– Не понимаю и не хочу понимать! – Мэй встала и быстро оделась. – Я никогда не захочу этого понять. Если погибнешь ты и Лиз, то я сразу же покончу с собой, ни секунды не буду колебаться, я знаю, как надо это делать. Бедняжка Мег, она так мучилась, если бы она меня спросила, я бы ей подсказала, как проще это сделать.

– И попала бы под суд божий, – он нервно дернул головой. – Ты же знаешь, он теперь на земле.

– Я знаю все! – гневно крикнула она. – Но я никогда не признаю его, никогда!

– Не кричи, могут услышать, – заволновался инженер J, он огляделся, ища в сумерках бегущую тень, но все вокруг было спокойно.

– Здесь никого нет, только Рич, а он со мной согласен, – спокойно сказала Мэй, выпустив накопленную злость, она снова стала красивой, но глаза ее были тусклыми от грусти, теряя природную голубизну, размываясь в сумерках серым льдом.

Солнце скрылось за горизонт, оставив над землей медленно исчезавшую под тяжестью темно-синего неба красную полоску. Мэй и Роб смотрели на гранитный остров, полностью скрывшийся в темноте позднего вечера. Раздался душераздирающий крик ночной птицы, встрепенувшейся от невидимой силы, шумно задвигался лес, под натиском усиливающегося ветра.

– Холодно, – проговорил Роб, крепко сжав руку жены. – Пора домой, Лиз уже заждалась нас.

– Знаешь, – Мэй говорила медленно, протягивая каждый слог. – Я в последнее время вспоминаю, как Лиз болела первые годы, помнишь?

Он кивнул, сильнее сжав ее руку, чтобы она успокоилась, но Мэй не поняла его, сильнее волнуясь, голос ее задрожал.

– Я тогда так боялась, что у нас будет так же, как у них, помнишь? Нам тогда святой отец все твердил, что это за грехи наши, что нам надо быть верными богу, тогда он смилостивится.

– Я помню это, – тихо произнес Роб. – Хорошо, что все прошло.

– Да-да, я тоже так думаю, я не об этом хотела сказать, – заторопилась Мэй, боясь, что озарившая ее голову мысль вот-вот исчезнет, как это бывало уже не раз. Она давно заметила за собой, что не может долго ни о чем думать, будто бы в голове стоял какой-то блок, заговор. – Я же проводила вскрытие сына Мег и Рича, помнишь, что говорит святой отец – бог решает, достоин ли каждый из нас жизни, помнишь?

– Это решает не бог, – покачал головой Роб и осекся, он проговорился. Быстро оглянувшись, он прошептал: – Наши предки создали этот аппарат, не бог.

– Ты видел этот аппарат? – удивилась Мэй.

– Да, видел. Я его сегодня чинил, – сказал Роб и больно сжал ее руку. – Пойдем домой.

– Подожди, я не сказала главное, – она собралась с духом. – Только не говори это Ричу. У их сына лопнули сосуды в мозге, такое ощущение, что кровь внутри него вскипела, понимаешь? Они убили его, убили!

Роб прижал ладонь к ее губам, она замолчала.

– Ты кому-нибудь говорила об этом?

– Нет, только тебе, – прошептала Мэй. – Я весь день об этом думала, я много дней думала, а сейчас, когда ты рядом, поняла. Ты же знаешь, я всегда лучше понимаю, когда ты рядом.

Она улыбнулась и поцеловала его, взяв мужа за руку, она повела его домой. Они шли через поле сквозь высокую сочную траву, распугивая мелких ночных жителей, торопливо отбегавших в сторону, щекоча их ноги густой короткой шерсткой. Их дом стоял в отдалении от жилого квартала, ближе всех к озеру. Вот уже виднелись горящие окошки небольшого деревянного сруба, такого же, как и все остальные на планете, у всех все было одинаковым. На пороге стояла тонкая фигура девушки, она завидела приближающиеся тени и замахала им.

– Хорошо, что Рич решил пожить у нас, – сказала Мэй.

– Да, так будет лучше. Ты слышала, капитана D так и не освободили.

– Правда? – неожиданно громко спросила Мэй. – Но за что?

– Я не знаю, среди наших ходит слух, что его хотят судить.

– Это все из-за этой бедной девочки, – уверенно сказала Мэй. – Бедная, ее засунули в аквариум, как какого-то жука! Мне девчонки рассказывали, ей не разрешают даже выйти на улицу.

– Ей нельзя на улицу, она не сможет дышать в нашей атмосфере, – объяснил Роб.

– Почему? – недоуменно воскликнула Мэй. – Разве она не человек, такой же, как мы?

– Да, она с другой планеты. Ты же слышала, что ее называют богом, ну или посланником бога?

– Да, я слышала. Хотелось бы мне увидеть лицо нашего святого отца, – ехидно рассмеялась Мэй.

– Мне тоже, – шепнул Роб и посмотрел на вышедшую на чернеющее небо луну. Мэй оглянулась, ища последние лучи заката. – Богиня Луна забирает день в свое лоно.

– Чтобы богиня Солнце вновь родила его утром, – прошептала Мэй. – Я и забыла об этом мифе, никогда не понимала его, как у них может быть одно лоно?

– Ты моя богиня Солнце, – сказал Роб, нежно поцеловав жену.

– А Рич Мег называл богиней Луной, – сказала Мэй, из глаз закапали крупные слезы, она что есть силы сжала руку мужа. – Мне ее так не хватает, я не знаю, что мне делать!

– Я знаю, – тихо сказал Роб, не в силах смотреть на жену, Мэй утерла слезы и повела его к дому.

Они подошли к дому, на них недовольно смотрела высокая тонкая девушка с золотыми, как у мамы, волосами до пояса, на ней была короткая ночная рубашка, открывавшая длинные стройные ноги. Лицом она больше походила на Роба, смотря на родителей суровым не по-детски умным взглядом. Мэй подошла к ней и поцеловала в лоб, погладив по холодным ногам.

– Ты так опять заболеешь, – ласково сказала она дочери.

– Вы чего так долго? – раздраженно спросила Лиз J.

– Что-то случилось? – спросил Роб, уводя всех в дом.

– Вас искали эти, – дочь поморщилась, перейдя на шепот. – Я сказала, что вы ушли гулять к оврагу.

– Мы именно там и были, – улыбнулся Роб, переглянувшись с Мэй.

– Пап, они искали Рича и спрашивали про дневник. Я сказала, что ничего не знаю, – гордо ответила дочь.

– Мы тоже ничего не знаем, – сказала Мэй.

– Пап, я его прочла, – прошептала Лиз. – Там правда так и есть?

– Рич сказал, что да, я ему верю, – ответил роб. – Ты кому-нибудь рассказывала о нем?

– Пока нет, – Лиз сверкнула синими глазами. – Но об этом должны знать все!

– Не думаю, что они хотят это знать, – с сомнением сказал Роб. – Давай поедим, ты же приготовила ужин?

– Да! – обрадовалась дочь. – Я сама запекла мясо, но оно немного пригорело.

Она потащила родителей на кухню и с гордостью вытащила из печки противень с сильно подгоревшими кусками мяса и зимними корнеплодами.

– Выглядит вполне съедобно. Что скажет санитар J? – усмехнулся Роб.

– Мне нравится, – сказала Мэй, отщипнув кусок мяса. – Как раз то, что я хотела сейчас.

Кира открыла глаза и увидела слепящий белый свет. Он не покидал ее ни днем, ни ночью. Она почти ничего не видела кроме этого света. Встав с кровати, она на ощупь прошлась вдоль стен, держась за холодную гладкую поверхность левой рукой. Комната была круглая, как ей казалось, и в ней не было ни одной двери и ни одного окна. На Каткьюбе не было окон, только в подземном городе, но здесь все дома стояли на земле, вырастая вверх на несколько этажей, почему же они поместили ее под землю? Свет гас ночью, когда она уже спала, изморенная одиночеством и безмолвностью заточения. Она совсем иначе представляла себе жизнь на этой планете, сейчас ей казалось, что на ее родном Каткьюбе было лучше. Как прав был Тринадцатый, он всегда прав, когда говорил, что их на Земле-232 никто не ждет.

Кира чувствовала, что она здесь чужая, она знала, что за ней постоянно наблюдают, что в этой круглой комнате видят каждое ее движение. На Каткьюбе даже в поземном городе у нее было место, куда она могла спрятаться, хотя бы на пару минут, но побыть одной. Глаза постепенно привыкли к яркому свету, она зашла за ширму, поставленную кругом, и облегченно вздохнула. Эту белую ширму принесли высокие белые женщины, они были добры к ней, пытались разговаривать, но они не понимали друг друга. Внутри этой ширмы у Киры был крохотный уголок. Большая белая женщина поставила ее так, чтобы Киру не видели в камеру. Кира так и не смогла разглядеть, где эти камеры, потолок был абсолютно белый, как и стены и пол, сливавшиеся в единую поверхность, будто бы она находилась внутри сферы.