— Бояться, сынок, неразумно. Страх убивает раньше, чем опасность приблизится. Гляди, медведь-то почти в восемь футов длиной. Жаль, что нельзя сохранить голову — череп раздроблен. Теперь надо его освежевать. Но уже темнеет. Давай залезем на дерево и подождем рассвета.
Убитый медведь оберегал нас всю ночь, пока мы спали на ветках. Ни один зверь не посмел подойти близко.
Утром мы слезли с дерева и освежевали медведя. Туша его была не тронута и шкура целехонька.
ГЛАВА V
Моя учеба (продолжение)
Есть три или четыре хищника, которые так опасны, что защищаться от них человек может, лишь внимательно изучив все их повадки. Таковы медведь, тигр и леопард. Но последние два не так страшны, как принято считать. Пока тигр не загрыз первого человека, он не ест человечьего мяса; леопарды, правда, часто нападают на людей. Однако осмеливаются они на это только потому, что мы их боимся. Отведав раз человечьей крови, они, в отличие от тигров, не жаждут ее вновь. Ужаснее всего то, что леопарды кидаются на детей.
Говорят, что тигр храбр, но часто он нападает просто со страху, так же, как и леопард.
Я уже рассказывал, что тигры и леопарды, когда идут по высокой траве, колышут ее, образуя как бы узор: тигр — в виде полос, а леопард — в виде детских ладошек, вроде пятен на его шкуре. Получается так потому, что ходят они по-разному. Зоркий и наметанный глаз настоящего охотника узнает их мгновенно.
Но как быть нам, простым смертным? Людей, которые живут в джунглях, это заботит больше всего. Если вокруг темно и нет ветра, который разносит запах, — как узнать о приближении хищной кошки? Тут уж ничего не поделаешь. Приходится полагаться только на чутье. Отец мой обладал удивительной способностью чувствовать присутствие зверя, и порой среди ночи, спустившись с дерева, садился с ружьем в руках спиной к стволу, чтобы никто не напал сзади. Я забирался к нему на колени, и он пел, глядя на луну, пока зверь не уходил. Как-то ночью, на дереве, отец сказал:
— Я бы спел немного. Давай спустимся и удобно посидим на траве.
— Разве ты не можешь петь здесь? — спросил я сонно.
— Это не так просто, — ответил он. — Чтобы хорошо петь, нужно сесть поудобнее. Слезай. Ты не боишься?
— Нет.
— Не волнуйся, ни один зверь нас не тронет, — успокоил меня отец.
Мы слезли на землю и сели поддеревом. Отец запел:
— Луна в серебряные горсти собирает тишину. Луна в серебряные горсти собирает тишину, — повторял он снова и снова.
Он долго импровизировал на эту тему, а потом запел о другом:
— В час ночной, полный тайн, бог вершит судьбу своих творений…
А когда песня зазвучала во всю силу, он вдруг вскинул ружье и выстрелил. Ужасный рев разорвал лунное безмолвие, а потом перешел в отчаянный хрип, который приближался, словно прямо на нас со злобным шипением ползла змея. Отец снова выстрелил и прислушался; стало тихо, и он, опустив ружье, сказал спокойно:
— Годовалый тигр, который бродил здесь, теперь мертв, и ни один зверь не потревожит нас ночью. Что ж, продолжим песню.
Утром мы увидели, что это был совсем не тигр, а большая черная пантера.
— Отец, — спросил я, — как ты узнал, что зверь близко, и куда ты стрелял в темноте?
— Когда светит солнце, ты видишь на земле тень дерева. Научись же слышать тень звука, когда она скользнет по лесу.
Ранним утром, входя в джунгли, отец воскликнул:
— Гляди! Впереди нас тигр! Видишь, как лежит роса на траве, там, где он прошел?
Отец был прав. Там, где зверь стряхнул росу, остались полосы. Идя по этому следу, мы нашли совсем сухое круглое местечко. Отец сказал:
— Здесь он валялся и сбил росу с травы.
В одном месте трава была примята, словно кто-то поставил тут тяжелую корзину. Отец снова объяснил:
— Здесь тигр зарылся мордой в росистую траву и лежал несколько минут.
И он ловко нарисовал тигриную морду на земле, где зверь потревожил росу.
— Лучше нам не ходить в ту сторону, — заметил я. — Может, он теперь там, впереди.
— Что ты, трусишка, — успокоил меня отец. — Впереди его нет — он уже в своем логове, да к тому же еще сыт по горло. Он никого не тронет.
— Почему ты так уверен в этом? — снова спросили.
Отец отвечал:
— Он купался в росе, как король, но когда король озабочен, а зверь голоден, ни тот, ни другой не станут прохлаждаться.
Но не прошли мы и сотни шагов, как послышалось глухое рычание. Мы остановились. Снова рычание, уже подальше от нас, и опять, еще подальше. Отец заметил:
— Его величество еще не добрался до своих покоев; он предупреждает, чтобы все держались от него на почтительном расстоянии.
— Как медленно он идет, — сказал я.
Тогда отец стал тихо говорить со мной, и целый разговор произошел между нами шепотом и при помощи знаков. Охотники, в особенности если они долго прожили вместе, как мы с отцом, могут знаками сказать все что угодно.
— Он поел так сытно, что теперь ему все нипочем, — объяснил отец. — Ему безразлично, кто может его увидеть и чем это кончится. Он сейчас преисполнен высокомерия, а поэтому мы должны склониться перед его величеством и не задирать его.
Я сразу же повернул обратно.
— Не делай этого, — прошептал отец. — Он может услышать.
— Как? — пробормотал я. — Неужели он услышит мои шаги, если я тихонько пойду назад?
— Слух у него очень тонкий. Он подумает, что мы испугались, и набросится на нас. Стой смирно, пока он не будет далеко и не разберет, в какую сторону мы пошли.
Я не двигался с места, а отец стоял позади меня, наблюдая.
Как правило, когда выслеживаешь тигра, главное — это зоркость глаз. Правда, если зверь близко и ветер дует с его стороны, узнать, куда он идет, нетрудно; можно определить, где он, и на слух. Если в джунглях не встречаются следы антилоп, оленей, буйволов или диких козлов, можно с уверенностью сказать, что по соседству нет ни тигров, ни пантер. Они всегда следуют за своими жертвами. Кроме того, полезно знать еще вот что. Если где-нибудь в джунглях бьет родник, то логово тигра может быть тут же неподалеку, потому что пьет он много и всегда селится поблизости от воды.
Помню, как однажды мы с отцом пришли к роднику. Стояла жара, мы очень устали, нас мучила жажда. Не успели мы зачерпнуть десяток ковшиков, как совсем рядом послышалось сонное ворчание. Мы огляделись и увидели двух тигрят. Они были напуганы и, низко приседая, жались к земле. Снова послышалось ворчание — сонное, но явственное. Отец сказал:
— Пойдем.
Тигрята долго не отставали от нас. Как ни хотелось нам поймать их, мы боялись, что тигрица проснется, и стоит малышам пискнуть, как она накинется на нас. Но вот чудеса — один тигренок сам подбежал к нам и стал прыгать вокруг меня, как собака вокруг хозяина. Он разорвал когтями мою набедренную повязку и оцарапал кожу; удивленный, я шлепнул его рукой. Он тихонько взвизгнул, и в то же мгновение тигрица выскочила из своего логова.
— Скорей на дерево! Она здесь! — прошептал отец.
Мне и без того было ясно, что она в самом деле здесь. Едва мы вскарабкались на дерево, как увидели в пятнадцати футах от себя матерую тигрицу. Это была настоящая красавица длиной футов в семь, не считая хвоста. Шла она медленно, не спуская глаз со своих тигрят. Они с визгом прижались к ней. Вдруг она шлепнула лапой того самого малыша, который прыгал около меня, а потом старательно умыла его языком. Как она узнала, который из них на меня бросился, я не мог попять. Но, когда они скрылись, отец спросил:
— Ты видел, как эта старая дама лизала своего тигренка?
— Да, — ответил я. — А зачем?
— Там, где ты коснулся его рукой, остался твой запах: вот она и лизала сынка, чтобы очистить его.
— Пожалуй, лучше нам слезть с дерева и убраться, подобру-поздорову, — сказал я. — Ведь «Полосатая Сестрица» непременно станет подкарауливать нас ночью. Она знает, где мы спрятались.
Когда мы спустились на землю и двинулись в путь, отец предупредил меня: