Приехав домой, я не дожидаюсь его, а несусь к подъезду. К черту, пусть сам все разгребает. Картошку, банки-склянки. К черту.

Но он следом приходит домой. переодевается и уезжает. За ним приехала рабочая машина.

Перекинувшись парой слов с мамой, закрываюсь у себя в комнате. Нахожу телефон и только взяв его в руки он тут же оживает.

Тихонова? Вот это новости. Хмыкаю и отвечаю, мазнув пальцем по экрану гаджета.

— Да.

В трубке повисает тишина на секунду. А потом:

— Лев? Деду плохо, я боюсь…

— Лев, Деду плохо, я боюсь, — говорю в трубку, срывающимся на шепот голосом.

Поглядываю на Федора Ивановича и у меня от страха подгибаются ноги.

— Вы где? — звучит предельно собранное.

И я объясняю где мы находимся. В ответ я лишь услышала короткое — жди. И все!

Сколько ждать, чего ждать? Он не сказал, а просто отбил звонок.

Я снова и снова оглядываюсь по сторонам, но как назло поблизости никого. Будто вымерли все. Пытаюсь говорить с Федором Ивановичем. Но он сначала пытался улыбаться и хорохориться.

— Да что же ты так переполошилась, Алисонька? — спрашивает и тут же жмурится.

А я еще немного и в обморок грохнусь.

Не знаю сколько прошло времени. Мне казалось, что целая вечность, прежде чем прямо по тротуару к нам несся внедорожник. Машина резко тормозит около лавочки, на которой сидели мы. Дверь открывается и из авто выходит Ермолаев.

Мои глаза, наверное, чуть не вывалились.

А я поверить не могу, что вот он, приехал? Почему приехал? Он умеет водить?

— Дед, — к Федору Ивановичу подходит парень. — Дед, — берет его за руку. — Поехали.

— Да куда? — хрипя спрашивает старик.

— В больничку, Федор Иванович, — и пытается поднять его, перехватив того под руку. — Давай, Алиса, помоги мне, — говорит.

А мой слух режет то, как он называет меня по имени. Но я быстро прихожу в себя и подрываюсь к сидящему деду и тоже подхватываю его под руку.

Так совместными усилиями нам удается его поднять на ноги.

— На заднее его, — командует Лев.

Оказываемся у машины, он открывает дверь и кое-как нам удается посадить Федора Ивановича на сиденье.

— Быстро в машину, — кричит мне и сам бежит к водительской стороне, прыгает за руль.

Я же забираюсь с другой стороны назад, к деду. Беру его за руку, разговариваю с ним, прошу не закрывать глаза.

А Лев срывает машину с места и мчит на всех парах прямо по тротуару, газону. Я взвизгиваю пару раз, когда машина подскакивает на кочках. И выезжает на дорогу.

— Ближайшая больница в десяти минутах езды, — говорит Ермолаев. — Но на центральной авария из пяти машин. Там жесть, новости краем уха услышал. Поэтому едем дворами, — словно объясняет мне.

И мы действительно сворачиваем во дворы. Как Лев лавирует, объезжая припаркованные машины, сигналит пешеходам я даже видеть не хочу. Мне страшно. И за деда страшно, и за то, что мы попросту разобьемся или кого-нибудь убьем по дороге в больницу.

Потом снова выпрыгиваем из двора на центральную дорогу и как раз перед носом патрульной машины. Вмиг включается сирена. Лев матерится.

— Надо остановиться, — мямлю я.

Но парень не обращает на меня внимания и прибавляет скорость.

— Пока тормозим и объясняем, что к чему, у нас дед окочурится. Нам еще и трупак припишут, — выдает он.

Мы мчим по дороге. Впереди маячат красные тормозные сигналы. Затор.

— Водитель автомобиля Ауди, Екатерина-девять-восемь-пять-Роман-Мария, прижмитесь к обочине…

— Хрен вам, — усмехается Лев и резко сворачивает с дороги на второстепенную.

— … съезжай на обочину, — кричит в громкоговоритель голос.

— Лев, — пищу я.

— Тихо, — отрезает и продолжает движение.

Я уже стараюсь не смотреть в окно. Держу за руку деда. Он устало приоткрывает глаза. А мое сердце вот-вот выпрыгнет прямо из горла. От зашкаливающего пульса, в ушах стоит шум.

— Все хорошо, — говорю ему. — Сейчас вам помогут, — на глазах наворачиваются слезы. Я боюсь за него. Безумно боюсь.

А за нами так и не отстает патрульная машина. Вой сирены, требования остановиться. Голова взрывается от боли.

Машина резко тормозит. Я чуть не ударяюсь о спинку переднего сиденья, успев выставить руки вперед.

— Приехали, — говорит лев и выпрыгивает из машины.

Он обегает авто, но открыть дверь со стороны деда не успевает. Его настигает мужчина в форме и валит на асфальт.

— Лежать, — кричит он.

Я выхожу из машины и срываюсь к Ермолаеву.

— Отпустите его немедленно, — ору, хватаю гаишника за руку. Он меня отталкивает, я не удержавшись падаю на спину.

— Не трогай ее, — рычит парень, которому фиксируют руки за спиной.

— Отпустите его, у нас там… — не успеваю договорить.

Меня кто-то хватает за шкирку, как котенка и оттаскивает от валяющихся на дороге.

— Тихо, — рычит мужчина на ухо. — Смотри какие бойкие. Покатушки устроили. Сейчас выхватите, — угрожает. — Стой, не рыпайся, — заламывает мне руки.

— Там в машине… — сопротивляюсь что есть силы.

— На штрафстоянку машину. Угнали? — перебивает меня.

— Да там дед! — кричу я.

— И деда угнали? — хмыкает.

— Там дед, ему плохо, — уже чуть не плачу я. — Мы его везли в больницу. Скорые не выезжают…

— Твою то мать, — ругается гаишник и отступает.

Мои руки плетьми падают вдоль тела. Мужчина подбегает к машине, открывает дверь.

— Леха, — кричит он своему напарнику, который на ноги поставил Льва. — Быстро врачей сюда.

— Че там?

— Дедок, бегом, — кричит он.

Тот самый Леха оставляет Льва и бежит к крыльцу больницы и через минуту выбегает уже с двумя медиками, один из которых с чемоданчиком.

Начинается суматоха. Врачи спрашивают, что да как было. Я дрожащим голосом рассказываю. Они кивают. Выносят носилки. Деда вытаскивают из машины и несут в больницу.

Кажется, что про нас забыли. Слышна только дорога, да одинокие автомобильные сигналы. Лев облокотился о капот машины, на которой нас привез сюда. Я же, очнувшись от ступора подхожу к нему. Одежда запачкана в пыли. Хмурый, желваки ходят ходуном.

— Лев, — останавливаюсь напротив него и замираю. — Ты молодец, — голос срывается на шепот.

— Ага, — хмыкает зло. — Такой молодец, что сейчас будет весело.

Не успевает договорить, как из больницы выходят гаишники.

— Ну что голубки, ай-да на свидание в отделение, — хмыкает один, подхватывает меня под локоть.

— Отпусти ее, она не причем, — рычит Лев.

— А ты помалкивай, герой, наговорил уже, — отвечает ему мужчина и подведя меня к патрульной машине, усаживает назад, придержав голову.

Следом и Льва сажают рядом со мной.

— С тачкой аккуратнее, — говори парень.

— Не волнуйся, — получает он ответ.

— Что с дедом? — спрашиваю, когда машина выезжает с территории больницы.

— Оказывают помощь. Через час сказали звонить, уточнять.

Я выдыхаю. Главное, что живой.

— Ну вы даете, — усмехается тот, который Леха и качает головой.

Не то слово, думаю я. И закрываю глаза. Кажется, что все происходящее сон. И я вот-вот проснусь у себя в комнате, дома. Но открыв глаза, мы все еще в патрульной машине, у Льва на запястьях наручники и нас везут в отделение.

Нас привезли в отделение. Вывели из патрульной машины. Первым ведут Льва. У него все еще руки в наручниках. Следом иду я, за мной инспектор.

Заводят внутрь здания.

— Вот тут посидите, подумаете над своим поведением, — говорит один и махнув дежурному, кивает на клетку.

— За что это так? — спрашивает мужчина в форме, кивнув на наручники Льва, которому их снимает Леха.

— Сопротивлялся, — хмыкает тот.

— Да не сопротивлялся я, — огрызается Лев.

— Ты мне еще тут поговори, — пресекает разговор инспектор. — Заходи и помалкивай. Говорить будешь со следователем, когда вызовет.

Меня приглашают войти в следующую дверь обезьянника. М и Ж видимо. В клетке с Ермолаевым сидит мужчина жуткой внешности. Грязный весь. И после очередного храпа, я понимаю, что он крепко спит. Лев проходит к скамейке и садится.