«Удача сегодня определенно на моей стороне». Именно об этом я думала, разглядывая последствия последнего боя. На самом деле, я считала так каждый раз, когда была способна стоять на ногах. Своеобразная мантра, чтобы заглушить осознание того, что я по уши в дерьме и долгах. С деньгами в последнее время проблем не так много: я дерусь все лучше, все чаще на меня ставят. Бои без правил – мой шанс закончить этот университет и устроиться на работу. Сначала жизнь пинает меня, а потом я возьму реванш. Забавно, что я еще в это верю.

Я провела пальцем по распухшей ссадине на подбородке, коснулась старого синяка на скуле. Почему они так любят бить в лицо? Сами знают, что это труднее закрыть. Мы ведь все практически учимся вместе. Здороваюсь в коридорах с теми, кого побила; мне улыбаются те, кого я побила, в ответ. Вы бы сказали, что это игра, но отнюдь. Мы не испытываем ненависти друг к другу. Уважение, понимание, едва ли злость. Ведь в клетке дерутся почти только бедные. Богатых не так много, но им всегда достается по полной. Приходят забавы ради, порисоваться. Придурки.

Я расчесываю темные волосы пальцами, вытаскивая спутанные клоки. Девушка, с которой я дралась сегодня, прямо-таки вцепилась в мои волосы. А ведь я специально подстригла их коротко, чуть выше плеч. Была бы моя воля, побрилась бы налысо: не испытываю особого трепета по отношению к моей внешности, зато это лишит противницу преимущества, но волосы помогают скрывать многочисленные синяки на скулах, да и у матери возникнут вопросы. Иногда я отсылаю ей деньги, а она больше не спрашивает, откуда я их беру. Лишь взяла с меня обещание, что это не наркотики и не проституция.

Я с трудом достаю до верха душевой шторки: с моим ростом это весьма проблематично, а сама занавеска отрывается, если дергать снизу. Тео, мой лучший друг, наставник и сосед по совместительству, каждый раз чинил ее, не говоря ни слова. Он, наверное, чувствовал вину за то, что рассказал мне о Клетке, когда я в очередной раз обрабатывала его раны. Но он ведь не думал даже, что я решусь участвовать.

Вода жжет ссадины, я чуть морщусь. Сейчас можно. Сейчас можно дать волю эмоциям, пожалеть себя. Если сделать это на глазах у всех, тебя задавят. Я оседаю на пол, подтягивая колени к груди. Вода капает, шумит, заглушая мои всхлипы. Осторожно касаюсь синяка на боку, по телу тут же проносится волна боли. Она приходит только сейчас. В Клетке, по пути домой я не чувствую ничего, – слишком много адреналина и эмоций, – но дома я не могу никуда от нее деться. Она часть меня. Возможно, самая человечная и важная.

Бои всегда проводятся в пятницу вечером, чтобы было время оклематься до начала учебы. Выплаты производят в субботу. Я слышала, что бои – не единственная забава молодых деток. Ходят слухи о многом, но большинство из этого не более, чем местные легенды. Я не суюсь в то, что не касается меня. Одно из правил, помогающих выжить в этом сумасшествии.

Америка – страна возможностей. Хочешь – загнись от голода. Хочешь – продай свое тело. Хочешь – давай избивать себя раз в неделю.

– Лекса! – услышала я знакомый голос, придавший мне сил. Вернее, заставивший собраться и успокоиться. Я не стыдилась слез перед Тео, но видеть вину в его глазах было немыслимо трудно.

– Я в душе, – слабо подала голос, прекрасно зная, что сосед услышит.

Выбравшись из-под теплых струй воды, я босыми ногами прошлепала до полотенца. Наспех вытерев тело и натянув одежду, неприятно липнущую к влажной коже, я покинула ванную комнату.

Бой сегодня был только у меня, поэтому Тео выглядел весьма жизнерадостным: стоит, перебирая светлые волосы длинными пальцами со сбитыми костяшками. Он больше не подает вида, когда видит последствия драк, которые он неизменно смотрит. Я слабо улыбаюсь, кивая на наш общий телефон. Порой мне кажется, что у нас общего больше, чем личного, но деньги на собственный ни один из нас тратить не готов. Да и неудобств никаких нет, ведь нет никаких секретов. Я знала обо всех его девушках, а он о моих парнях. Познакомить очередную пассию с сожителем было серьезным шагом, до которого редко дело доходило.

– Макс звонил. Сказал, куда и когда подойти за выплатой, – помедлил Тео. Я рассеянно приподняла брови в немом вопросе. – Он хочет передать тебе все на мотогонках.

– Я думала, они лишь слухи, – дернула плечом я. – И что это значит?

Мы оба знали, что Макс, наш координатор и местный воротила, редко делает что-то просто так. С ним все стараются подружиться и втайне боятся или ненавидят. Такова участь организатора. И у кого только есть та беззаботная студенческая жизнь с братствами и сестринствами, о которой ходят легенды? Где мои вечеринки до поздней ночи, прогулы и сумасшедшие выходки? Почему это все мне заменила Клетка и чувство торжества, когда пересчитываю хрустящие купюры из карманов идиотов, что готовы платить за кровавое зрелище? Есть в этом что-то притягательное: я получаю деньги людей, которые пророчили мне падение.

– Пока не знаю, но я пойду с тобой, – качнул головой Тео, доставая аптечку из ящика, на котором когда-то был телевизор.

– Мне нужно просто забрать деньги, к тому же, я смогу себя защитить, сам знаешь, – проговорила я, садясь на раскладушку. Она жалобно заскрипела, будто приветствуя меня.

– Я бы хотел, чтобы этого делать не приходилось никому из нас, – опять начал он.

– На нормальную работу меня не берут из-за учебного графика, – кажется, в сотый раз повторяла я. – Мне самой не нравится это все, но я уже привыкла.

Тео присел на кровать рядом. Проем между нашими раскладушками был настолько небольшим, что едва помещались наши ноги. Очень часто, когда кому-то из нас снились кошмары, мы просто соединяли их и крепко обнимали друг друга. Так было легче перенести все. Никакой романтики, никаких неловких взглядов. Мы оба понимали, что в этом нет ничего, помимо очень крепкой дружбы. В конце концов, я помню его еще мелким пареньком, который даже был ниже меня в четвертом классе. Вот только мой рост после этого не изменился, а он вымахал почти до двух метров. Когда мы стоим рядом, я едва ли достаю макушкой до его груди.

Я тяжело вздыхаю и подаюсь вперед, выставляя болезненную ссадину. Он молча обрабатывает ее, а я даже не шиплю. Полная тишина. Раньше он ругался или осуждающе смотрел, но теперь в глазах только что-то темное. Страх? Злость? Я не сильна в чтении эмоций. За контакты с людьми отвечал всегда Тео. Даже в институте, где бедных почти за людей не считали, он быстро нашел себе компанию и круг друзей. Удивительно.

– Еще есть? – спросил парень, отодвигаясь. Мы всегда обрабатывали раны друг другу: так получалось намного аккуратнее, да и я сама не стала бы тратить время на простые ссадины и синяки, как и Тео, впрочем.

Я молча приподняла футболку, показывая большой ушиб на ребрах. Тео несколько раз кивает и роется в аптечке, пытаясь найти мазь. Я вздыхаю и падаю на кровать, прикрывая глаза.

– Он не болит, – вру я, еле ворочая языком. – Я очень устала, – правда. Обычно я говорю это, чтобы не утруждать его. – Давай спать уже.

Не жду ответа, просто подтягиваю подушку ближе к себе и ложусь на спину, вместо того, чтобы свернуться калачиком, как обычно. И наступает странное состояние, когда вроде не спишь, слышишь все, можешь даже думать, а тело будто окаменело. Такое бывает часто после особенно трудных дней и особенно выматывающих боев. Я чувствую, как Тео легко приподнимает влажную футболку и аккуратно, еле касаясь, мажет синяк прохладной мазью. И становится так тепло и уютно, но я не могу сказать ему «спасибо». Не могу кивнуть или посмотреть в глаза, потому что чаще всего нам не нужны слова. Я оцепенела и могу лишь дышать. Постепенно проваливаюсь в сон.