Те же самые задачи ставит перед собой и кибернетика. И они возникают не только перед штурманами, но перед всеми людьми, управляющими сложной машиной, технологическим процессом или народным хозяйством. Нет, Берг не мог пройти мимо кибернетики — этого неожиданного сплава радиоэлектроники и штурманского дела. Я хочу подчеркнуть, что для Берга увлечение кибернетикой оказалось неизбежным, логичным, вытекающим из всех его вкусов и наклонностей. Вопрос «Почему он, собственно, занимается кибернетикой?» его просто изумляет. А вопрос этот ему задают частенько, особенно журналисты. Его мохнатые брови ползут вверх. Он недоуменно отвечает вопросом на вопрос:

— А как может быть иначе? Это так естественно…

Берг возглавил созданный в Академии наук Совет по кибернетике. Это было для него естественным не только потому, что он был подготовлен к новой роли опытом моряка и ученого, тем, что он одновременно штурман и радиоинженер. Кибернетика близка его натуре труженика и борца. С кибернетикой он снова оказался в бою. Да, в мирный 1959 год, когда он возглавил Совет по кибернетике, он снова был на передовой. Как когда-то на подводной лодке, он маневрирует среди «минных заграждений». Ибо каким иным словом можно назвать те опасности, сквозь которые пробивался корабль «Кибернетика»?

Забегая вперед, скажу, что наши ученые в кратчайший срок наверстали упущенное и вывели советскую кибернетику на ведущее место в мире. Верно, что при создании Совета кибернетика еще была в зачатке (для того Совет и был создан, чтобы бороться за нее, чтобы рассеять туман недоверия, чтобы организовать научно-исследовательские институты, воспитать кадры).

Но сказать, что в это время кибернетикой у нас не занимались, — это значит впасть в грубую и непростительную ошибку.

Несмотря на заградительный огонь, советская кибернетика упорно пробивала себе путь. Научную мысль остановить трудно. У настоящего ученого, если у него возникла новая идея или если он узнал о новой идее своего коллеги, отечественного или зарубежного, неизбежно возникнет потребность испытать, проверить ее: экспериментом ли, теоретическим ли расчетом, мнением товарища. Для науки не существует преград. В то самое время, когда в журналах появлялись статейки, собранные Бергом в «Антикибернетике», в десятках наших научно-исследовательских институтов кибернетика рождалась и воплощалась в реальные приборы и машины.

Она не могла не заявить о себе, как только ученый задумывался о проблемах автоматического управления в любом объекте: будь то машина или живой организм. Словом, кибернетика жила, несмотря на недоверие и замалчивание.

РОДНИКИ

Я снова хочу оттолкнуться от собственных впечатлений.

Как-то я пришла по заданию «Огонька» в один научно-исследовательский институт. Вхожу в лабораторию. В комнате царит полумрак. Казалось, в ней никого нет. Я сделала несколько шагов и, вскрикнув, остановилась. Из-за стола с шипением подползало ко мне что-то серое. Услышав мой крик, оно остановилось. Через несколько секунд оно снова зашипело, двинулось вперед и вдруг начало поворачиваться, описывая на полу круг. Закончив круг и так же монотонно шипя, оно поползло вперед и затем снова пошло по кругу. Отступив, я открыла дверь в светлый коридор, и тут странное животное — я не сомневалась, что это было живое существо, – оборвало незаконченный круг и двинулось прямо на меня…

— Куда же вы? — раздался голос из комнаты.

И я и мой преследователь остановились.

— Ведь с ней-то вы и хотели познакомиться? — С этими словами, еле сдерживая смех, из угла комнаты вышел высокий молодой человек, которого я сначала не заметила.

— Мне позвонили, что вы придете, и вот я тренировал «черепаху»… — уже открыто смеясь, добавил он.

Так я познакомилась с удивительным кибернетическим животным и с одним из его творцов, Александром Михайловичем Петровским.

«Черепаха» эта действительно походила на живую, хоть и была примитивной коробочкой, начиненной реле, лампочками, фотоэлементами, микрофонами, аккумуляторами. Она бегала в лаборатории Института автоматики и телемеханики Академии наук. Бегала, обходила препятствия, замирала при хлопке, словно испугавшись, отыскивала лампу, спрятанную за диваном. Она ловко имитировала некоторые условные рефлексы, свойственные животным, и даже обучалась несложным командам.

Дрессировка? Это, пожалуй, преувеличение, но близкое к истине. Петровский, выждав момент, когда «черепаха» терпеливо обходила его ногу, тыкаясь в нее и словно соображая, «куда пойти», хлопнул в ладоши.

И «черепаха» это запомнила!.. Конечно, не с первого и даже не со второго раза, но запомнила! И у нее выработался «условный рефлекс» на хлопок. Она «поняла», что хлопок следовал тогда, когда она обходила препятствие, и теперь, вместо того чтобы замереть, «притворившись мертвой», как она это делала раньше, черепаха воспринимала хлопок как сигнал к тому, что надо обойти невидимое препятствие. Она вела себя как павловская собака. Если собака во время каждого кормления слышала удар гонга, то слюна у нее начинала выделяться не только при виде пищи, но и при звуке гонга. Подобный рефлекс Петровский смоделировал у своей черепахи. Я видела черепаху… да, это было летом пятьдесят седьмого. А за несколько лет до того подобных черепах начал строить английский ученый Грей Уолтер. Его черепахи имитировали чувство голода. Когда аккумуляторы, приводящие их в движение, начинали истощаться, черепахи стремились к специальному месту «кормления», где поглощали электричество до тех пор, пока их аккумуляторы не заряжались.

Приблизительно в это же время отец кибернетики Норберт Винер развлекался конструированием «мотыльков», автоматически летящих на свет.

А вскоре ученые услышали о знаменитой железной мыши Шеннона, которая в поисках «сала» — магнита — в первый раз тщательно обыскивала сложный лабиринт, а после нескольких попыток сразу кидалась к «салу» по самому кратчайшему пути. Она запоминала его в результате нескольких поисков. Затем родилась забавная семейка электронных «лис» — брат и сестра Джоб и Барбара, которые играли, выделывали всякие акробатические номера, отдыхали, нежничали. А вскоре появилась электронная «поэтесса» Каллиопа, умеющая сочинять поэмы, рисовать, составлять узоры для византийских ковров….

Все эти творения ученых были прямыми потомками ленинградского механического пса, сделанного еще в 1929 году талантливым советским ученым Г.И. Бабатом, и французской собаки-робота с Парижской радиовыставки. Француженка забавляла публику тем, что резво бегала за тем, кто брал в руки фонарь, но лаяла и отворачивалась, если фонарь подносили к ее носу. Этот электронный пес должен был поехать на Нью-Йоркскую выставку, но в 1939 году трагически погиб.

Он был раздавлен автомобилем, привлекшем его внимание фарами.

«Лисы», «мыши», «черепахи» — игрушки, забавные и смешные. И не очень сложные. Вскоре вслед за учеными начали делать своих «черепах» студенты Московского инженернофизического института и даже школьники. И они вовсе не копировали известные конструкции, а вносили в них кое-что новое. Они научили двух «черепах» играть в футбол, и те забавно гоняли мячик и подражали многим смешным повадкам животных.

Да, это были игрушки, но ученые уже тогда рассматривали их как прообразы будущих, «умных» машин.

— А почему бы, — говорил мечтательно Петровский, — не послать мою «черепаху», ну, конечно, более совершенной конструкции, на Марс или на Луну? Она не заблудится, она прекрасно ориентируется. И если в задачу маленькой «черепахи» входит лишь поиск света, задачу большой «черепахи» можно усложнить. Она, безусловно, выполнит все то, чему мы научим ее на Земле. Исследует ландшафт, соберет коллекцию минералов, возьмет пробу почвы.

Уже тогда многие ученые начали всерьез задумываться над более сложными проблемами. Если существует «черепаха», то отчего нельзя попытаться создать автоматическую транспортную или сельскохозяйственную машину с «разумным» поведением? Или почему не могут быть разработаны новые автоматические регуляторы производственных процессов, учитывающие течение процесса, приспосабливающиеся к изменениям качества сырья, реагирующие на износ инструмента, то есть все более полно облегчающие труд человека?