Неспроста, видно, в последнее время все больше ученых высказывается за то, что надо начинать не с арифметики, а сразу с алгебры. Чтобы обучаться новой, квантовой физике, надо ли ученику проходить весь путь от Аристотеля? И не следует ли признать, что, воспитывая мышление на старых идеях, на декартовской системе проверки новых гипотез посредством «фигур и движений», мы искусственно создаем трудности, от которых могли бы избавить наших учеников? Не должны ли педагоги в корне пересмотреть методы и порядок преподавания физических дисциплин? Нужно ли подводить учеников к новой физике, обучая приемам старой, классической, или надо делать это как-то иначе? Ведь, несмотря на то, что теорию относительности, квантовую физику ученые переваривали с трудом, физики уверяют, что со временем основным идеям квантовой механики можно будет обучать школьников. Они станут вполне привычными для широкого общества.

…Все эти вопросы переплетались, расталкивали друг друга, противоречили один другому, путали стройный ход мысли, нарушали планы, все больше усложняли проблему!..

Несомненно было лишь одно: с полной уверенностью на эти вопросы можно будет ответить только тогда, когда станет известно, что делается в голове ученика, в каком порядке «располагаются» мысли, как им удобнее «укладываться», что им легче — цепляться за старые истины или парить в облаках.

Это был настоящий тупик, и многие ученые склонялись к твердому убеждению, что время обучающей машины еще не настало. Пока психика — дремучий лес, обучающая машина несвоевременна. Она имеет право появиться только тогда, когда в саду психологической науки созреет главный плод — теория мышления.

А когда такая теория будет создана?

Может быть, лет через сто…

Ответ психологов — осторожный и слишком трезвый — абсолютно не устраивал Берга.

Ждать сто лет?! С этим не может, не хочет примириться его темперамент. Он мучительно ищет выход из тупика, он хочет примирить непримиримое: намерение и невозможность осуществить его.

Напряжение мысли плодотворно уже тем, что оно действует подобно прессу, выдавливающему изделия четкой формы из безликой массы материала. Из хаоса не связанных между собой идей, предположений, недомолвок под давлением мысли вдруг формируется решение. Пусть это не абсолютное решение, не самый лучший выход из положения — только намек на него, компромисс. Но это всегда сдвигает вопрос с мертвой точки. Берг нащупывает возможные подходы к затруднительной проблеме. Она могла бы быть решена на основе теории, но, если теории нет, нужно опереться на экспериментальный материал. Его подгоняет азарт, трудности воодушевляют. Если теория бессильна, будем допрашивать опыт, будем, будем, будем. Без устали будем продолжать попытки создать адаптивную обучающую машину, настойчиво искать законы мышления, даже если еще нет теории мышления. Сами машины помогут нам создать ее — вот, наконец, окончательный результат его умозаключений.

Как??? Как машина может тут помочь?

Машина должна сама включиться в поиск! Накапливая многолетний опыт работы с различными учениками, прослеживая в своей памяти шаг за шагом пути мыслей тысяч людей, она скопит для ученых уникальный сравнительный материал. Фиксируют же тренеры на кинопленке работу лучших спортсменов и потом шаг за шагом разбирают их движения: здесь спортсмен потерял темп, там сделал рывок, тут неверное движение, сбил ритм, дыхание. Может быть, машина расскажет много интересного о движении мысли на пути овладения знаниями? И перед психологами лягут уникальные графики работы человеческого мозга, которые помогут разгадать тайну разума!

Кибернетика поднимается до уровня двух других феноменальных достижений нашего века — теории относительности и квантовой физики! Если те помогли человеку постигнуть тайны мироздания, понять законы, управляющие движением галактик и звездных миров, привели его в глубины материи, то кибернетика обещает человеку проникнуть в самый заповедный бастион природы: мир человеческого разума, психики, мышления.

ТРАГЕДИЯ СОРОКОНОЖКИ

ОГОНЬ!

Не считаясь с тем, что теории мышления еще не существует, Берг поставил перед советскими кибернетиками заманчивую и весьма принципиальную задачу — научиться составлять алгоритм для обучающей машины, не ожидая рождения теории мышления.

Дерзость, риск всегда импонировали Бергу. Чем сложнее проблема формирования мышления, тем настойчивее должен быть натиск, считает он. Конечно, надо признать, что интеллект формируется не только на основе образов и аналогий, что ему свойственны абстрактные скачки; тем труднее программировать умственную деятельность. Но без программы кибернетическая обучающая машина не «сдвинется с места», как не заведется мотор без бензина! Следовательно, надо составить эту программу.

Составить алгоритм умственной деятельности — это значит переложить мысли человека на математический язык. Если люди когда-нибудь этому научатся, начнется переворот, ни с чем не сравнимый. Если удастся записать мысль с помощью формул, общение между человеком и машиной станет таким же свободным, как между людьми, говорящими на одном языке.

Конечно, если бы математические закономерности работы человеческого разума были известны, такая теория дала бы в руки программистов четкие рецепты формализации мыслительного процесса. Но, хотя здесь делаются только первые шаги, решено: ждать некогда, надо выяснить, что уже готово в этом направлении в ведущих научно-исследовательских институтах, кто занимается алгоритмами, близкими к тем, что нужны педагогам.

Внимание Берга привлек молодой ученый, который занимался алгоритмизацией умственной деятельности. Берг приглашает его в Совет рассказать в тесном кругу специалистов о своей работе и работе его лаборатории.

Что мог ожидать от этого заседания сторонний наблюдатель? Монотонного доклада… Неторопливой, степенной дискуссии…

— Мы хотели бы послушать, что сделала ваша лаборатория.

— Аксель Иванович, вы видели отчетный материал, который я сдал в Совет?

— Лучше расскажите все своими словами. Что же удалось сделать вашей лаборатории в области программированного обучения?

Ученый начал обстоятельно и не торопясь:

— Мы этим занимаемся давно, уже лет тринадцать, с 1952 года. Мы не перенесли эту идею из Америки, а пришли к ней самостоятельно, вернее — подвело нас к ней положение дел в школе. Еще когда я был в пединституте, а потом в аспирантуре и работал в школе, меня удивляло, что даже ученики, знавшие все теоремы, не умеют применять их на практике. Они не умеют решать задачи, не умеют думать. Зазубривать учатся, а думать нет. И ни в одном учебнике вы не найдете программы, разъясняющей, как учить думать…

— Надо поменьше об этом думать, — шутя замечает Берг. — Это ясно, так что же конкретного вы сделали в этой области, начинайте с дела.

— И вот мы задались целью выявить, из каких же кирпичиков складывается процесс мышления. Ведь нельзя научить человека думать, не зная, из каких кирпичиков…

— Но это же аксиома! Это очевидно. Что дальше? Что кон-кретно-то в этой области вы сделали? То, что процесс мышления неясен, — это, к сожалению, факт, будем исходить из него. Как же вы выходите из положения? Что вы сделали в этой области, сделали отличного от других? Что нового в ваших идеях?

— Вот пример…

— Не нужно примеров. Что вы сделали кон-крет-но?

Оба сердятся.

— Каждый класс задач имеет свои кирпичики…

— Опять! Вы поймите, мы не можем, мы не имеем права тратить время на общие места. Нам надо глубоко разобраться, что делается в области психологии. У нас же сколько психологов — столько мнений. Мы не хотим ссорить людей. Но Совету надо четко уяснить, что уже сделано и что предстоит сделать. Мы должны выявить главное направление, вокруг которого надо группироваться, выбрать четкую и ясную позицию!

Берг раздосадован, взбешен. Несомненно, нечто подобное он испытывал на боевом корабле, если после команды «Огонь!» цель оставалась непораженной. Трескотня пулеметов, пороховой дым, свист снарядов, а цель как ни в чем не бывало — цела-целехонька.