малолетку за шкирку. Чтобы вёл себя подобающим образом.
— Если тебе она понравилась, мог бы и погулять с нею вдоль озера, — бормотал Артур. — Там настолько красиво, а то… она для чего-то искупалась в каком-то корыте. Я ничего не понял. О каком подземном источнике она говорила? Почему была такая… ненормальная же!
— Уходи! — заорал Рудольф, свирепея. — Тебе не объяснишь. Ты не знаешь этот мир. Он другой, чем наш. Понятно? Иди! Проваливай! Или хочешь на штрафное дежурство в отдалённый пункт слежения отбиваться от тучи крыланов и вычищать их дерьмо, когда они нагадят тебе за шиворот и на голову?
Артур ушёл, так злобно и демонстративно грохнув ногой в панель входа, что показалось, будто в отсеке затряслись и другие стены. Артур позволял себе тут многое в отношении него, потому что был сыном Лоры. Ни вслух, ни про себя Рудольф никогда не произносил «мой сын», только «сын Лоры». Почему? Он не знал. Он не чувствовал в мальчике ничего родного, ничего близкого себе. Чужой красивый мальчик, отчасти похожий на свою мать, но ни единой своей черты он в сыне не замечал. При взгляде на его прямой и широкий разворот плеч, тонкий стан, длинные ноги, даже восхищаясь невольно, что он и ростом уже превзошёл его, Рудольф, зная, что Артур ему родной по крови, не ощущал к нему отцовской любви. Почему? Это уже невозможно было изменить, как и полюбить в своё время его мать. Навязавшую себя девушку с мнимо глубокими глазами праведницы. Но перепрыгнувшей из постели Александра Ивановича, влюблённого в неё философа, этакого Диогена в чисто условной бочке, давшего обещание ради неё отречься от своего условно-бочкового отшельничества, в объятия едва знакомого курсанта Академии ГРОЗ. Без всякого сколь-нибудь пристойного временного отрезка, — буквально тотчас же, как только будущий космодесантник дал ей намёк, что не против развлечься.
То, чему с его стороны названия дано не было ни тогда, ни теперь, она объявила взаимной любовью до конца их жизненного и обязательно совместного пути, скрепив союз рождением сына. И сын, которого отец не воспитывал, взросления которого не видел, в отцовской любви уже и не нуждался. Артура он вызвал к себе на стажировку сам. Артур всегда смотрел исподлобья на него, а на всех прочих открыто и чисто. У Артура было сложное к нему отношение. Не простил нелюбимого и нелюбящего отца, втайне страдая и ожидая отчего-то всеохватной отцовской любви.
Забыть нельзя помнить
Нэя пришла в свою жилую часть кристалла, стащила опостылевшее платье и свалилась на постель, в те самые подушечки, где была так счастлива. Ведь Чёрный Владыка обо всём знал, смеялся над её подушечками, издевался над теми ночами…
Была неясна граница между душой и физикой тела, и где одно перетекало в другое? Но болело всё, везде, и даже за пределами тела разливалась тягучая мука. Бабушкин эликсир оказался, действительно, опасной штучкой, и передозировка из-за нервической спешки давала о себе знать. Прикосновение к любому предмету сейчас было непереносимо для кожи, для рук, для глаз.
