— Если отбросить излишний романтизм, надо признаться, что ребятам часто было слишком тяжело, — продолжает рассказывать Берг. — К тому времени, когда я уходил в свое первое учебное плавание, обстановка на флоте обострилась. Правительство больше не хотело терпеть вольнолюбивый дух, который царствовал на кораблях, — слишком пахло революцией. И начало закручивать гайки: службу на флоте старались сделать более суровой, чтобы ни у офицеров, ни у матросов не оставалось времени «чесать языки» и читать что не положено. Тяжелая физическая работа, меньше заходов в порты, особенно иностранные, скудное питание — все это, как видно, должно было укрепить верноподданнический дух будущих офицеров.
И все-таки, как я поняла из рассказов Берга, даже таких многолетних учебных плаваний считалось недостаточно, чтобы присвоить юноше звание офицера. После окончания Морского корпуса выпускникам присваивали звание корабельных гардемарин — полуофицеров. Будущие морские офицеры под наблюдением старших выполняли обязанности вахтенных начальников, штурманов, артиллеристов, минеров. Так как Морской корпус в те годы ежегодно оканчивало около ста человек, гардемарины расписывались по трем-четырем линейным кораблям или крейсерам, образовывавшим эскадру корабельных гардемарин. Эти отряды проводили совместные учения, маневрирования и много месяцев бывали в заграничном плавании. И только после этого корабельным гардемаринам присваивалось звание офицеров. Правда, когда кончал Берг, война сломала этот распорядок, выпускников досрочно произвели в офицеры.
ПОГОНЯ ЗА ПРИЗОМ
Берг переходит от паруса к парусу и возле одной мачты стоит особенно долго, гладит ее гордый ствол и задумчиво смотрит на парус.
— Это мой подопечный, — наконец, говорит он, — грот-стеньги-стаксель. Он был в моем ведении. И порядком меня мучил. Его уборка и постановка в любую погоду требовали немалой сноровки. Шхуна качается, парус вырывается и норовит сбить с ног, в лучшем случае просто полоснет. А если где-то наверху заело, приходилось карабкаться по вантам на мачту, потом ползти по рее — горизонтальному бревну, к которому крепится парус.
— А за что же держаться?
— За леера. По рее ползешь животом, а ногами упираешься о веревки. И работаешь согнувшись. Парусина твердая, а руки наши все-таки детские, к такой работе еще не приучены, и просто страшно. Потом снова ползешь по рее обратно и спускаешься по вантам. Зато это прививало настоящие морские навыки и учило справляться не только с парусами, но и со своими нервами. Этой цели служили и специальные дисциплинарные взыскания. Строптивых кадет сажали на так называемый салинг — площадку на мачте. Там они и качаются вместе с мачтой и беседуют с горизонтом. Но зато уж морские кадеты на всю жизнь становились самыми «лазающими» из всех людей. Даже по скалам мы лазали как ящерицы.
Помню, была, возле города Котки, на финском побережье, бухточка, ничем особенно она не отличалась, кроме того, что посреди торчал остров, который мы прозвали Островом наблюдений. Каждое лето возле этого острова располагалась наша учебная баржа — стационар для гардемарин старшей роты. Там, на острове, гардемарины проходили практическую астрономию, геодезию, учились производить астрономические наблюдения. Кругом были и другие острова, скалистые, с отвесными берегами. Мы ухитрялись залезать на эти скалы и запечатлевать для потомства свои имена. Все скалы были густо испещрены автографами всех, кто когда-либо производил там астрономические наблюдения. Писали белилами или суриком, для прочности предварительно вырубали буквы в граните. Казалось, что уже не хватает места для новой фамилии, но смельчаки выискивали почти недоступные места и старались расписаться так, чтобы было видно издалека.
Да-а, это была жизнь…
После первых же учебных плаваний Берг пристрастился к парусному спорту и достиг в нем большого искусства, во всяком случае, он долго ходил в чемпионах после того, как выиграл гонки и получил первый приз. Это были очень ответственные гонки. Они проводились в Финляндии в бухте Твермине на шестерках. В море на якорях стояли учебные корабли, и гардемарины на парусных шлюпках должны были обойти эти корабли по определенному маршруту, выйдя в точно определенное место. И Аксель Берг пришел первым и получил первый приз — настоящий морской бинокль.
Это было очень почетно, и приз ему вручали перед всем строем, и настоящие моряки — матросы и офицеры — салютовали гардемарину третьей роты. Берг аккуратно перерисовал план гонок и хранит его до сих пор. Надо сказать, что успех вскружил ему голову, и вскоре с ним случился весьма плачевный казус.
После учебного плавания он поехал в финский городок Нодендаль, что южнее Або, где отдыхали мать, сестра и Нора (его будущая жена). Это великолепный прибрежный курорт, изрезанный живописными шхерами. Аксель отдыхал, много гулял, собирал грибы, играл в теннис, ходил на парусных лодках, и ему уже порядком наскучило, как вдруг он узнал, что местный яхт-клуб организует гонки. Аксель вместе с двумя своими двоюродными братьями решил принять в них участие. Взяв недавно первый приз и чувствуя себя уверенным и непобедимым, он назначил себя рулевым, а братьев — матросами. И вот в пасмурный день, прикрывший шхеры туманом, при капризном, переменчивом ветре десятка два подрагивающих от волнения яхт выстроились перед пристанью Нодендаля. Раздался стартовый выстрел, и яхты двинулись. Путь их лежал к Аренсбургу по сложному извилистому маршруту, обрисованному Оландскими шхерами. Дул свежий ветер, баллов в пять-шесть. Это, конечно, не шторм, однако опытного моряка, выходящего на легкой яхте, он должен насторожить. А так как Аксель чувствовал себя опытнее опытного и горел желанием снова обогнать всех — уже не на учебных гонках, а здесь, где соперниками его были опытные яхтсмены — финны и шведы, — он решил не брать рифов, хотел вырваться вперед и полностью использовать ветер. Остальные команды подтянули паруса, несколько уменьшив плоскость соприкосновения их с ветром, чтобы внезапный шквал не опрокинул яхты.
Яхта Акселя мчалась по шхерам на полной скорости. Ветер яростно надувал паруса. Яхта, обойдя всех и сильно накренившись, выскочила в открытое море и тут… ее подхватил налетевший шквал и опрокинул. Яхта забилась на свежей волне, зачерпнула всем корпусом и потонула. Три отчаянных мальчишки, одни, в открытом море, барахтались в тщетных усилиях уцепиться за быстро уходящую на дно лодку.
Ни одной яхты еще не было видно. К счастью, место оказалось не слишком глубоким, яхта выставила им из воды кончик мачты, но так как по морю катились большие волны и мачта поминутно погружалась, то все трое, конечно, не могли схватиться за нее без риска обломать этот последний хрупкий оплот. Аксель отлично плавал и, оставив обоих братьев торчащими на кончике мачты, в полном обмундировании поплыл к берегу. Он окоченел и уже выстукивал зубами далеко не победную дробь, когда из шхер показалась яхта соперника. Опытный швед сманеврировал против ветра, подошел почти вплотную к пускающему пузыри пловцу, бросил ему веревку и вытащил на палубу, а потом снял с мачты двух других мальчишек. Спасителю, конечно, пришлось выйти из гонки и доставить трех неудачников на берег.
Аксель был без сознания. Последнее, что он помнил, — это веревка, появившаяся бог весть откуда, за которую он уцепился окоченевшими пальцами. Его по всем правилам откачали — он плыл минут тридцать и с избытком наглотался ледяной осенней воды. После этого заплыва в коварном Финском заливе он долго и тяжело болел воспалением легких. Кроме того, надо было платить за потопленную лодку, а яхта стоила рублей триста-четыреста. Это были большие деньги. В конце концов, яхту подняли и возвратили в клуб. Но Елизавете Камилловне все же пришлось возместить часть расходов, связанных с подъемом и ремонтом яхты.
— Она расплачивалась за самонадеянность своего легкомысленного сынка, — не может не сознаться Берг, — конечно, надо было быть разумным и, послушавшись опытных моряков, лучше знавших местную обстановку, взять рифы, но… это приблизительно то же, что случается со мной и сейчас, — смеется уже взрослый и солидный Берг, — надо было взять рифы, но ведь шквала могло и не быть. Я знал, что шведы опытнее, и оказался бы последним или там десятым. А меня это не устраивало. Понимаете, положение обязывает: гонки со шведами, я русский моряк, я должен быть впереди, вот и перевернулся. Так и сейчас приходится иногда идти на риск, чтобы выиграть очередные «гонки»… Знаю, что мой опыт, звание и положение обязывают быть впереди, и тут без риска невозможно…
