Она не заметила, как губы деда на миг сложились в понимающую и хитроватую улыбку. Старый ведун отлично видел, что за чувства владеют сейчас его внучкой, и это радовало его. Волимир поймал себя на желании поделиться с ней чем-то ценным и красивым. Он пока ещё не знал, чем именно. Но желание обязательно найдёт подходящий сосуд, чтобы проявиться. Уж он постарается, чтобы это было именно так.

Тропинка, попетляв меж трав, выбежала на прибрежный песок. Впереди раскинулось озеро. Вернее сказать – длинная заводь на небольшой речушке. Руки человека расширили и очистили её. Но природа брала своё. То тут, то там из воды поднимались густые заросли высокого рогоза. Желтоватые плотные стебли смыкали ряды и местами выходили на сушу. На спокойной глади виднелись целые плавучие островки из перепутавшихся водорослей.

Озеро было неглубоким. Дно уходило из-под ног только ближе к основному руслу. Берег устилал мелкий речной песок, под водой становившийся более вязким и илистым. Озёрная гладь застыла неподвижным зеркалом, отражая ясное сапфировое небо.

Неожиданно Снежана остановилась. Она моргнула, сделала несколько осторожных шагов в сторону воды и посмотрела себе под ноги. Глаза девочки удивлённо распахнулись. Волимир проследил за взглядом внучки. На прибрежном песке лежало несколько больших двустворчатых раковин, каждая размером с крупную мужскую ладонь. Тёмно-коричневые с перламутровой прозеленью, слегка поблёскивающие в лучах солнца, они притягивали к себе внимание, словно загадочные старинные шкатулки с сокровищами внутри. Дед кивнул каким-то своим мыслям, приблизился, опустился на корточки, взял одну из раковин и тихо заговорил:

– Это беззубка – пресноводный родственник морских устриц и мидий. Очень полезное существо. Они фильтруют воду, очищая её от грязи.

Снежана присела рядом и подняла с песка другую ракушку. Она оказалась увесистой и совершенно сухой. Кончики тонких пальцев проскользили по причудливо изгибавшейся поверхности. Девочка погрузилась в ощущение мелкой и извилистой шероховатости. На несколько долгих секунд юной исследовательнице показалось, словно она стала маленькой и очутилась посреди целого острова. Он пологим холмом выступал из неведомого океана. Широкие серпантины кольцами вились по склонам, уводя к далёкой вершине. Там было сокрыто нечто загадочное. Оно переливалось жемчужным светом и манило. Всё ещё захваченная видением, Снежана заторможено спросила:

– Деда, а в них бывают жемчужины?

– Бывают, – кивнул он, с размаха кидая моллюска в воду.

Девочка проводила взглядом громко булькнувшую ракушку.

– Эта ещё живая, – пояснил дедушка свои действия.

Он покопался в груде, выбрал ещё парочку и тоже закинул подальше в воду. Посмотрев вслед последней, Волимир вернулся к ответу:

– Справедливости ради стоит сказать, что драгоценности в беззубках, перловицах, жемчужницах и прочих их родственниках встречаются редко. Говорят, что раньше речной жемчуг попадался гораздо чаще, да и умельцы могли по виду раковины сказать, есть ли в ней камни, и какого качества.

Дед поднял с песка очередную ракушку, покрутил её в руках, положил обратно.

– В давние времена речной жемчуг на Руси собирали в огромных количествах. Им украшали одежду, головные уборы, покрывала, кошели, сёдла и многое другое. Если поднять записи 15-17 века, то легко заметить, что в царских и церковных закромах жемчуга было фантастически много. Да и у простого люда его встречалось не меряно. Один барон, посетивший Троице-Сергиеву лавру в те времена, был так впечатлён его количеством, что высказался в духе, мол: – «Да там его, вероятно, больше, чем во всей Европе разом!» Преувеличил, конечно же, – насмешливо хмыкнул дедушка. – Но из любопытного можно припомнить праздничное одеяние патриарха Никона. На него ушло около шестнадцати килограмм речного жемчуга. И таких примеров превеликое множество.

– Круто, – восхищённо протянула Снежана.

Волимир хмыкнул, глядя на медленно хлопавшую глазами внучку. Он покопался в памяти, нашёл там ещё кое-что занятное и продолжил рассказ:

– Выше всего ценился скатный жемчуг. Он идеально круглый, белый или бело-серебристый. А вот голубоватый и бесформенный не ценился. Его часто отдавали даром.

Девочка моргнула и слегка дёрнула головой, словно споткнувшись о непонятное слово.

– А почему жемчуг называли «скатным»? – спросила она.

– Скатным его называли за способность долго-долго катиться по блюду без остановки, – пояснил дедушка. – Брали самые круглые и чистые жемчужины, клали на большую тарелку и слегка встряхивали. Те из камней, что катились дальше и дольше, и называли скатным жемчугом. Его продавали за большие деньги. Поэтому им украшали одеяния только богатых или знатных людей. Зато жемчуг попроще был в изобилии у всех. Наловить его мог кто угодно. Так что даже у самых бедных крестьян была хотя бы одна ниточка жемчуга.

– А сейчас его меньше? – с любопытством уточнила Снежана.

– Почти нет, – подтвердил дед. – Теперь его выращивают исключительно на специальных фермах. А в природе речной жемчуг сейчас днём с огнём не сыщешь, – он печально вздохнул. – Первые тревожные звоночки пошли ещё в 18 веке. Именно тогда количество выловленного жемчуга начало уменьшаться. Виной тому стала людская глупость и жадность.

Миловидное личико девочки погрустнело. Она опустила голову. Вспомнила про колдовской серпантин, и на всякий случай закрыла глаза, чтобы не провалиться в таинственный остров. Кончики чутких пальцев погладили ракушку. Та оставалась всё такой же извилисто-шершавой, и манила своим жемчужным волшебством даже на ощупь.

– И что же такого случилось? – тихо спросила она, не открывая глаз.

– Жадность и глупость, – повторил уже сказанное дедушка. – Люди забыли одни традиции и ухватились за другие. На Руси такое случалось несколько раз только за последнее тысячелетие. И один из таких поворотов случился как раз в 17-ом веке. Вернее будет сказать, что тогда он закончился. А начался ещё за сотню лет до того.

В голосе старого ведуна послышалась плохо скрытая горечь и сожаление. Снежана даже поёжилась, настолько неуютно ей стало от этого тяжёлого полынного привкуса на губах. Пальцы дрогнули, плотнее сжимаясь на заветной ракушке, но голос прозвучал почти ровно:

– Расскажи, деда.

– Хорошо, – кивнул Волимир, и вздохнул. – В прежние времена жемчужный промысел был овеян множеством традиций, правил и обрядов. За ним ходили всегда только с чистыми помыслами и открытым сердцем. С моллюсками обращались бережно. Всех подряд никогда не гребли, а тщательно выбирали только нужных, не трогая всех прочих. Существовали даже специальные устройства – что-то вроде подзорных труб с линзами на концах. Их закрепляли на плотах, чтобы просматривать дно и прямо сквозь воду изучать раковины под увеличением. Но в 17 веке на Русь пришла «цивилизация», – дед с явным омерзением произнёс последнее слово. – Вместе с прочим, из Европы пришёл и варварский подход к ловле жемчугоносных ракушек – греби всё подряд и побольше, на берегу разберёмся. За несчастными моллюсками открыли настоящую безжалостную охоту. К примеру, Пётр Первый повелел выловить из Невы и всех окрестных рек и озёр столько раковин с жемчугом, сколько будет возможно. О будущем великий император, по-видимому, в этот момент не думал. В 1721 году он повелел установить государственную монополию на ловлю жемчуга и взять промысел под контроль. И в следующие полтора века реки буквально просеивали частой гребёнкой. До тех пор, пока к семидесятым годам 19 века объёмы добычи жемчуга не начали катастрофически падать. Так в итоге к началу 20 века всё сошло на нет. Природа окончательно изменилась не лучшим образом. Сейчас драгоценности в раковинах встречаются очень редко, а жемчужница – самый богатый на них вид моллюсков – оказалась практически полностью истреблена.

– Жалко, – ёмко выразила свои чувства девочка.

Она открыла глаза и посмотрела на дедушку. Лицо его было непроницаемым. Но заметив взгляд внучки, Волимир тепло улыбнулся. Он пригладил бороду, подумал немного и медленно добавил: