– Гляньте-ка, пацаны, нас почтила своим присутствием внучка колдуна.

Голос был ломающийся, то и дело срывающийся на высокие ноты, и неприятный. Насмешка в нём кипела едко-алой жгучей крапивой. Снежана даже невольно почесала руку, настолько обжигающим ей показался этот звук. Она открыла глаза и презрительно посмотрела на говорившего. Мальчишка в притворном ужасе отшатнулся и закрыл лицо руками, но не выдержал и обидно заржал. Этот смех подхватило несколько его приятелей, по виду ровесников Снежаны, ну может на год-два постарше.

Девочка закрыла глаза, борясь со вспыхнувшей обидой и злостью. Это было воспринято ребятами, как слабость, и насмешки возобновились с удвоенной силой. Она пыталась пропускать чужие слова мимо ушей, но это не получалось. Каждый едкий комментарий по поводу необычного цвета её глаз, очень светлых волос и сомнительного происхождения заставлял кожу гореть всё сильнее и сильнее.

Вскоре Снежана чувствовала себя искупавшейся в крапиве с ног до головы. Грудь сжимало душащей обидой и бессилием. Шевелиться было сложно. Даже дышать стало трудно. Она не видела себя со стороны, но была уверена, что ещё больше побледневшая кожа раскрасилась алым. Девочка вовсе не отличалась робостью. Зарвавшемуся нахалу могла и в нос дать. Но против таких едких типов она почему-то чувствовала себя совершенно беззащитной.

Кое-как разжав стиснутые на цепочках пальцы, Снежана слезла с качелей. Она совсем уже было собралась развернуться и уйти, но её нагнал хлёсткий, как колючий зимний ветер, и обидный выкрик мальчишки:

– Да ладно, пацаны, что с дурочки взять-то? У неё ж дед колдовством промышляет. Вот недоразвитая внучка и получилась.

Девочка зажмурилась до боли в глазах. Кулаки сами собой сжались от горькой обиды. И за себя, и за деда. Ком внутри больно натянулся до предела. Жар из огненного стал липко-ледяным, вымораживая кожу до снежной белизны. Глаза превратились в почти прозрачные голубоватые хрусталики. Натяжение в груди лопнуло, а голову наоборот, стиснул металлический обруч. Внутри взорвалось оранжево-алое пламя едкого, обжигающего сухого льда. По комариному противно зазвенело в ушах. На губах отчётливо проступил противный вкус ржавчины.

В следующую секунду Снежана осознала себя уже сидящей на обидчике. Она что было силы мутузила парня, не произнося ни звука. Тот пытался отбиваться от бешеной девчонки, но застывшая маска отчуждённости на лице беловолосой настолько поразила мальчишку, что он больше защищался, чем пытался бить в ответ. Половина задиристой ватаги с воплями разбежалась в разные стороны. Но двое всё же нашли в себе силы преодолеть первоначальный испуг. Они с матом навалились сверху, окончательно превратив драку в свалку, где сложно было понять, в какой момент от кого и кому прилетит.

Разнимали воинственных драчунов уже взрослые. Верно оценив диспозицию, дед Клим, живший ближе всего к детской площадке, схватил пару вёдер, выбежал за ограду и шваркнул их содержимое на дерущихся. Вода оказалась ледяной. Словно хитрый старикашка специально держал на такой случай водичку в погребе, а то и вовсе в морозилке. Так это было или нет, но метод оказался действенным.

Мальчишек как ветром сдуло. На траве осталась сидеть только Снежана. Сильно помятая, растрёпанная, мокрая с ног до головы, но отнюдь не покорившаяся. Она холодно посмотрела на непрошеного миротворца. В широко распахнутых глазах всё ещё завывала арктическая вьюга, а радужки продолжали отливать льдистой, почти прозрачной голубизной. От эдакого зрелища Клим Саныч даже проглотил заготовленное ругательство.

Вид опасливо пятящегося старика помог девочке собраться и успокоиться. Чувства постепенно начали возвращаться к ней вместе с опустошённой усталостью и безразличием. Снежана убрала с лица прилипшие волосы, несколько раз медленно моргнула. Голубые льдинки в глазах начали теплеть, возвращаясь к фиалковому оттенку. Девочка тяжело вздохнула, тряхнула слипшимися сосульками волос. В них набился мокрый песок пополам с землёй и вырванными клочками травы. Платье тоже было местами испачкано, а местами и вовсе порвано. Чиститься руками было совершенно бесполезно. Поэтому она кое-как поднялась на ноги и поплелась в сторону дома.

Волимир окинул внучку внимательным взглядом с головы до ног. Кивнув каким-то своим мыслям, он уже знакомым движением опустился перед Снежаной на одно колено и посмотрел ей в глаза. Спокойно, без осуждения или хотя бы тени недовольства. Во взгляде было открытое сочувствие и понимание.

– Поделишься фронтовыми сводками, Снежа? Мне же жутко интересно, с каким счётом прошёл дружеский матч на местном Куликовом поле.

Снежана молча кивнула и хрипловато пробормотала:

– Они обозвали меня дурочкой, а тебя – колдуном. И сказали, что от твоего колдовства я дурочкой и родилась.

– Хм, что ж, это многое объясняет, – задумчиво протянул дед. – Я о твоём расписном виде, разумеется.

Его губы тронула тёплая улыбка.

– Давай-ка продолжим этот увлекательный разговор в ванной. Всё-таки маленькой и красивой вёльве не стоит долго бродить в образе замарашки. Не к лицу.

Он поднялся на ноги, бережно сжал хрупкие плечи внучки и повёл её мыться.

Поставив возле раковины табурет, Волимир усадил девочку себе на колени, сдёрнул с крючка полотенце, намочил его и принялся осторожно смывать грязь с чумазого личика. Снежана стоически терпела помывочные процедуры. Внутри по-прежнему было тоскливо, пусто и глухо. Так что она молча смотрела в стену, позволяя дедушке приводить себя в порядок.

– Поделись, что же именно тебя разозлило в словах шушиков? – мягко спросил дед.

– Шушиков? – вяло и хрипловато уточнила девочка.

Волимир кивнул:

– Так в старину называли глупышей. Но до наших дней дошли лишь производные слова вроде «шушукаться» – то есть вести тихий несерьёзный разговор. Ещё кое-где в народном фольклоре сохранились байки о мелких бесенятах и пакостниках – шушах.

Снежана невольно улыбнулась. Улыбка получилась слабой и бледной, но забавное слово пробудило в ней живой интерес. В ответ на эту реакцию глаза деда удовлетворённо блеснули. Снежная принцесса начала оттаивать.

– Если верить сказаниям, шуши заводились в тех домах, где не было домовых, зато часто ссорились. По ночам они устраивали настоящий бедлам: портили продукты, перепутывали пряжу и даже заплетали волосы спящих в миллионы тонюсеньких косичек по три волоска в каждой.

– Прямо как дреды, – прокомментировала последнюю деталь девочка.

Настало дедушкино время вопросительно смотреть на внучку:

– Дреды – это что?

– Это вот куча маленьких косичек на голове, – охотно просветила его Снежана. – Растаманская причёска для ленивых. Кому в лом голову мыть.

Волимир тихонько рассмеялся такому ёмкому и содержательному описанию. Он подцепил особо качественно склеившуюся прядку внучки и слегка дёрнул. Снежана ойкнула, косясь на почти самый натуральный дред.

– Ну, теперь ты и сама видишь, что повстречалась с настоящими шушами, которые только притворялись человеческими детёнышами.

– Да уж, – недовольно протянула она.

– Но я горжусь твоей смелостью, отвагой и силой, Снежа, – продолжил дедушка. – Ты с успехом отбилась от их коварной стаи. Так что бесенята, даже со всей своей нечеловеческой скоростью и ловкостью, не смогли заплести твои волосы в миллион косичек. А эти несколько штучек мы легко отмоем и распутаем.

Снежана впервые за последний час по-настоящему радостно улыбнулась. Волимир крепко прижал к себе довольно пискнувшую внучку и таинственно прошептал ей на ухо:

– Все они могут сколько угодно скалиться и обзываться так, как их чёрной душонке заблагорассудиться. Да, в их глазах я колдун. Хоть и не люблю это слово. Но пусть так. Стесняться и прятать свои силы я не намерен. А кому завидно, тот пусть подойдёт ко мне и сам об этом скажет. И в тебе никакого изъяна от моего ведовства нет. Вот тебе в том моё слово. Наоборот – ты обладаешь редким даром чувствовать окружающий мир целостным и ярким. Помни это и цени свой дар, Снежа. Ну а если ещё кто полезет, то разрешаю треснуть наглеца повторно, да так, чтобы шары повылазили. Или мне скажи. Тогда у него не только сверху, но и ещё откуда-нибудь что-нибудь повылазит.