Распахнула глаза. Я не знала, откуда взялись эти воспоминания и эти ощущения, но они помогли мне: небо потемнело, а трава из зелёной превратилась в жёлтую, словно кто-то переключил времена года. Задул сильный, холодный ветер, отчего по коже забегали мурашки. Трое собеседников присели на корточки, чтобы оказаться со мной вровень. Глаза в глаза.

– Ну, вот и всё, – улыбнулся первый говоривший.

– Теперь ты свободна, – вторил ему тот, который пониже.

– Не возвращайся, пока не наступить твоё время, – наказал третий.

Я хотела поблагодарить их за помощь, только белая пелена перед глазами забрала всё внимание. От испуга застучало сердце. Что происходит?

Дальше всё было, как в тумане. Бесконечное падение и темнота.

***

Ничего более опрометчивого и глупого я в своей жизни не совершала!

Эта мысль промелькнула в голове первой и исчезла так же быстро, как я успела её зафиксировать и осознать. Ужасно раздирало виски, череп будто пытались разделить пополам, прежде чем достать оттуда мой мозг, во рту пересохло. Я ощущала себя отделённой от собственного тела: ни руки, ни ноги двигаться не хотели. Разлепить глаза оказалось ещё сложнее, чем поймать за хвост убегающую мысль.

Что же со мной случилось?

Вскоре попытки увидеть, где я находилась, увенчались успехом. Вместе с белым светом, резанувшим по глазам, с меня как будто сняли вакуум или захудалые беруши, и я различила монотонный звук, который доносился откуда-то спереди. Ровный, до ужаса раздражающий голос, как я всё-таки поняла, вещал о чём-то без умолку. Мне хотелось пить, сдавливало голову, болели глаза, а тут ещё действующий на нервы шум. Нужно отвлечься.

Я находилась в больничной палате. Светло бежевые стены, потолок с шрамиками в виде трещин, флуоресцентные лампы, которые сейчас были отключены, потому что за окном ещё стоял день. Несильно пахло медикаментами и хлоркой, ветром приносимой из коридора. Я лежала под хрустящим одеялом, из правой руки змейкой выходила капельница, а в нос воткнули кислородные канюли, отчего хотя бы дышать было проще.

Голос продолжал говорить. Я прислушалась и осознала, что по телевизору, к моему великому удивлению, установленный в палате, шли дневные новости. Диктор зачитывал подводку к следующему сюжету о городских происшествия. Внутри меня всё сжалось, когда ведущий передал слово находящемуся на главной площади корреспонденту. Я сразу догадалась, о чём пойдёт речь.

– Спасибо, Всеволод, – начал тот. Послышался гул автомобилей, значит, он находился на том самом месте. – Сегодня мы снова приехали на место аварии, взбудоражившей весь город. Девушка выбежала на проезжую часть и не заметила приближающийся автомобиль. Но об этом мы уже говорили не раз, и сейчас хотели бы акцентировать внимание на странном явлении, произошедшем в тот момент, когда автомобиль сбил пострадавшую. Разобраться в этом нам поможет свидетельница событий Антонина Антонова. Расскажите, Антонина, что вы видели?

– Что я видела? Дождь в то время начался, сильный такой. А потом в одно мгновение тучи рассеялись, словно их и не было. Вот так раз – и небо такое чистое, голубое. Я бы не обратила внимание, но тут же как не обратишь, когда сейчас льёт дождь, а в следующую секунду – бах – и светит яркое солнце, – говорил женский голос.

– Но возможно, это лишь совпадение. Вы не думали о таком?

Я почему-то не сомневалась, что журналист сделала такое выражение лица точно разговаривал не о высосанном из пальца странном явлении, а о выборах президента, от которого зависит судьба всей страны. Будь у меня больше сил я бы, наверно, рассмеялась.

– Да вы что, я похожа на ненормальную? – возмутилась было женщина, но быстро поняла, что экспертное мнение слушает вся страна. – Ну, то есть я не думала, что это совпадение. Тучи исчезли аккурат в ту секунду, когда бедняжка на асфальт рухнула. Ох, мне тогда показалось, что время остановилось, а потом быстро-быстро пришло в движение, и тут-то небо чистое такое стало. Нет, это точно не совпадение.

В этот момент, насколько позволяли силы, я сжала руками простыню. Люди в телевизоре перешли к обсуждению «девушки, выбежавшей на проезжую часть». От этого стало противно, словно меня публично облили водой и следом перьями, а миллионы жителей страны с любопытством за этим наблюдали. Пусть это прекратиться! Не хочу быть очередным достоянием общественности, не хочу этих перешёптываний за спиной!

Злость поднялась в груди и затмила все остальные чувства. Я сильнее сжала руки, и – о, чудо – всё прекратилось. Точнее, голоса замолкли, и палата погрузилась в тишину. Меня тоже накрыло тёплой волной, и я отключилась.

В голове проносились одна за другой сотни картинок. Это было как смотреть фильм в 3D-кинотеатре: полное погружение в историю, отчего чувствуешь себя главным героем. Но почему вместе с этим во мне крепло стойкое ощущение, что всё происходящее с той же самой маленькой девочкой случилось и со мной? Будто она – это я.

Вот огромная площадь, где шумно и людно. Торговцы завлекают покупателей, предлагают свой товар, весело щебечут две пожилые дамы, разглядывая блестящие наряды, между прохожими маневрирует детвора, каким-то чудом избегая столкновений с прохожими. На этом картинка сменяется другой.

Теперь я сама нахожусь посреди этой же площади, только атмосфера ощущается другая: тягучая, пропитанная вселенской скорбью. От резкой смены настроения перехватывает дух, я не могу пошевелиться и не свожу взгляда от того, что разворачивается впереди меня. Люди в белых плащах зачитывают что-то на длинных листах, но слова я даже не пытаюсь различить. Вижу лишь их. Своих родителей.

Разряда тока будто бы прошёл через всё тело, и передо мной снова та самая комната из первого сна. Родители о чём-то тихо переговариваются, я же опять окружена игрушками, которые мне вовсе не интересны. Куда любопытнее узнать, что же мама и папа скрывают от меня. Хочу спросить, да только догадываюсь, что идея изначально провальная.

Снова перемотка. Теперь она ускорилась в два раза. Сосредоточиться на чём-то одном стало тяжело, и я отдалась этому потоку, наполненному радостью и болью, успокоением и обидой. Длилось это тоже недолго. Стоило мне окончательно расслабится, как я будто мысленно оступилась и снова полетела в бездну.

Пробуждаться в этот раз было куда легче, чем в первый. Лишь во рту пересохло, но никакой рези в глазах или тяжесть в конечностях.

– Боже, она проснулась! Доченька, Сашенька, милая моя, ты слышишь меня? – раздалось совсем рядом, и я повернула голову, чтобы встретиться с обеспокоенным взглядом матери. Моей настоящей матери.

Наконец-то!

Но вместо радостных приветствий я прохрипела:

– Воды…

– Что? Воды? Сейчас-сейчас, – она засуетилась.

Жадно припала к стакану и сделала несколько коротких глотков, пока не почувствовала, как становится лучше. Вода размягчила сухость и придала сил. Сон отступил. Я вновь огляделась: вокруг мало что поменялось, кроме затихшего телевизора и ночи за окном.

– Милая, ты как? – мама сквозь пелену слёз смотрела на меня и гладила руку. От её прикосновений становилось чуточку лучше.

– Нормально. Сколько я здесь? – слова давались с неимоверным трудом.

– Около недели, милая. Врачи сначала говорили, что с такими травмами ты вряд ли скоро проснёшься. Давали месяцы, а то и годы.

Годы… Неужели всё так серьёзно?

А что ты хотела? Авария – дело нешуточное.

Голова была чугунной, заполненной разным хламом из обрывков последних сновидений. Сейчас я чётко помнила, что со мной произошло. Ссора с лучшей подругой. Я пытаюсь её догнать. Дождь. Ужасный скрежет. Машины. Свет. Удар. Полёт. Темнота.

– Я так испугалась, – родительница вновь всхлипнула. – Когда позвонили из больницы и сказали, что ты попала в аварию, я думала… Думала, что умру на месте. Почему ты так сделала, Сашенька?

В маминых глазах отражалось столько страданий и выплаканных слёз, что сердце моё невольно сжалось. Выходя на проезжую часть в тот день, я ни на минуту не задумалась о последствиях своего действия, о том, что кому-то могу причинить боль.