Завтра пойдем в шахту. Я хочу все увидеть сама.

4-й месяц 253 года, день 39.

У меня дрожат пальцы, но я пишу. Тринадцатый сказал, что я должна все записать.

Сегодня мы ходили на шахту. Я следила за работой компрессора, он очень громкий. Когда он перегревался, я отключала его, и мы ждали, когда он остынет. В шахте нечем дышать и очень жарко. Когда мы поднимались наверх, я радовалась. Воздух наверху казался мне сладким.

Я взяла с собой высушенные листы каши и стала кормить ребят. Я сама есть не хотела. Они натопили в шахте снега, пить хотелось очень сильно. Я не заметила, как меня сзади схватил этот охранник. Он поволок меня по снегу.

Ребята побежали за мной, но он сбил Девятого ударом элеткрошокера, а Зоркому ударил железной палкой в лицо. Я увидела, как его кровь брызнула на снег. Я страшно заорала и укусила этого охранника. Он отпустил меня, и я убежала в шахту. Я врезалась в Тринадцатого, он услышал крики и бежал на помощь. В его руках был пневмомолот. Охранник бросился на него, пытаясь ударить шокером в лицо, но Тринадцатый левой рукой, правая у него еще болит, выбил шокер из рук охранника и ударил его пневмомолотом по голове.

Охранник упал, его каска треснула. Все было в крови, но сквозь нее я увидела, что голова его треснула. Я не испугалась, я стояла рядом и смотрела на мертвого охранника, как из его головы вытекает кровь и что-то белое. Тринадцатый сказал, что это наш мозг. Я думала, что он другой, сильный, а мозг оказывается мягкий, беззащитный.

Прибежали Девятый и Зоркий, у него все лицо было в крови. Я вытерла его, умыла снегом, один глаз его опух, но он все видел. Девятый сказал, что надо торопиться. Он с Зорким схватил тело охранника и бросил его в вагонетку. Они дотолкали ее до старого карьера и сбросили вниз. К нам подкатили еще вагонеток и засыпали тело охранника сверху камнями. Все, кто работал в шахте, вышли наружу, выкатывая все новые вагонетки, засыпая тело. Через полчаса уже ничего нельзя было разобрать, черная форма охранника скрылась под камнями и снегом. Тринадцатый взял себе палку с электрошокером. Он привязал ее к ноге, ее не было видно, но он не мог согнуть ногу. Он сказал, что теперь у нас есть оружие. Зачем оно нам?

Мы вернулись в барак вечером. Белый сказал, что прибегал этот охранник, он искал меня. Я увидела, что у Белого свежий шрам на плече от электрошокера. Я долго хохотала, меня никто не пытался успокоить, а я продолжала хохотать и плакать. Я и сейчас чувствую что-то странное, когда вспоминаю мертвое тело этого охранника. Я даже не знаю, как он выглядел, я не помню его лицо.

4-й месяц 253 года, день 42.

Вчера снова обыскивали. Они думают, что мы их не ждем. Я готовилась к их приходу, все спрятано, зашито в одежду. Они опять ничего не нашли. Угрожали, что отправят нас всех работать на реактор. Тринадцатый думает, что кто-то из барака донес на нас. Я не верю, зачем это надо делать?

Я хожу со всеми на работы. Нас опять отправляют в карьер. Погода улучшилась. Девятый сказал, что здесь погода не такая злая, как в городе, нет урагана и чаще светит солнце. Почему тогда город не построили здесь? Тринадцатый думает, что это связано с радиацией. Он мне долго объяснял, но я не понимаю, что это такое. Но я вижу, что она есть.

Белому стало хуже. Он почти не может работать. В бараке его оставлять запретили. Он очень плох, почти не ест. У него стали выпадать зубы, волосы. Наверное, это все из-за радиации, после карьера я тоже чувствую себя плохо, сильно болит в груди.

Тринадцатый думает, что когда нас переведут работать на реактор, надо бежать. В карьере мы можем обсуждать все что хотим – нас никто не услышит. У робота нет микрофона, Девятый облазил его снизу доверху. Он думает, что его можно настроить на свою программу, нужны какие-то коды. Я хочу сбежать отсюда туда, куда уезжают грузовые роботы, мы видели несколько колонн. Тринадцатый сказал, что они едут не в город. Он запомнил их номера, роботы вернулись через два дня, значит, ехать недалеко.

4-й месяц 253 года, день 51.

Несколько дней назад нас перевели на работы в реактор. Мы теперь живем в другом бараке, здесь многие похожи на тех умирающих, которых нам прислали умирать. Кира очень устает, ей тяжело находиться в цеху, она падает в обмороки, но мы не можем оставить ее в бараке – нас всех выгоняют на работы рано утром.

Наши ребята сильно изменились, не хочется стать такими же. Они будто бы высыхают изнутри, как мокрая бумага рядом с огнем. Я все чаще думаю о побеге, у меня есть идея использовать для этого роботов. Первый уже разузнал, у какого охранника есть коды, но его пока не видно, они готовят концентрат для следующей отгрузки. Мы сговорились рискнуть, если не получится, что ж, это не хуже, чем медленно дохнуть в этом реакторе.

Мне сложно описать то, что мы делаем. В первые дни нас поставили грузить лопатами раздробленную породу в огромную бочку, она пять этажей в высоту. Мы засыпаем эту пыль в мешки и тащим наверх, вытряхивая в бурлящую бездну. Да, это именно бездна, она клокочет, ревет, из нее вырываются огненные брызги. Третий предупредил нас, что стоит держаться подальше от этих брызг, одна капля может прожечь одежду насквозь, и если она попала, то надо немедленно снять одежду и ждать, пока ее не проест, иначе начнет грызть тело до самой кости. Кира ни на шаг не отходит от нас, она боится. Мы стараемся не нагружать ее работой, но здесь очень много охранников. Они ходят по цеху и бьют тех, кто сел отдохнуть или свалился под тяжестью ноши.

Успел осмотреть цех, странно здесь все устроено. Из каждой бочки мы переносим едкую жидкость в ведрах, выливая из одной бочки в другую, но я вижу, что рядом стоят огромные машины, а от них идут трубы к емкостям. Девятый думает, что это насосы, но почему же они тогда не работают? Под крышей висят крюки, но кран не работает, а ведь им можно было бы поднять мешки наверх. Многое мне здесь не понятно, иногда мне кажется, что нас специально заставляют выполнять тупую тяжелую работу, но Первый думает, что они просто не знают, как управлять этими машинами. Возможно, что он прав.

Вчера видели ужасную картину, Кира до сих пор не может прийти в себя. Во время перелива концентрата из ведер в бочки один охранник толкнул работника, потому что тот двигался слишком медленно. Он вылил на себя часть концентрата из ведра. Мы бросились к нему, чтобы помочь, но нас остановили, объяснив, что ему нельзя помочь. На наших глазах концентрат разъедал человека, я до сих пор слышу эти крики. Охранники куда-то делись. Мы с Девятым притащили снега, засыпали умирающего, но снег тут же растаял, и по полу потекла едкая жидкость. Кончил его мучения один из работников, он был здесь за бригадира, его даже охранники не трогали. Он молча подошел к еще живому и одним ударом отрубил ему голову лопатой. Удивительная легкость была в его движениях, определенно он делал это не впервые.

Скоро будет готова новая партии концентрата, мы должны уехать вместе с ней.

5-й месяц 253 года, день 5.

Сегодня подходил бригадир. Мы с Кирой и Девятым насыпали мешки, мы теперь всегда работаем с Кирой, либо я, либо Девятый, тогда к ней никто не смеет подойти. Я предполагаю, что по сменам охранники передали происшествие на шахте.

Бригадир проработал с нами до обеда. Кира держала мешки, а Девятый засыпал их для меня и бригадира. Потом мы относили их наверх, высыпая в кипящее жерло реактора. Интересно, в чем была эта технология? Я видел, что другие рабы выливают из зеленых и желтых бочек парящую жидкость в другие реакторы, за этим строго следит один из охранников. Он, кстати, отличается от всех остальных. Он всегда объясняет, как надо открывать бочку, что нельзя этим дышать, но он работает не каждый день. Я отвлекся, меня занимает работа в этом цеху, я в ней вижу больше смысла, чем во всей деятельности города – в итоге мы получаем топливо. Его потом разбавляют несколько раз, Девятый подсчитал, что больше чем в сто раз, доводя концентрацию до подходящей для роботов. Третий как-то сказал, что раньше топливо было лучше, чище, а от этого машины часто ломаются.