Литмир - Электронная Библиотека

Оказывается, с работами американцев в области сердечной хирургии Берг знаком давно: он выздоравливал от инфаркта, когда случился первый инфаркт у Эйзенхауэра. Берга лечили принятым у нас способом — покоем и лекарствами, а Эйзенхауэру сделали операцию — американцы оперируют инфаркты. Они вырезают пораженную инфарктом ткань и затем края раны сшивают. Потом формируется шов. Шов на сердце.

— А что лучше?

— Я тоже тогда этим заинтересовался, читал все, что доставал, советовался с врачами. Оба способа хуже. Жить с мозолью на сердце или без нее — не ясно, что лучше. Ясно, что лучше не иметь инфаркта.

— Надо меньше волноваться.

— Меньше волноваться! Вы знаете, сколько усилий стоило пробить дорогу этим стимуляторам, поставить эксперимент, поручить изготовление самым лучшим приборостроительным заводам?

— Почему же самым лучшим?

— Потому, что только они, с их аппаратурой и высокой культурой производства могут изготовить столь тонкий и точный прибор. И стимуляторы и радиозонды для исследования желудка и пищевода почти ювелирные устройства. Радиозонды, созданные Е.Б. Бабским, А.М. Сориным и их сотрудниками, исследуемый больной глотает в виде пилюль. Их делает один из лучших радиотехнических заводов. Когда-то это был маленький захудалый завод, занимался какой-то ерундой, а в свое время, не помню уже точно когда, я переквалифицировал его в радиолокационный, и он стал великолепным огромным заводом, выпускающим всякие серьезные вещи. Чтобы включить им в план такие фитюльки, как радиозонды, пришлось немало повоевать. А кустарно такие приборы делать нельзя. Иначе получилось бы, как с одним прибором для диагностики рака, который задуман был еще лет двадцать назад, но так до сих пор не только не внедрен, но и не доработан. Нужная точность не достигнута, так что не проверен сам принцип, положенный в основу предложенного метода.

— Почему?

— Да потому, что сначала долго спорили, судили и рядили, правильная ли идея положена в основу прибора? Автор утверждал, что при раке меняется состав крови, и в частности диэлектрическая постоянная крови, величину которой легко измерить нехитрым радиотехническим методом. Пока спорили, автор умер, потом некоторое количество приборов все-таки сделали, но так плохо, как делают сейчас обычные термометры: торчат за окном три термометра и на всех трех — разная температура.

А ведь вопрос серьезный — прибор должен поставить диагноз: есть у больного рак или нет. Приборы получились плохие, и дальнейший их выпуск оказался бессмысленным.

— Тогда надо было передать их изготовление другому заводу!

— Так и будет. Но деньги затрачены, идея скомпрометирована, и легче начать сначала что-либо другое, чем пробивать дальше неудачно начатое дело. А ведь это рак, проблема первостепенной важности! Но пока что в области диагностики больше кустарничества, чем науки.

— Но почему же, а диагностика рака на М-20? Это же замечательно! Для этой универсальной электронной машины врачи разработали программу, которая учитывает свой предыдущий опыт и сопоставляет сегодняшний диагноз с тем, который был поставлен ею по тем же признакам раньше. С каждым новым больным ее память обогащается, врачебный опыт растет, она ставит все более точный диагноз. По определенным сочетаниям признаков она каждый следующий раз с большим основанием ставит правильный диагноз. Учитывает все более тонкие признаки. Ведь это совершенная машина, она учится, накапливает опыт и становится все более квалифицированной.

— Да, это очень серьезная работа и перспективная, но и она не имеет должного размаха и развивать ее тоже стоит немало сил. Одни работы более прогрессивны, другие менее, но все это пока очень примитивно, а рак в наше время — это бич номер один.

Я этому уделяю очень много внимания и времени. Вот завтра по этому же делу еду в Ленинград.

БИЧ НОМЕР ОДИН

Берга пригласили в одну из крупных больниц проконсультировать работу по раннему диагностированию рака. Об этом приборе Аксель Иванович уже слышал раньше и теперь рвался его увидеть.

В тот день с утра он был на конференции, потом в каком-то институте, вечером ему предстояло выступить в Ленинградском доме ученых, а в два он поехал в больницу. Его сопровождала конструктор прибора, давняя его знакомая. Ехали очень далеко, мимо Крестовского острова, загородными красивейшими местами — березовые рощи, какие-то особенно уютные лесные уголки. Берг не мог оторваться от окна, его встречала молодость.

— А мы на вас обижены, Аксель Иванович, — прервала молчание его спутница. — В прошлом году мы с вами договорились, что документацию прибора пошлем вам. Она давно послана, мы ждем вашей помощи, а вы не отвечаете.

Берг, только что безмятежно любовавшийся видами, мгновенно вскипел!

— Но я ни-че-го не получал! Это просто безобразие, я не знаю, что делать. Я же не справляюсь с целыми тюками информации, которая ко мне поступает. Это, наверно, опять завалялось в канцелярии!

Берга невероятно бесит всякая необязательность, неаккуратность в делах ли, в быту. Хотя в домашнем кабинете у него целое книгохранилище — материалы и книги сложены не только в книжных шкафах, но и на диване, стульях, занимают целые углы, но все нужное он извлекает мгновенно. Он скрупулезно аккуратен и в обещаниях, и в работе, и в одежде. Один из его учеников, Иван Николаевич Виноградский, теперь тоже педагог, рассказывает, что в те времена, когда Берг преподавал в Военно-морской академии, он носил в портфеле одну правую перчатку. И надевал ее, когда писал на доске мелом. Но это не вызывало иронии. Берга уважали. Один из студентов, Тихон Попов, который обожал Берга и старался, видимо, привлечь его внимание, задавая во время лекций уйму вопросов, тоже завел себе такую перчатку. Ни то, ни другое начинание не увенчалось успехом. Вопросы в конце концов вывели Берга из себя, а когда Тихон нацепил перчатку, товарищи подняли его на смех и прозвали «маленьким Бергом».

Вот и теперь, когда он столкнулся с проявлением неаккуратности в работе, с тем, что не выполнил обещание, хотя и не по своей вине, он очень расстроился.

— Прибор чрезвычайно важный, его надо делать, и как можно быстрее!

…Войдя в маленькую комнату, где стоял прибор, женщина-конструктор, таинственно подмигнув, постучала по стене:

— Слышите?

Раздался глухой звук. Она отколупнула кусочек — под слоем бумаги оказался не то войлок, не то шерстяная ткань. Берг с большим вниманием разглядывал странные стены.

— Когда прибор работает, ни один звук не должен мешать ему, ведь он исследует шумы в легких. Больной дышит: вдох — выдох, вдох — выдох, и осциллограф фиксирует шумы дыхания. Анализ этих звуков помогает установить характер заболевания. Помещение поэтому должно быть особенно звуконепроницаемо — как радиостудия. Сюда не должно проникать ни малейшего шороха.

Но нам такой комнаты не дают — вот мы и обили эту контрабандой… Только, пожалуйста, — женщина перешла на заговорщический шепот, — не говорите об этом начальству, нам влетит. Мы только вам открыли секрет.

Берг с неподдельным интересом рассматривал детали прибора и кипу осциллограмм, снятых при обследовании сотни больных. Иногда разговор принимал сугубо научный характер — решались какие-то спорные моменты, потом научные термины сменялись земными, слышалось: деньги, накладные расходы. Сыпались жалобы: эту деталь нигде не закажешь, статистику исследований трудно набирать — прибор один; приходится использовать устаревшие блоки — нет новых деталей; некому обрабатывать осциллограммы — для этого нет людей, приходится давать работу на сторону, исполнители делают ее после рабочего дня. И все кончалось просьбами — помогите деталями, штатами, советом, авторитетом. Ведь прибор нужен людям!

— Работаем на личном обаянии, — печально сетовала женщина-конструктор.

— Вот какие трудные условия, — добавил со вздохом один из врачей.

— И все-таки, — ответил им Берг, — вы работаете в замечательных условиях — у вас дружный коллектив. Вы помогаете и понимаете друг друга. Совсем иное случилось с инженером Розе из Риги, который изобрел прибор для дробления камней в мочеточниках. Хоть прибор спас многих больных, позволив врачам обойтись без сложной полостной операции, он долго не мог найти себе путь в серийное производство. То министерство сомневалось в его работе, то уролог, которому Розе отдал свой прибор для испытания в клинике, хотел присвоить авторство.

86
{"b":"837635","o":1}