– Что?! Хочешь сказать, все они мертвы и подвластны твоей воле?

– Именно, – довольно протянула девушка. – Я отравила их сегодня утром, сразу после вашего разговора с Адарином Легаром. Ну а после поддерживала в них подобие жизни до самого вечера. Потому, собственно, я уверена, что останусь вне подозрений, даже если кому-то в голову все же придет бредовая идея попытаться меня отыскать. Все посчитают, что ваши питомцы обезумели, пробрались вслед за хозяином в одну из дальних комнат, а после растерзали его и друг друга. Возможно, в неосмотрительности обвинят кого-либо из ваших слуг, который забыл запереть псарню. Однако обо мне наверняка никто и не вспомнит.

– Но это невозможно! Чтобы заставить восстать мертвого требуется обладать некромантией! Темные искусства исчезли из мира около пятисот лет назад, после того как…

Договорить он не успел. Его слова утонули в яростном реве тех, кто ранее беспрекословно ему подчинялся, а теперь безжалостно рвал его на части. Не желая наблюдать за этим, девушка покинула небольшую комнату и осторожно прикрыла за собой дверь. Спускаясь по каменной лестнице, она ощутила, как остатки жизни покинули тело Валеса Стенкара. Значит, и ей следовало даровать наконец его псам заслуженный покой.

Небольшая деревушка, в которой жила Демела, находилась в юго-восточной части королевства Айденхельм. Где-то далеко, за высоким лесом, подходившим к ней вплотную с севера, стоял один из крупнейших городов страны. Однако лес был слишком протяженным. Дороги, соединявшие поселения, существовали разве что в объезд. А посему, не покривив душой, можно было с уверенностью сказать – эти два мира во всех отношениях разделяла пропасть.

О горстке незатейливых деревянных домов с покрытыми соломой крышами вспоминали лишь изредка, в те моменты, когда приходило время взимать с крестьян подать. Но их это вполне устраивало. Люди, обитавшие здесь, любили свою тихую, не подверженную переменам жизнь.

С самых ранних лет Демелу считали странным ребенком. В отличие от других детей, подкреплявших свои капризы слезами и получавших за это, по обыкновению, увесистый подзатыльник от кого-либо из родителей, она никогда не плакала. Порой казалось, она вовсе не испытывала эмоций или скрывала их так глубоко, что заметить их было практически невозможно. В нерассудительности или глупости ее тоже едва ли можно было упрекнуть, ибо зачастую она не боялась вступать в спор с Ковелом, своим отцом. Причем, к прискорбию мужчины, в итоге всегда оказывалась права. Впрочем, несмотря на странности, тот души в ней не чаял, а потому горечь небольшого поражения быстро перерастала в гордость за собственную дочь.

Все, за что бы Демела ни бралась, давалось ей с необычайной легкостью, будь то умение шить, готовить или вязать корзины. В ее разуме словно заведомо присутствовало знание о ремеслах или некое понимание принципов того, как все вокруг устроено. Это распространялось не только на рутинные обязанности девочки, но и на нехитрые игры, коими увлекались ее сверстники. Лишь только она начинала бросать камни в ямку, как ей без труда удавалось попасть в цель, с легкостью миновав преграды соперников. Загадки, придуманные другими детьми, разгадывались ею так быстро, как будто ответ заранее был ей известен. Стоило ей спрятаться, и ее приходилось искать до заката, пока она сама не решала выйти из укрытия.

Потому-то остальные ее и недолюбливали. Даже взрослые, выслушав рассказы своего ребенка, посматривали на Демелу косо. Это же касалось и двух ее старших братьев. Но последние, привыкнув к ней и не имея иного выбора, кроме как жить вместе, относились к сестре довольно сдержанно. Понимание того, что она – часть их семьи, наряду с суровыми взглядами отца, а также умом и холодной расчетливостью девочки, рубили на корню их желание над ней поиздеваться.

Мать, Залена, тоже относилась к дочери с заметной теплотой, и все же не столь слепой, какую испытывал ее отец. С одной стороны, женщину радовали успехи Демелы, восхищало, что ей без труда давалось любое дело, за которое та бралась. С другой – немалое беспокойство вызывал ее ум. Уж не сыграет ли он с ней впоследствии злую шутку? Как говаривали в народе, слишком умная жена хорошего супа не сварит. Вот почему она тайно надеялась, что с годами Демела все это перерастет.

При всей неприязни, а порой и открытой агрессии других детей, в деревне нашелся один, кто часто вступался за девочку, когда могло дойти до драки. Он пресекал все попытки остальных напасть на нее. И его, Прадима, она считала своим единственным другом. Хотя и он, как она иногда замечала, предпочитал держаться от нее на расстоянии.

В тот вечер дети, покончив с дневной работой в поле, как обычно, собрались вместе. На этот раз в своей игре они изображали приезд короля в его замок в столице. Роль государя досталась самому неприятному из мальчишек, Равену, кто не стеснялся в выражениях по отношению к Демеле, а иногда, особенно когда Прадима не было рядом, открыто проявлял к ней свою ненависть. Оседлав кривую палку и представляя, что это норовистый конь, он в сопровождении двух «рыцарей» с важным видом прошествовал мимо собравшейся вокруг ребятни. Затем взобрался на небольшой камень, видимо, воображая, что это трон, и подозвал к себе стоявшего рядом мальчика.

– Милостью своей, – теперь корявая палка-конь почему-то превратилась в меч, – я дарую тебе титул… ммм… – Он помолчал, пытаясь вспомнить то, чего отродясь не знал.

– Почетного рыцаря, – надломленным шепотом выпалил кто-то из толпы.

– Почетного рыцаря! – почти завопил Равен, явно переигрывая. – Но это звание ты получаешь не просто так. Теперь ты обязан служить мне до конца своих дней!

Преклонив колено, новоиспеченная «титулованная особа» что-то пробормотала в ответ, после чего неотесанная палка торжественно легла на его голову. Довольный собой, «правитель» широко ухмыльнулся, высматривая следующую жертву.

Внезапно взгляд его упал на Прадима, явно утратившего к происходящему какой-либо интерес.

– А теперь ты! – крикнул Равен, указывая палкой прямо на него и едва не задев при этом лица еще двух стоявших рядом ребят. – Выйди и получи свою награду!

Задумав было возразить, тот помедлил и тяжело вздохнул, видимо, посчитав, что излишние споры в итоге лишь осложнят положение. Неспешно выбравшись из толпы, он встал напротив Равена, превосходя его ростом даже при том, что последний расположился на камне. Потом откашлялся и нехотя опустился коленом наземь. «Меч», как и в прошлом случае, коснулся головы «рыцаря».

– Теперь ты живешь ради меня и обязан подчиняться мне во всем. Исполнять все мои приказы.

– Да-да, – сухо протянул мальчик.

– Но что я вижу? – «Король» вдруг снова внимательно осмотрел толпу. – Зло проникло в наши ряды! Враг под видом одного из верных подданных посмел пробраться во дворец! – Его взгляд остановился на Демеле, а ухмылка стала заметно более широкой.

– Чего? – не понял Прадим.

– Враг, говорю, среди нас.

– Да что ты? – В его глазах заблистал опасный огонек.

– Тебе, как своему почетному рыцарю, я повелеваю схватить ее и казнить собственноручно. – Он небрежно махнул в сторону Демелы. Другие дети, находившиеся рядом, тут же расступились, будто и впрямь поверив, что она опасна, а на этом месте ныне вершится справедливый суд.

– А не пошел бы ты? – процедил мальчик.

– Ты не имеешь права отказаться! Я Лантерин Герфес, король этих земель! Мое слово – закон!

– Так может пришла пора тебе уступить трон кому-то другому? – сложив руки на груди, сурово посмотрел на него Прадим.

– Что ты такое говоришь?! Решил пойти против государя?! Тогда я прикажу остальным схватить тебя и казнить вместе с ней!

– Правда? – самодовольно усмехнулся он. – Ну, пусть попробуют.

Телосложением и ростом мальчик заметно превосходил всех других детей. Связываться с ним во имя «горе-короля», который сам того и гляди может ни за что огреть палкой, желающих не нашлось. Небольшая толпа замешкалась, не вполне понимая, что следует делать, а еще где именно находится та незримая грань, за которой заканчивается игра и начинается неприкрытая жестокость.