– Только из-за того, что у меня есть дела? Поэтому я странный?

– До пары… Ты сказал мне подождать, а сам пошел куда-то. Что это было?

– Я удивлен, что ты не влезла, – кивнул Джейс. – Что-то не так.

– Если это оружие или наркотики… Я разорву спор. Все споры.

– Это все, что тебя волнует?

– Меня волнует все, что может мне навредить. Я не в праве докапываться. Просто скажи мне, что это никак меня не заденет.

– Можешь не волноваться тогда. Кстати, я попросил Макса перенести наш маленький сюрприз на следующую неделю. Тебе ведь нужно дожить до субботы.

Я не стала спрашивать, хоть он этого и ждал. Я молча уткнулась в телефон, обновляя без конца ленту новостей, когда двери распахнулись. Я встрепенулась, подскакивая на ноги. Сгребла тетради, попутно запихивая их в рюкзак.

– Наконец-то… – прошептал Джейс, потирая ладонями лицо. – Я думал, что умру здесь.

***

Я завалилась на кровать и тут же укуталась двумя одеялами. Слишком холодно. Я дрожала, сжимаясь всем телом. Опять этот дикий холод. А Джейс ушел сразу, как нас освободили из лифта. Куда-то опаздывал. Все бегут.

У всех есть цели, какие-то задачи. А я лишь хожу на пары, где моего отсутствия никто не заметит. Никаких перспектив. Никаких амбиций. Зарабатываю деньги, чтобы не умереть от голода. Не умираю от голода, чтобы заработать денег. Порочный круг. Давно пора бы разорвать его, да сил не хватает на такой отчаянный шаг. Но что мне держать, когда я лечу в пропасть. Главное – не утащить за собой никого.

Вообще мне нужно идти на тренировку. Не на эту идиотскую, на мотоцикле, а в зал. Кости будто налились ледянящим свинцом. Я встала, шатаясь. И почему мне так хреново? Я закашлялась, проводя пальцами по горячей коже. Меня передернуло.

Меня будто еще раз побили. Я на несколько секунд зажмурилась, тяжело дыша. Надо идти. Размазня. Слишком холодно.

Мысли такие обрывочные. Ускользают, словно рыбы в мутном пруду. Я пытаюсь словить их, но они бьют хвостами, дразнят и ныряют вглубь вновь. Словно в бреду я спускаюсь по лестнице. И чувство, будто что-то забыла. Ноги сами несут вниз. Автопилот.

– Эй! – послышалось сзади. Я медленно обернулась. Вот почему я ехала на лифте. – Есть деньги? – мужчина лет сорока поднялся с одеяла.

– Нет, – также ответила я. Говорю будто из-под воды. И по ощущениям надо мной целая тонна воды.

Опасность. Слово, пульсирующее в сознании. Пробуждает древнейший инстинкт раненого зверя. Дерись или беги.

Дерись.

Сложно управлять телом, когда скелет весит не меньше тонны, а сил никаких нет. Движения такие медленные. Все такое медленное. Я будто застряла в том кошмарном сне, когда находишься на грани жизни и смерти и не можешь сделать ничего, чтобы спастись. Я ведь семнадцатая в рейтинге.

Костяшки встречаются с челюстью. Больно, но обладателю этой челюсти всяко больнее.

Беги.

Я срываюсь с места и мчусь по ступенькам вниз. На автопилоте. Ноги работают, словно простой механизм. Простой механизм, который тут же становится непригодным в новых условиях. Поэтому, наверное, я падаю. Или потому что меня потянули за капюшон.

Я встретилась с полом слишком неожиданно. Я почувствовала резкий удар о ладони. Инстинкт самосохранения работает на отлично. Перевернулась на спину, пиная кого-то. Попала. Ничего не вижу: в глазах слезы. Что со мной не так? Размазня.

И я получаю удар в ребра. Воздух вышибает. Я резко распахиваю губы, но тут же сжимаюсь.

В голове рваные воспоминания. Тео стоит надо мной, учит группироваться. Показывает, как спрятать жизненно важные органы. И я повторяю то, что делаю тогда. Колени к груди. Локти соприкасаются перед лицом, а ладонями обхватываю голову.

Персональный ад. Удары. Боль расцветает то в одном месте, то в другом. Но рядом. И вправду, подобно цветению. Считаю секунды, наполненные агонией. Стоит закрыть глаза – ощущения обостряются. Поэтому я неотрывно смотрю на грязный пол перед глазами.

Еще одно правило Клетки – не кричать. Иначе спонсоры уйдут. Я парализована. А потом накатывает темнота. И я очень благодарна.

***

Я ощупываю пространство возле себя. Холодный пол. Холод. Снаружи и внутри. Я хриплю. Воздух обжигает горло и легкие. Я будто наглоталась кислоты. И меня выворачивает. Еле поднимаюсь на руках, силясь не упасть в лужу собственной рвоты. Неплохая мотивация. Откашливаюсь, еле разлепляя глаза. Жжет. Отталкиваюсь от пола, хватаюсь за перила.

Рядом со мной нет рюкзака, но ключи остались в кармане толстовки. Но рюкзак точно был, когда я выходила из квартиры. Я сморщилась, потирая лицо руками. Висок тут же запульсировал, а ребра загорелись от боли. Я захрипела, подтягивая к себе ноги. Надо подняться. Всего пара этажей. Я и не такое переносила. Шаг за шагом. Коленями прямо о стык. Я стискиваю челюсти и запрокидываю голову, медленно выдыхая. Держаться. Нужно просто продержаться. А в квартире уже будет Тео. Точно будет. По щеке что-то течет, но я не плачу. Осторожно касаюсь виска, покрытого треснутой коркой. Вот почему я вырубилась. Как знала, что надо на лифте спускаться.

Я поднимаюсь еще раз. Ребра нещадно болели. Каждая ступенька – круг ада. Я доползла до площадки и отдышалась. Надо собраться с силами. Надо…

***

Я кричу, но не могу пошевелиться. Боль разъедает изнутри подобно кислоте. Я не издаю ни звука. Морщусь, чуть поворачиваясь. Я в своей кровати. Тео. Это он донес меня. Я еле улыбнулась. Всегда он оказывается рядом, чтобы помочь.

Я раскрываю глаза и первое время не вижу абсолютно ничего. Смотрю в пустоту, а пустота смотрит в меня.

Зрение возвращается вспышками. Каждый вдох отдается жуткой болью. А тело будто горит.

– Ну и где твой друг, когда он так нужен? – спросил Джейс. – Я понятия не имею, что делать с этими синяками дальше.

Я продиктовала названия таблеток и мазей, которые нужно найти в аптечке. Джейс, на удивление, реагировал мгновенно. Судя по звукам, искал он с особым усердием.

– Что за херня вообще произошла? За тобой тянулся кровавый след, – усмехнулся он.

– Там не было… – я откашлялась, хрипло втягивая в себя воздух. – Рюкзака?

– Нет, – беспечно произнес он.

– Там был телефон и кроссовки… – прошептала я, закрывая глаза. В голове все плыло. – У меня температура, – шепот какой-то невнятный. И слова липнут на язык, путаются, душат, обматываясь вокруг шеи.

– Тихо, это вообще нихера не значит, поняла меня? – неожиданно рявкнул Андервуд. «Что ничего не значит?» – путалось в голове. – У тебя отбиты ребра и висок, а ты говоришь о кроссовках? Какая же ты дура.

У меня не ворочается язык. На ум сразу приходят ужасные картины повешенных или утопленных людей с огромными распухшими синими языками. И мне кажется, что я умерла. Или умираю. Но мы все умираем. Такое противное чувство. Меня будто переломали. Переломали и запихивают в плотный мусорный пакет. Я отчаянно хватаюсь за пустоту, но я парализована. Борьба лишь в моей голове. Все это лишь в моей голове. От мыслей становится плохо. Поэтому я привыкла вытравливать оттуда все. Выбивать этих стервятников ударами о грушу. Ударами моих кулаков о чужие тела. Но сейчас меня лишили этого. Сейчас с меня содрали мой панцирь. Я – слизняк.