Мама с нами не едет. Эти два дня она посвящает себе. Так отец это преподносит. Одно радует, так это то, что Рич набегается вдоволь на просторе.
Отъехав от дома, меня осеняет и я начинаю хлопать себя по карманам брюк, кофты.
— Твою… — ругаюсь.
— Что забыл? — не отрывая взгляд от дороги спрашивает отец.
— Телефон. Давай вернемся? — прошу, но внутренне понимаю, что это очень-очень навряд ли.
— Ничего. Отдохнешь как раз. А то всю жизнь так и проведешь в телефоне.
— Да бл… мне нужно было предупредить девочку, что я не попаду к деду, — выпаливаю зло.
— Своего зато навестишь, — усмехается.
— Высади меня здесь. Я доберусь в деревню на попутках, — предпринимаю еще одну попытку.
— Да черта-с два. Все. Разговор закончен, — отрубает, махнув рукой.
Я откидываюсь затылком на подголовник. Хлопаю рукой по колену. Расстроен! Да писец как! Внутри все закипает от несправедливости. Думал, еще поговорить удастся о вышке. Я в мед хочу, а не в юристы. На хрен они мне не уперлись. Но кто будет меня слушать, да?
Ударяю кулаками в торпеду два раза и перебираюсь на заднее сиденье к собаке. Пес укладывает голову мне на колени и вздохнув, закрывает глаза.
В деревню приезжаем в одиннадцатом часу. Ба как всегда наготовила так, будто мы только откинулись и как минимум лет пять нормальной еды не видели.
— Исхудал то как, — обнимает меня бабушка и причитает.
— Мам, ну где хоть? — возмущается отец. — Никто его голодом не морит. В рост идет. Разве не видишь, какая шпала вымахала.
Лестно…
— Давайте за стол, — зовет дед.
С ним лишь обмениваемся крепкими рукопожатиями.
За столом между взрослыми затевается разговор. Я слушаю вполуха. Отец делится новостями в работе. Рассказывает каверзные ситуация.
Отец очень похож на деда. Такой же жесткий, прямолинейный, требовательный. По их мнению, весь мир им должен и это как минимум. Бабуля же мягкая и улыбчивая. Чтобы улыбнулся дед… я не знаю, что должно случится.
— Чего уши развесил. Поел, свободен, — прорычал отец.
— Окей, — откладываю на тарелку недоеденную котлету. Не успел, задумался. Вытираю руки салфеткой. — Спасибо, баб, — говорю и подхватив свою тарелку выхожу из-за стола, направляюсь в кухню, где ее мою.
— Ты слишком строг с ним, — доносится голос бабушки. — Доесть мальчишке не дал. Не удивительно, что он худой, если ты его гоняешь так.
Снова за меня заступается.
— Ну где строго, мам, — отмахивается отец.
Я стою за дверью кухни и слушаю разговор. Да, нехорошо, но уж очень любопытно.
— Мы с тобой вон какого сына воспитали, — встревает дед. — Не сюсюкались и сопли не разводили. Вырос, добился чего хотел. Нечего из пацана сопливую девку делать, — звучит строго.
М-да. Упираюсь спиной о стену и ударяюсь затылком о нее. Строгость, жесткость это наше все. Не понимаю, как таких мужиков как мой отец и дед, терпят их женщины. Что это? Любовь? Извращенная форма садизма?
У ног садится Рич.
— Пойдем спать что ли, — предлагаю псу. — Завтра нас раскатают по полю с картофаном.
А уснуть как назло не получается. Прокручиваю в голове события нескольких дней. Я снова и снова возвращаюсь к мыслям о Тихоновой. Эта девка засела в мозгах, что вытравить не выходит.
По привычке дергаюсь, хлопнув рукой по карману штанов, но сразу же вспоминаю, что гаджет остался дома. Что очень и очень плохо. Может это и зависимость, но без нее как-то хреновенько. Я элементарно не знаю, как позвонить или написать новенькой. Чтобы объяснить почему не пришел к деду. Да еще и после того, что случилось в школе. Что она обо мне подумает? Что поверил? Или ей все равно на мои мысли? Тоже верно. Я может тут зря переживаю? А ей пофигу.
От того, что пришел к такому мнению стало еще тоскливее.
Рич улегся в ноги и поскуливает, поглядывая на меня.
— Ненавижу эти дни, — вздыхаю.
Пес ворчит, будто поддерживает меня. И я еще склерозник, телефон забыл. Просто тупо на двое суток выпасть из жизни. Дерьмо.
Утро началось в семь. Спасибо, что не в шесть вытащили из кровати. Сытный завтрак, пара слов за ним. Лопату в руки, ведра, мешки…
Убиться хочется.
Утро прохладное. Мы вдвоем с отцом копаем. Бабушка с дедом собирают и перебирают картошку. Ботву в сторону, потом можно будет спалить. Если дождь не пойдет.
Самое крутое что могло бы быть, это после копки и прочего связанного с картошкой, запечь ее. В той самой куче ботвы. Мы так раньше и делали. Но это было в детстве. С тех пор прошло лет десять. Потом мы лет пять не ездили сюда. И когда стали снова приезжать, о запекании картошки и речи не было.
А только представить, как пахнет запеченная картошка, которую ты расковыряешь в углях. Немного соли и кусочек хлеба. Сидеть на траве и наслаждаться божественным вкусом…
Делаем перерыв на обед. Бабушка из дома приносит перекус в виде пирожков и чая в термосе. Потом снова копка.
Часа через три, отец отправляет меня помочь бабушке. Отобранное на семена пересыпаю в мешки, отношу к сараю. Потом что на еду и что на хранение. Но и это еще не все. Хорошо бы все это просушить, чтобы не сгнило в погребе. Короче, день выходит занятным и в тоже время убийственным. К восьми вечера я не чувствую ног, а ладони горят адским пламенем, а в спину будто кол вбили.
Бабушка хлопочет на кухне. Отец с дедом в сарае разгребают барахло. Мне похрену на все. Упасть бы и не вставать. А нет, руки бы куда-нибудь засунуть. Точно! Подрываюсь с кресла и тороплюсь к выходу.
— Левушка, ты куда? — доносится бабушкин голос.
— К колодцу, ба, — отвечаю и выбегаю на улицу.
В десяти шагах от дома колодец. Такой, деревянный, с ведром. Скидываю его и хватаюсь за ворот.
— Ш-ш-ш, — шиплю, поморщившись от боли.
Стягиваю с себя футболку, обматываю ворот и скрипя зубами кручу его, поднимая ведро. Вытаскиваю его, ставлю на землю и сразу же окунаю кисти.
— Да-а-а, — закатываю глаза от удовольствия.
Ночь еле пережил. Думал сдохну. Ломило тело так, что… а черт с ним. Не это главное. Главное, что через час выдвигаемся с отцом в город. И это благодаря тому, что его срочно на работу выдергивают. А значит я спокойно смогу заняться своими делами. Полтора дня выходных. Можно будет зависнуть с пацанами на скейтах.
Бабушка как всегда затарила нам багажник до отказа. И мешок картохи, банки с закрутками, сушеные грибы, яблоки. В общем, если сломается машина среди поля, можно будет прожить как минимум недели две.
До города часа три, не меньше. Отец напряженно держит руль. Пару раз говорил по телефону. Нервно. Но я хотел поговорить. А это единственный момент, когда он не уйдет от ответа, убежав из квартиры, сославшись на срочные дела. У него всегда срочно все. Но в его время сын не вписывается.
— Пап, — начинаю, собравшись с духом. — По поводу поступления.
— Мы все решили, — отрезает.
— Нет, не решили и ты об этом знаешь, — огрызаюсь.
— Пока я решаю, — отвечает.
— Мне восемнадцать и решать могу я сам.
— Пока ты не закончил школу и живешь на мои деньги, будешь делать так, как я скажу. Юрфак. И точка, — мазнул по мне злым взглядом и вернул его на дорогу.
— Я хочу в мед. И ты прекрасно знаешь об этом. Почему нет? Объясни? — терпение не мой конек, еще немного и я взорвусь.
— Что тебе даст мед? — спрашивает, прищурившись. — На кого ты там собрался? На хирурга? — хмыкает презрительно. — Так ты первое время кроме как санитаром подрабатывать больше никем и не сможешь. Даже если бюджет… серьезно потянешь? А на что жить? После школы, поступаешь, я устраиваю тебя к нам в фирму. Тебя натаскают быстро. Через год-полтора начнешь зарабатывать нормальные деньги. Съедешь. Снимаешь свое жилье, купишь свою тачку… Что не так? Кажется, это то, о чем мог бы мечтать пацан.
— Мои мечты от твоих разнятся, — качаю головой, понимая, что мне его не уговорить, потому что у него моя жизнь разложена уже по полочкам.
Больше я не возвращаюсь к этому разговору. Бесполезно. Нет смысла тратить свои нервы. Нужно самому что-то придумать. Иначе так и придется жить по указке родного отца.
