— Нет, что ты! — почему-то пугается. — Я же знаю как тебе трудно. Ты же все сама, и квартиру и одежду… Я о другом хочу поговорить. Не могу я больше в городе. Хочу квартиру продать и в деревне домик купить. Буду овощи выращивать. Может, цветочками заниматься. Как ты на это смотришь?

— Это твое дело, почему меня спрашиваешь?

— Ну как же? — удивляется. — Это ведь и твоя квартира тоже. Я подумала, может ты захочешь её оставить, как память о папе.

— В этой квартире ничего от папы не осталось. — говорю и слышу что голос срывается. — Каждый сантиметр несёт только этим алкашом, насилием и страхом! — понимаю что слезы из глаз катятся. Не хочу плакать, но ничего не могу с собой поделать. Будто снова в прошлое вернулась. Снова сижу на этой кухне, и кажется что отчим вот-вот войдёт. Схватит что по тяжелее и начнёт её избивать. Страх лютым морозом под кожей разливается. Кажется что до сих пор ото всюду кровью пахнет и перегаром.

Мама встает со стула, ко мне бежит, обнимает крепко, к груди своей прижимает. Чувствую материнское тепло, запах её, ни с чем не сравнимый, такой родной, такой теплый, самый лучший на свете. Вырываюсь резко, её отталкиваю и со стула встаю. Обнимать меня нужно было раньше. Когда я слезами захлёбывалась от страха, когда в истерике билась от ужаса, когда навзрыд кричала, умоляла, чтобы она его выгнала. А сейчас уже поздно. Сейчас я в жалости не нуждаюсь. Бегу к выходу, словно ошпаренная, судорожно обуваюсь. Мама рядом, глаза слезами наполняются, рот руками прижимает. На лице горе и отчаяние.

— Квартиру продавай. — говорю. — Я не против. Деньги буду каждый месяц переводить.

Выбегаю из квартиры и несусь сломя голову, противные слезы по щекам размазываю.

Максим хотел поужинать со мной в ресторане. Но я наотрез отказалась. Все никак не могу отойти от поездки к маме. Не до ресторанов. Мне бы спокойно в своей квартире в одеяло закутаться, заснуть в своём убежище, чтобы скорее новый день наступил. Чтобы все прошлое сгорело ночью, вместе с датой на календаре. Но я обещала с ним встретиться. А слово привыкла держать.

Максим привёз меня к себе домой. Квартира большая, трёхкомнатная, в новом элитном жилом комплексе с охраной и шлагбаумом, в самом центре нашего города. Из окна видно центральную площадь, небольшую асфальтированную территорию на которой зимой ставят новогоднюю ёлку. А летом утраивают ярмарки, заполняя площадь прилавками. Смотрю в окно, на свет уличных фонарей и на дома в дали. Совсем не интересно его жил площадь разглядывать. Итак ясно, что все здесь дорого-богато. И ремонт и техника. Даже шторы тёмные, дорогие, из плотной ткани, с позолоченными держателями.

— Ты подумала над моим предложением? — спрашивает. Сзади подходит, за талию обнимает.

— Я согласна. — говорю. Стараюсь чтобы голос звучал радостно. А сама слезы держу, чтобы не расплакаться. Чувство, что сама себя на каторгу загоняю, в изгнание, где нет места чувствам и радости. Только график.

— Я знал, что ты примешь правильное решение. — говорит и дышит как-то странно, с придыханием. — Я договорюсь, нас распишут на следующей неделе.

Куда торопиться? Не понимаю! До следующей недели рукой подать! Страшно. Мне. А ему хорошо. Чувствую что подол юбки моей задирает и ягодицы наглаживает. Рассматривает. Любуется. Трусы в сторону отодвигает, пальцами сухое влагалище гладит. А я стою, не двигаюсь. Так паршиво на душе, нет сил чтобы возбудиться. А он как будто не замечает, что я не в настроении трахаться. И даже отсутствие влаги у меня между ног его не смущает. Сует свой огромный член, грубо, с силой вгоняет. Больно. Еще ткань трусов нежную кожу натирает, неприятно. Шторки эти проклятые сжимаю и кричу. А Максима мои крики только еще больше заводят. Наверное, думает что от страсти ору. За жопу сильнее хватает, сам глухо постанывает. Сжимаю шестёрки и жду, когда все закончится. Даже не пытаюсь симулировать оргазм, не получится, да и ему, похоже все равно на моё удовлетворение. А он не торопится. Совсем. И позу не меняет, пыхтит, все сильнее вгоняет член, как будто дыру пробить хочет. И время тянется так медленно! Наконец кончает, в меня.

— Моя девочка… — почти кричит, корчится. Отходит и сразу на кухню, воды попить. Я сама трусы поправляю, юбку обратно опускаю. Не девушка, а часть мебели для траханья. И это моя будущая жизнь. Сама решила, сама согласилась. Смотрю на время, почти час ночи. Начинаю домой собираться.

— Оставайся. — говорит. Смотрит удовлетворённо, улыбается, даже с какой-то нежностью в серых строгих глазах.

— Мне на работу утром. — говорю. — А у меня дома все умывалки и косметика. — придумываю повод на ходу. Хотя по сути, я прекрасно могу умыться и накраситься в агентстве.

— Тогда, поехали твои вещи заберём. Ко мне переедешь. — подходит, обнимает, к себе прижимает, как маленькую.

— После свадьбы перееду. — обещаю с самым искренним выражением, лишь бы отпустил сейчас домой.

— Хорошо. — расслабленно улыбается.

Выхожу из лифта, поворачиваюсь к своей квартире и замираю. Дан сидит прямо на грязном бетонном полу, прислонившись спиной к моей двери и спит, опустив голову на согнутые колени. Подхожу тихонько, стараюсь не стучать каблуками, чтобы не разбудить. Опускаюсь на пол рядом с ним, голову кладу на его плечо. И так спокойно становится. Прям чувствую, как душевные раны затягиваются. И уже не нужен мне никакой психолог. Вздрагивает, голову поднимает и смотрит на меня сонными глазами. Зевает во весь рот.

— Ты чего здесь? — спрашиваю.

— Тебя жду. — отвечает, достает из кармана свою электорнку и закуривает.

Прижимаюсь к его широкому плечу, вдыхаю носом аромат его тела, кондиционера для белья и белого сладкого дыма, и как будто мы не в грязном пыльном подъезде на полу, а в самом лучшем месте на Земле.

— Зачем? — спрашиваю тихо, боюсь нарушить это спокойствие.

— Кирюх, я не зажал приставку. — говорит серьёзно, коробку откуда-то сбоку вытаскивает. — Моя сломанная. Я тебе новую купил.

— Зачем? — спрашиваю и удивляюсь.

— Ты обиделась вчера… — говорит так же тихо, в лицо заглядывает.

Идиот! Дело же совсем не в приставке! Хотела бы объяснить ему все, да только устала сильно, эмоционально выпотрошена, нет сил даже на то, чтобы начать злиться. Хочу просто сидеть вот так рядом с ним, целую вечность, и его теплом напитываться, силы восстанавливать. Марина наверное самая счастливая на свете. Может позволить себе засыпать на его плече каждую ночь. Понимаю, что завидую ей. Так сильно, как никогда и никому прежде.

Среда. Середина недели, разгар рабочего дня, а я дома в постели валяюсь. На работу вечером. Будет ночная съемка на крыше высотного здания. В честь этого нас даже отпустили по раньше, чтобы поспали и в кадре не зевали. Спать совсем не хочется. Не привыкла засыпать, когда на улице солнце светит. И планов на день никаких. Максим думает что я на работе. Кит зовёт на самокатах кататься, соблазняет вкусным мороженным. Только после его признаний, я не готова с ним один на один гулять. Не хочу чтобы питал ложных надежд. Пока обдумываю чем заняться, Адик прыгает на кровать и сразу мокрым носом в лицо тычет. Щеки облизывает, улыбается, хвостом виляет. И не противно совсем, пахнет от него МОЕЙ собакой. Люблю его до безумия. Просто обожаю эти карие глаза-бусины и белоснежные гольфы. Готова часами его наглаживать и целовать прямо в морду. Зря я столько времени боялась заводить собаку. Сама себя такого счастья лишала. За это время он неплохо прибавил, стал довольно крупным. Вероятно вырастит большим и очень красивым псом. Самым лучшим! Будет мне поддержкой и защитой. Хватаю его за загривок и зажимаю. А он обниматься не любит, терпит несколько минут и спешит вырваться. Точно! Пойду гулять со своим единственным настоящим другом. С ним можно и мороженное поесть и побегать. Одеваюсь, кладу в сумку его мяч и выходим. Погода так и шепчет легким теплым ветерком, что нужно в парк ехать. К тому же Адик там ещё не был.