Лихое время – листопад: вся нечисть упивается пиром да ищет новой добычи, подстерегая честного человека за углом. Торговец потянулся проверить, на месте ли кошель, но застыл, увидев два сияющих глаза в кустах. Секунда, две – и ездовая лошадь понеслась по тропинке под жуткое «Ноо, пошлаа!» Зря он не задержался в городе подольше, ой зря. Пересидел бы лихую годину в тёплом доме. Так нет ведь, потянула нечистая рука в чащу!
Лисица проводила лошадь насмешливым взглядом и понеслась в другую сторону, прыжок по мягким листьям, второй – и вот горячие огни. Костры взвивались ровными рядами, а между ними плясали ведьмы в окружении воронья. На крайнем холме завывала стая волков. Лисица не удержалась, выпустила довольный визг и понеслась в пляску, наворачивая круги меж цветастых юбок.
Открывалась грань миров. Казалось, что тоненькая, как лунный шлейф, оболочка вот-вот разорвётся, и хлынут к ним непрошеные гости со всех сторон. Но нет: кордон слабел, но держался, хотя некоторые и стремились прорваться.
А тут их приветствовали, а заодно заклинали или не бесчинствовать особо, или убираться на родину, ибо эта земля занята и объята колдовским пламенем, обложена обережными щитами, чтоб злое даже ступить не могло.
Торговец тем временем допивал эль в задымлённом трактире. Свезло ж добраться целым! Правда, хозяин поначалу не очень хотел впускать одинокого путника, пока тот не осенил себя крестным знамением и не пообещал хорошо приплатить за место для себя и лошади.
– Дурное время, тьфу! – в сердцах спюнул трактирщик. – Мало ли какая дрянь прикинется то старухой, то молодой девкой, то добрым человеком, лишь бы только за порог попасть. Ибо в освящённую землю ей самой ходу нет! Думаете, просто так трактир у самого края леса стоит? А шиш!
Люд смеялся, фыркал, обсуждал последние новости. Один чудак вообще заявил, что решил тёмное время в трактире пересидеть, потому как с женой поругался, и та его отправила в хлев ночевать. Сырой, холодный и совершенно без выпивки!
– Куда же это годится, чтоб доброго человека – и в хлев? – возмущался он.
– А не узнала ли твоя, что ты к соседке на днях за пудом соли бегал? – насмешливо спросил его товарищ.
Собеседник лишь угрюмо уткнулся в выпивку. Мало ли какая зараза его, бедолагу, попутала, так что ж теперь, за это из дома родного кочергой гнать? Э нет, не на того напала!
– А слыхали ли, что снова война грядёт? Говорят, что всяких в солдат стали набирать, – сказал было кто-то и осёкся.
– Хворь тебе на язык! – шикнул торговец. Не стал он упоминать, что сам чуть не угодил в руки здоровенных молодцев в доспехах, которые искали парней покрепче, поувесистей, а иной раз вообще не колебались и хватали первого встречного, уводя в казармы.
Но страшные мысли пропали после нового глотка, да и трактирщик не скупился, подливая каждому ещё за вырученные монеты.
– Гойя-хейя, гойя-хейя, – ударил по струнам местный менестрель. – Пляши и пей, тоску свою вином убей, пусть льётся ночью без конца и гонит нечисть от крыльца!
И зашагала ночь быстрее, раскурились трубки, полилось ещё больше добротной выпивки и монет (не каждый день гуляем!). Каждый то и дело норовил показать, что не боится злой силы, даже если она уже просочилась сквозь дверь и готовит подлянку.
А в дверь и впрямь постучали. Воцарилась тишина, только пара человек храбрости ради отпили ещё из кружек.
– Впустите, дяденька, холодно как! – умолял девичий голосок. Трактирщик усмехнулся: объявилась-таки, родная! Сколько он ей куриц за год перетаскал к лесу, лишь бы только человеческую землю стороной обходила, а эта зараза – что с нее взять? – не удержалась.
– Вон пошла, дрянь! – фыркнул он. – Где это видано, чтоб молодые девки ночью сами шлялись?!
По ту сторону зашипело злобно-злобно, а затем раздался протяжный вой. Обиженная и обозлённая, Тэми возвращалась домой ни с чем. Ну ничего! За это жадный хозяин заплатит ей вдвойне! Иначе не стоять его трактиру, будь он хоть трижды освящён.
2.
Холодный ветер поутру пролетел сквозь туманную дымку и загасил догорающий у избы фонарь. Марта и Тэми уставились на морозный иней у крыльца, сквозь который едва-едва пробивалась пёстрые, обледеневшие листья. Морозный воздух давил изнутри. Багрово-ягодная госпожа с венками и обилием вин уже удалилась – лишь где-то вдалеке раздавался звон её свиты. А на смену ей уже летела королева в ледяном одеянии. Одно дыханье этой женщины покрывало снежными хлопьями весь лес!
– Спать пора, – зевнула Марта. – Отгулялись вчера, проводили осень, а теперь вот – встречай холодную!
– Лишь бы не костяную, – фыркнула лисица.
Обе хорошенько проверили, крепко ли держит засов, и разбрелись по дому. Тэми завалилась набок в своём уголке, вдохнула запах черники и засопела. А Марта заваривала чай с надеждой, что в этот раз зима унесёт меньше душ.
XV. Снег и кровь
1.
За стёклами бушевала вьюга, не на шутку пугая обитателей леса. Из ведьминого дома валил дым – пламя печи пожирало брёвна, давая жар. Марта после долгой уборки наказала домовому следить за огнём, не пускать в дом чужаков и отваживать лисицу подальше от мяса.
Завернувшись в три пледа, колдунья заснула под песнь Морозной Матери. Йольская ночь закинула её в старые, давно запечатанные воспоминания.
2.
Кёльберга бросало то в жар, то в холод, перед глазами плавало что–то невнятно-цветастое, а за плечи то и дело хватала Смерть. Она приходила после Самайна и впивалась в кожу холодом.
Марта суетилась вокруг, перерывая свои книги в поисках нужного зелья. Только что могло спасти от проклятья? Ладно, если б девица какая поворожила, а тут – родная кровь, да ещё со всей своей инквизиторской дури, как она ему только плешь окончательно не проела!
«… И да не переживёт мой греховный сын ни одной зимы. Пусть коснётся его жил холод и обратит в лёд. Не будет в роду моём перевёртышей и прочей нечисти!»
Отцовские слова будто въедались в тонкую кожу, разжигая изнутри, чтобы тут же обдать морозом. Да, Великий Инквизитор – семья, чтоб её! – колдовал не хуже ведьмы со стажем. Только знал ли он, что «молитвой» натравил на слабеющего сына Морозных Духов? Скорее всего, охотник за ересью бы назвал это небесной карой, а не проклятьем, ведь у тех ничего общего с Богом не было.
– Нельзя ему с Зимой встречаться, – Марта разожгла печь погорячее и крикнула: – Обращайся скорее, слышишь?!
Как только ветра утихомирились, отпоенный снадобьями ворон вылетел из избы и устремился прочь, подальше, к югу, превозмогая боль. Останавливаться нельзя – в спину дула ледяная Смерть.
«… И не коснётся крыльев моего брата холод. Пусть ищет его отцовское проклятье вереницу зим, но не найдёт. Ибо власть Зимы бессильна там, где царит тепло».
Не нашла Марта другого способа. Когда на охоту родная кровь выходит, остаётся, разве что, на другую часть земли бежать. А ещё лучше – в Цветочный город, окольцованный эльфийской защитой со всех сторон.
