Но убийство, да еще столь именитой особы, точно не сошло бы ему с рук. И, следом за ядом, подмешанным в чужое блюдо, не осталось бы ничего, кроме как самому принять отраву.
Проводив недовольным взглядом Адарина, пересекавшего двор замка вместе со своей треклятой свитой и при этом широко размахивавшего руками, что-то оживленно рассказывая приятелям, мужчина только презрительно сплюнул. Само собой, так, чтобы этого не заметил граф. Почему среди его родственников по большей части были лишь инфантильные полудурки? И по какой невероятной причине почти все они наделены были гораздо большей властью, чем дарована свыше ему, Валесу? Раздавая свою благодать, последний из богов явно обошелся с ним несправедливо.
Когда хозяин замка, встретив гостей, коим не было до него никакого дела, собирался покинуть двор и вернуться в свои покои, его глаза вдруг вновь обратились к оставленным в стороне экипажам. Там стайками суетились слуги Адарина Легара. Одетые совершенно одинаково, они забирали с собой вещи господина. Мужчины в строгих грубоватых облачениях несли громоздкие сундуки. Женщины в темных длинных платьях из дешевого сукна со светлыми широкими передниками переносили небольшие коробки с любимой кухонной утварью графа. Одна из них, будучи уже в летах, стояла на месте, раздавая указания остальным.
«Надо же, – усмехнулся про себя Валес. – Даже у этого сброда имеется какая-то иерархия».
О чем только думал его родственник? Среди тех, кто подчинялся ему самому, он таких излишеств не позволял.
Однако в следующий миг Валес Стенкар забыл обо всем, что тревожило его прежде. Негодование покинуло его разум. Вместо него пришло пьянящее чувство эйфории.
В толпе слуг он увидел юную девушку с тонкими, словно у аристократа, чертами лица, длинными светло-каштановыми волосами, обрамлявшими плечи, чуть припухшими губами и серыми глазами, в коих можно было различить холод и тепло одновременно. В каждом движении ее заметна была неповторимая грация, некое несравненное изящество, дарованное самой природой. На фоне ее остальные смотрелись слишком блекло. Они будто созданы были, дабы служить невзрачными тенями, по-своему отражавшими ее великолепие. Красота же незнакомки, казалось, затмевала даже сияние полуденного солнца.
Валес был очарован. Пока слуги графа завершали свои дела, он не смел оторвать взгляд от чудесного создания. В какой-то момент ему показалось, что девушка тоже посмотрела на него и ответила ему кроткой улыбкой. Но все это произошло столь быстро, что он так и не сумел понять, случилось ли это на самом деле, или виной всему было его разыгравшееся воображение.
Отныне мужчина не мог больше думать ни о чем, кроме девушки, на которую, к величайшему сожалению, его власть не распространялась.
Вечером за торжественным ужином он забыл о голоде, к гласу которого прежде постоянно прислушивался. Все внимание его было поглощено юной особой, что прислуживала здесь же. Постоянно он подмечал в ее чертах нечто новое, еще более прекрасное, чем уже успело отложиться в его памяти. Он вдруг понял, что бессмысленная болтовня Адарина, сидевшего за столом рядом с ним, теперь не слишком-то его раздражает. Вернее, он почти не слушал ее, лишь изредка кивая в ответ.
Когда же девушка неожиданно исчезла, видимо, покончив со своими обязанностями, он ощутил странное чувство, больше всего напоминавшее разраставшуюся панику. Он собирался было тоже встать из-за стола, но с досадой вспомнил, что не вправе этого сделать. Хозяин замка не мог уйти просто так, оставив гостей без его присутствия завершать трапезу. По меркам дворян это наверняка расценили бы, как непозволительную грубость.
Забавно, что даже здесь, в собственном жилище, сейчас он не в силах был поступать, как ему вздумается.
Время тянулось до неприличия долго. После ужина Валес Стенкар счел, что сегодня потратил слишком много душевных сил, и отправился прямиком в свои покои. Он и представить не мог, что мучения его только начинаются. Растянувшись на кровати, он осознал, что образ девушки с каштановыми волосами все еще стоит перед его глазами, занимая мысли, не давая уснуть.
Так он маялся до самого рассвета, лишь изредка проваливаясь в забытье. Как только в проем окна робко скользнули первые лучи солнца, мужчина почувствовал, что от бессонницы устал еще больше, чем прошлым вечером, когда прилег отдохнуть. Однако вместе с этим к нему пришла холодная решимость и ясное понимание одной простой истины. Служанка графа во что бы то ни стало должна принадлежать лишь ему.
Меж ним и его всепоглощающим стремлением заполучить девушку оставалось только одно значительное препятствие. Открыто спрашивать о ней было неразумно – прихвостни Адарина, как и он сам, вполне могли поднять хозяина замка на смех за подобное проявление слабости. Разницей в возрасте дворян было не удивить. Он и сам на вполне законных основаниях вскоре собирался связать себя узами брака с молодой дочерью одного аристократа. Но вот влечение к жалкой простолюдинке без труда способно было очернить репутацию. Потому действовать следовало чуть более осторожно. К примеру, чем-то обязать дальнего родственника, чтобы тот сам пошел навстречу.
Спустя пару дней, набравшись решимости и улучив момент, когда свиты графа не было рядом, мужчина наконец подошел к нему. Племянник стоял на вершине одной из башен, опираясь о ее зубчатый край, глядя на простиравшуюся внизу пропасть и узкую ленту реки где-то в самом конце обрыва. Само его положение так и просило отвесить легкого пинка ему под зад, чтобы он начал долгий полет, неминуемо приведший бы к безвременной кончине. С огромным трудом Валес Стенкар сдержался и просто встал рядом. Несмотря на ранний час, в руке юного аристократа виднелся почти опустевший кубок с вином.
– Каждый раз приезжая к вам не перестаю удивляться, сколь чудесны ваши края, дорогой дядюшка, – произнес Адарин с каким-то слишком тяжким вздохом, при этом не потрудившись взглянуть в сторону мужчины. – Здесь забываешь обо всем. Теряешься в окружающей красоте, и все проблемы, ранее терзавшие тебя, будто тают. Исчезают хотя бы на время.
– Здешние виды и правда действуют исцеляюще, – не стал спорить Валес. Принимать похвалы даже от этого скользкого подонка было приятно. – Но порой лучше использовать дарованные ими настроения для решения важных дел. Ибо эти места имеют свойство открывать в человеке способность мыслить исключительно трезво. – Он покосился на кубок в руке графа, и все же добавить что-то к сказанному не осмелился.
– Дела… – протянул собеседник. – Впрочем, вы, как всегда, правы. Хотелось бы мне, пусть ненадолго, позаимствовать вашу мудрость. – Он вдруг брезгливо сплюнул. – А я ведь только и занимаюсь тем, что беру! Отнимаю ваше время, пью ваше вино, бесцеремонно пользуюсь вашим гостеприимством. Мне жаль, что я так поступаю. Вы и представить себе не можете, сколь искренне я желаю вам за это отплатить.
– Не стоит терзаться подобными глупостями. Я всегда рад видеть вас в своем доме, – покривил душой Валес. – Но, если уж вы сами завели этот разговор, есть кое-что в вашей власти, что вы определенно можете для меня сделать… Хотя забудьте. Просить об этом я вас все же не смею. – Он сделал вид, что смутился и собирается уйти.
– Нет-нет! – с готовностью встрепенулся Адарин. – Коли я и правда в силах чем-либо помочь вам, вы обязаны сказать об этом!
– Право, даже не знаю. Боюсь, сия просьба может опорочить мою честь, как аристократа.
– Вам не о чем беспокоиться, – заверил молодой граф. – Вы всецело можете доверять мне.
– Возможно, это лишь моя легкая прихоть, – осторожно произнес мужчина, понимая, что беседа идет так, как он и рассчитывал, – но в рядах вашей прислуги я заприметил одну необычную особу. Девушку со светло-каштановыми волосами. Не могли бы вы рассказать о ней?
– Дайте-ка вспомнить, – на несколько мгновений задумался собеседник. – Кажется, я понимаю, кого вы имеете ввиду. Внешность ее действительно примечательна, но вынужден признать, что даже так она совсем не в моем вкусе. Помимо этого, ничего интересного поведать о ней, пожалуй, не могу. Разве что присоединилась она ко мне совсем недавно, около трех недель назад. Не уверен наверняка, но вроде бы остальные зовут ее Ривельтиной.
