Выезжая, я смотрю на дорогу, гребаный каньон между нашими мирами становится чертовски огромным, чертовски быстро. Я бросаю взгляд на водителя, но стекла такие черные, что я ничего не вижу, кроме жалкого отражения моего ржавого Кортика, который стоит меньше, чем покраска зеркальной машины.

Если он ее охранник, мужчина, который поклялся защищать ее и держать в безопасности … почему я никогда его не видел? Где он, когда я подкрадываюсь ночью или проверяю, как она на расстоянии? Где он был, когда она выбежала из школы, чтобы прийти ко мне, и где он был сегодня?

По-моему, это не очень преданный своему делу сотрудник.

Внутри меня нарастает напряжение, и я кладу самокрутку в рот, открываю Зиппо и делаю длинную затяжку. Роклин сказала, что этот мужчина, единственная причина, по которой она может быть со мной.

Как будто он мог спрятать ее от меня. Как мог бы любой из них. Она впустила меня в себя, пришла ко мне, когда ей было тяжело. Она хотела меня, потом нуждалась во мне, и это делает ее моей. Мне нужно преодолеть этот разрыв, и я точно знаю, с чего начать. Она будет взбешенной, но она справится с этим.

У нее нет выбора.

Роклин

Сай сворачивает на изогнутую подъездную дорожку, вынужденный ударить по тормозам, когда мой отец более или менее бросается на переднее сиденье машины. Он колотит кулаками по капоту, выражение его глаз маниакальное, когда они встречаются с моими … Несмотря на то, что он не может видеть меня через лобовое стекло, мужчина знает, где я сижу.

— О черт, — шепчу я.

— Да. — Кайло морщится. — Это плохо.

— Мог бы предупредить меня.

— Пришел за тобой, недостаточно предупредив? — Он усмехается. — Кроме того, я слышал его тираду только издалека. Этот засранец сегодня в редкой форме, даже для него. Он ворвался, сверкая оружием, скуля и постанывая, и в ту секунду, когда увидел меня, он похолодел, развернулся и умчался прочь. Остальным пришлось гнаться за ним, просто чтобы им оторвали головы.

Ладно, да. Это звучит примерно так. Глубоко вздохнув, я, поморщившись, бросаю взгляд на свою форму, затем выхожу вслед за Кайло за дверь.

Папа хватает меня за локоть, втаскивает внутрь и захлопывает дверь перед носом Сая. Персонала нигде не видно, но все мои друзья и Бостон здесь, и как только мой папа видит, как входит Кайло, Кенекс выходит из-за угла, его брови сходятся на переносице. Он поворачивается к ним спиной, и остальные используют этот момент, чтобы виновато улыбнуться, их хмурые взгляды перескакивают с моего отца на меня.

Мой папа отпускает меня, его голос разносится по огромному пространству, когда он приближается к моему лицу.

— Где, черт возьми, ты была?!

— Там.

— Где, дочь моя? — Требует он.

— Я ходила поплавать, — говорю я ему.

Его глаза сужаются.

— В форме? За пределами кампуса? В бассейне, где не используются специальные химикаты, которые тебе нужны?!

Мои мышцы напрягаются, но я не показываю этого, избегая смотреть через его плечо на остальных.

— Я окунулась в озеро.

— Ты лжешь. Тебя не было в своей машине… в которой я запретил тебе разъезжать. И тебе лучше назвать мне чертовски вескую причину, по которой Сай оставил тебя без присмотра, прежде чем я пойду туда и пущу ему чертову пулю в лоб, — кипит мой отец, от напряжения морщинки в уголках его глаз становятся глубже.

Дерьмо.

Блядь.

Почему Сай отпустил меня? Он даже не сопротивлялся, и, хотя я сказала Бастиану, что он единственная причина, по которой я могу с ним увидеться, это не так однозначно, как кажется. Сай позволял мне сбежать, понимая, что мне нужно вырваться, когда я начала чувствовать себя запертой в клетке, но это не похоже на то, что мы сели и поговорили о парне, с которым я больше, чем трахаюсь. Мы еще не говорили о том, почему я все чаще выхожу на улицу с улыбкой на лице вместо того, чтобы хмуриться.

Но все так, как я уже говорила, Сай?

Он знает все. И я знаю, что мой отец не блефует, так что нужно что-то отдавать. Я прокручиваю кое-что в своей голове, использую свои тренировки и веду себя так же спокойно, как всегда, наплевав на весь этот гребаный мир, моя обычная реакция.

— Ты хотел, чтобы это выглядело так, будто у нас есть слабые места, верно? — Я приподнимаю одно плечо, вытягивая руку, как будто хочу добавить дерзости.

Неправильно это было сказано. Глаза моего отца вспыхивают, он бросает взгляд в сторону, где парят остальные, не давая им понять, что он смотрит. Он не хочет, чтобы они знали, что он дразнит быка.

— Оставьте нас, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы, и все одновременно двигаются.

Никто не спорит с Райо Ревено, и уж точно не тогда, когда это касается его дочерей. Единственная, кто остается, это моя сестра, но, очевидно, он даже не хочет, чтобы она подслушивала, поскольку в тот момент, когда он осознает это, он поворачивает голову через плечо.

— Ты довела это до моего сведения. А теперь иди.

В глазах моей сестры наворачиваются слезы, и я хмурюсь, но быстро это стираю, когда отец смотрит на меня.

— Что происходит? — Спрашиваю я, как только она уходит.

— Сегодня утром я получил копию декларации. На ней было имя Энцо.

Моя кровь пульсирует немного быстрее.

— Значит, он придет?

— Я полагаю, что так оно и есть.

— И почему нас не предупредили сегодня утром? — Я злюсь. — Ты сказал девочкам? Бостон? Она должна знать.

— Она выполнила свою часть работы.

Выполнила свою часть работы? От замешательства мой взгляд сужается, но его становится жестче.

— Папа?

Он сжимает челюсти, поджимает губы, а затем поворачивается, проводя руками по волосам, первый настоящий признак огорчения, который он проявляет, когда дело касается Энцо.

Когда он снова поворачивается ко мне, выражение его лица удрученное. Беспокойство струится вдоль моего позвоночника, давя на меня.

— Папа…

Его плечи опускаются, а затем он сжимает мои, его объятие слишком нежное.

— Я уже не тот человек, которым был двадцать лет назад. Я становлюсь старше, и вместе с этим я становлюсь слабее молодых. Я не могу оставить тебя в этом мире без защиты, — повторяет он в третий раз, и его голос превращается в трагический шепот.

— Я не беззащитна. — Я ожидаю, что это прозвучит твердо и уверенно, потому что я ни в малейшей степени не сомневаюсь в том, что говорю, и все же мои слова кротки.

— Рокко, — бормочет он, подходя ближе. — Ты именно та дочь, о которой я мечтал. Я отдал… многое в жизни, чтобы привести тебя туда, где ты есть, и ты меня не разочаровала. Ты все, чем я хотел, чтобы ты была, и даже больше. Сильная. Умная. Все, чего бы ни пожелал партнер, и, как мой преемник, все враги должны были бы покончить с тобой, поэтому мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы предотвратить подобное. Такая могущественная женщина, как ты, будет иметь рядом с собой мужчину равной силы.

Мое лицо вытягивается, и я делаю шаг в сторону. Мой отец смотрит на меня несколько нервирующих мгновений, и прежде, чем я успеваю задать ему вопрос, он выпрямляется во весь рост.

Исчезли глубокие морщины беспокойства и дымка озабоченности в его взгляде. Его плечи расправляются, как и его поза, передо мной настоящий северный вор в законе, моего отца давно нет в живых.

— Гала-концерт состоится через два дня.

Я думаю о том, как легко Бастиан проскользнул внутрь. Как он продолжает это делать.

— Действительно ли разумно продвигать мероприятие, зная, что Энцо, возможно, уже на пути обратно в Штаты?

Мой отец продолжает, как будто я ничего не говорила.

— До тех пор ты не выйдешь из дома, и чтобы убедиться в этом, я поставлю охранника у твоей двери. Вдобавок ко всему, я буду тем, кто заберет тебя. Ты наденешь то, что я тебе пришлю, и не будешь спорить со мной. Ты можешь быть главной, когда дело касается Грейсон, но больше нигде ты не главная.

— Чего ты мне не договариваешь?

— Сосредоточься на том, что я тебе сказал. — Он коротко кивает и направляется к двери. Он рывком открывает ее, через плечо отыскивая мои глаза. — Враг приближается, дочь моя. Будь готова сделать то, что должна.