Когда прозвенел второй сигнал к отбою, она уже спала. Я заставил ее одеться, она сопротивлялась, плакала, хотела отблагодарить меня, не понимала, почему я смотрю на нее не так, как другие. Я улегся на полу, ей я сразу же отвел свою кровать. Спать на полу было неудобно и холодно, на ночь отопление убавляли, но я быстро привык. Посреди ночи я проснулся от того, что она меня будит. Она попросила меня лечь рядом с ней, она замерзла. Я лег, Кира действительно дрожала от холода. Она прижалась ко мне и крепко уснула, а я до утра пролежал не двигаясь, спать не хотелось совсем.
Завтра у меня выходной, в этом месяце мне полагается их два, и мы пойдем с Кирой на центральную площадь, в преддверии перехода на новый годовой период я мог общаться с кем угодно, это не запрещалось, наши жрецы отовсюду твердили, что мы равны по крови, но об этом быстро забывалось после праздника. А завтра на площади будет представление для всех, но в основном туда ходят РОНы и КИРы с детьми, мне не раз говорил начальник, что человеку с желтыми полосами на погонах не стоит веселиться вместе с простыми работниками. Я всегда соглашался с ним, но шел, начиная новый годовой период с написания объяснительных, что я там видел, что слышал, кого заметил. За долгие годы службы у меня их накопилось очень много, поэтому я часто просто брал куски из старых, компонуя новую докладную, объемистую, как любит начальник.
18-й месяц 252 года, день 38.
Сегодня мы пошли на центральную площадь, где обычно разворачивался праздничный балаган. Я выменял для Киры костюм РОНа, пришлось его ушивать, она делала это умело и очень быстро. Надо сказать, что за время житья у меня она подшила всю мою одежду, все постирала. Мне это очень нравится, но больше всего меня радует, что Кира поправляется, у нее хороший аппетит.
Мы приехали на площадь к самому разгару праздника. Толпы РОНов и низкочинных КИРов заполонили площадь, споря у крохотного базара, где можно было в честь праздника купить гнилые сушеные земляные корни из подземного города, сладкие, от них потом болел живот. Дети обступили жонглеров и акробатов, скачущих по снегу, подбрасывая вверх стулья, тарелки или кого-нибудь из расхрабрившихся детей. Мы с Кирой встали к ним, с интересом наблюдая за этой бесхитростной игрой. Кира визжала и прыгала вместе с детьми, оглядываясь на меня полными радости глазами, дети сразу же приняли ее к себе, а это дорогого стоит такое мгновенное доверие. Когда жонглеры и акробаты устали, Кира организовала детей в хороводы, дети хором пели, желая отблагодарить артистов, артисты хлопали им, подпевая, сами превратившись в зрителей.
Пока Кира играла с детьми, я смотрел на большие яркие шары, зависшие над площадью, упираясь в снежный купол. К каждому шару была приделана панель с крупной надписью какого-то изречения из Великой книги, но я никогда не читал их, мне нравились сами шары. Еще в детстве, когда нас из ОДУРа приводили на площадь потратить свои жалкие деньги на серые леденцы, мы с ребятами выбирали себе по шару, на ходу придумывая приключения, старались делать это, как наша Кира. Потом мы ей рассказывали нашу сказку, перебивая друг друга, а она смеялась. Каждый год я это вспоминаю, когда прихожу сюда, больше и нечего вспомнить, только Киру, Кира, их сына и нас. Странная штука жизнь, получается, что она была раньше, а что же сейчас?
Я сильно задумался, ощущая во рту вкус печенья, которое делала Кира из серой массы и леденцов – я не ел ничего вкуснее, никто из нас не ел. Ко мне подошел девятый и встал рядом. Увидев, что я смотрю на шары, он, думая о том же, стал рассказывать свою часть сказки, где он на том большом красном шаре смог облететь весь наш каткьюб, все-все посмотреть и найти место, где нет снега, никогда нет снега. Мы обнялись, сегодня я имел на это право. Как же он похудел, с каждым годом он становился все меньше, медленно врастая в землю девятый был уже немногим выше новой Киры, с удивлением смотревшей на нас.
Я представил девятого, он засмущался, но тут же добавил, что он бесполый, что нас всех такими сделали. Кира погрустнела, она умела так глубоко смотреть на других, задавая немой вопрос, что девятый совсем засмущался, я никогда не видел его таким.
Мы пошли на карусель, это была огромная сварная конструкция, сделанная из разных частей проката. Ее сделали очень давно, когда я еще не родился, она страшно скрипела, краска во многих местах облупилась, но период ремонта должен был наступить только через год. И все же она была замечательная. Все сидели на длинных узких лавках, стараясь держаться за лавку или за соседа, тонкая спинка сильно впивалась в тело, но это была хоть какая-то опора. Кир рассказывал, что раньше на площади каждый месяц устраивали представления, длились они несколько дней, чтобы каждый мог сходить, но потом, полвека назад, эти ярмарки признали недостойными, ведущими сознание граждан в бездну животных страстей – и все отменили, оставив лишь один месяц в году. Жрецы считали, что перед новым годовым периодом каждый человек должен выгнать из себя животное, поэтому после ярмарки все должны были идти в молельный дом для осознания своего животного я и изгнания его из тела. Правда, никто не ходил. Это я знаю точно, я не раз сам приходил в молельный дом после ярмарки, там было пусто, не было даже жрецов.
На карусели было шумно, скрипел механизм, кричали дети, взрослые, скорость была хорошая, и некоторые перепившие дрянной водки из гнилых корней подземного города выпадали из нее, изрыгая из себя вонючую желтую массу, в которую радостно падали, пока их не поднимали РОНы, бродившие по ярмарке с тачкой, на которую укладывали счастливые тела. Мы кружились на карусели, Кира громко смеялась, она сидела между нами, схватив нас за локти. Я коротко рассказал девятому, как нашел Киру. Он слушал внимательно, хмурился, а потом спросил, почему я до сих пор не нашел для нее подходящей карточки в архиве. Ведь я мог бы быстро ее перепрошить и дать Кире новую жизнь.
Стыдно признаться, но я об этом не думал. Вот ведь проклятая образованность, мне и в голову это не пришло. Пока кружилась карусель, мы обсуждали это безбоязненно, наши голоса тонули в общем оре и жутком скрипе. Кира смотрела на нас счастливыми глазами и сказала, что хотела бы работать с детьми, ей это очень понравилось, потому что дети лучше взрослых. Она вдруг заплакала, уткнувшись лицом в мою руку, у нее уже бывали эти приступы отчаяния, она старалась прятать их от меня, но я все замечал, неподвижно лежа рядом с ней, когда она сдавленно рыдала. Кира обернулась к девятому и спросила: правда ли есть земля, где нет бесконечной зимы и можно делать то, что тебе хочется? Он же рассказывал о ней, он знает, где она?
Девятый сказал, что есть, иначе быть не может. Может, она далеко, но точно есть. Кира успокоилась, странно, но я тоже в это поверил. Вы не задумывались, что хочется в это верить? Просто хочется верить, можно даже не найти ее, но вдруг твой друг или ребенок найдет ее, не это ли настоящее счастье?
Кира уже спит, а я сижу и пишу это все при свете блеклого светильника. Я должен найти для Киры новое имя в системе, я даже знаю, где, я уже знаю, в какой ячейке лежит ее новая жизнь. И надо найти дело восьмого, я уверен, он пытался добраться до… а есть ли имя у этой земли? Нас учили, что наша планета из-за катастрофы, случившейся много сотен тысяч лет назад, напоминает усеченный куб, мы сейчас живем на таком плато, усеченном угле, но я смотрел карты в архиве – это больше похоже на огромный карьер. Я помню, я находил, что раньше наш каткьюб был похож на шар, но я опять отвлекся. Надо найти восьмого и все рассказать девятому. Я хочу, чтобы наша новая Кира нашла эту землю, мне с девятым недолго осталось, я и не хочу покидать мою землю, все же я люблю наш снег. Скорее бы утро.
18-й месяц 252-года, день 60.
Сегодня последний день 252 года. В нашем департаменте ни души, только я и пара недовольных РОНов на охране. Завтра начинается неделя годовых каникул, обычно все эти дни люди сидят дома, как раз в эти дни на нашем каткьюбе властвует ураган. Кира никогда не видела урагана, я хочу показать ей его, это опасно, часто бывало, что туннели засыпало провалившимся снежным сводом, автобусы, технику, обрушивалась система вентиляции, и долгое нахождение в туннеле вело к смерти от удушья. Я ей все рассказал, она не испугалась, а наоборот, мне показалось, что она даже обрадовалась этому приключению.
