— Но тогда?..

— Знает ли она о нас? Абсолютно нет. Хотя я не думаю, что ей было бы все равно, если бы она знала, кроме очевидных проблем с репутацией. В этом браке не пропала любовь. Он хотел получить поместье, а она — права на хвастовство. Они видятся примерно два раза в год, а остальное время он живет здесь или в Хэмпстеде. Мы — дети, с которыми он проводит больше всего времени, как это ни смешно. — Гриффин наклонил голову. — По крайней мере, ты.

— Я сплю? — пробормотал Робин.

— Если бы. Ты выглядишь ужасно. Пей.

Робин машинально потянулся за стаканом. Он больше не дрожал, но в голове было очень туманно. Питье не помогло, но, по крайней мере, дало ему возможность чем-то занять руки.

— Уверен, у тебя куча вопросов, — сказал Гриффин. — Я постараюсь ответить на них, но тебе придется набраться терпения. У меня тоже есть вопросы. Как ты себя называешь?

— Робин Свифт, — озадаченно сказала Робин. — Ты знаешь это.

— Но ты предпочитаешь именно это имя?

Робин не был уверен, что он имел в виду.

— Я имею в виду, есть мое первое — я имею в виду, мое китайское имя, но никто — я не...

— Отлично, — сказал Гриффин. — Свифт. Хорошее имя. Как ты его придумал?

— Путешествия Гулливера, — признался Робин. Это звучало очень глупо, когда он произнес это вслух. Все, что касалось Гриффина, заставляло его чувствовать себя ребенком в контрасте. — Это одна из моих любимых книг. Профессор Ловелл сказал, чтобы я выбрал то, что мне нравится, и это было первое название, которое пришло мне в голову.

Гриффин скривил губы.

— Значит, он немного смягчился. Меня он привел на угол улицы перед тем, как мы подписали бумаги, и сказал, что подкидышей часто называют в честь мест, где их бросили. Сказал, что я могу гулять по городу, пока не найду слово, которое не будет звучать слишком нелепо.

— Правда?

— Конечно. Харли. Ничего особенного, я просто увидел его над магазином, и мне понравилось, как он звучит. Формы, которые приходится делать рту, выделение второго слога. Но я не Харли, я Ловелл, как и ты не Свифт.

— Так мы...

— Сводные братья, — сказал Гриффин. — Привет, брат. Приятно познакомиться.

Робин поставил свой бокал.

— Я бы хотел узнать всю историю сейчас.

— Справедливо. — Гриффин наклонился вперед. Во время ужина в «Витом корне» было достаточно много народу, чтобы шумная суматоха заслоняла любой отдельный разговор, но все же Гриффин понизил голос до такого тихого бормотания, что Робину пришлось напрячься, чтобы расслышать. — Вот вкратце суть дела. Я — преступник. Я и мои коллеги регулярно крадем серебро, рукописи и гравировальные материалы из Вавилона и переправляем их через Англию нашим сообщникам по всему миру. То, что ты сделал прошлой ночью, было государственной изменой, и если кто-нибудь узнает об этом, тебя посадят в Ньюгейт лет на двадцать, не меньше, но только после того, как тебя будут пытать, пытаясь добраться до нас. — Все это он произнес очень быстро, почти не меняя ни тона, ни громкости. Закончив, он откинулся назад с довольным видом.

Робин сделал единственное, что пришло ему в голову, — сделал еще один глоток эля. Когда он опустил стакан, в висках пульсировало, единственным словом, которое он смог произнести, было «Зачем?»

— Просто, — сказал Гриффин. — Есть люди, которым серебро нужно больше, чем богатым лондонцам.

— Но — я имею в виду, кто?

Гриффин не ответил сразу. Несколько секунд он рассматривал Робина с ног до головы, изучая его лицо, словно ища что-то — какое-то дополнительное сходство, какое-то решающее, врожденное качество. Затем он спросил:

— Почему умерла твоя мать?

— Холера, — ответил Робин после паузы. — Была вспышка...

— Я не спрашивал как, — сказал Гриффин. — Я спросил почему.

Я не знаю почему, хотел сказать Робин, но он знал. Он всегда знал, просто заставлял себя не зацикливаться на этом. За все это время он ни разу не позволил себе задать вопрос именно в такой формулировке.

О, две недели с небольшими изменениями, сказала миссис Пайпер. Они были в Китае уже больше двух недель.

Его глаза щипало. Он моргнул.

— Откуда ты знаешь о моей матери?

Гриффин откинулся назад, сложив руки за головой.

— Почему бы тебе не допить этот напиток?

Выйдя на улицу, Гриффин бодро направился по Хэрроу-лейн, быстро бросая вопросы из стороны в сторону.

— Так откуда ты?

— Кантон.

— Я родился в Макао. Не помню, был ли я когда-нибудь в Кантоне. Так когда он привез тебя сюда?

— В Лондон?

— Нет, болван, в Манилу. Да, в Лондон.

Его брат, подумал Робин, может быть просто ослом.

— Шесть — нет, семь лет назад.

— Невероятно. — Гриффин без предупреждения свернул налево на Банбери Роуд; Робин поспешил следом. — Неудивительно, что он никогда не искал меня. У него было что-то получше, чтобы сосредоточиться, не так ли?

Робин рванулся вперед, споткнувшись о булыжники. Он выпрямился и поспешил за Гриффином. Он никогда раньше не пил эля, только слабые вина за столом миссис Пайпер, и от хмеля у него онемел язык. У него возникло сильное желание вызвать рвоту. Почему он так много выпил? Он чувствовал себя ошеломленным, вдвое медленнее собирал мысли — но, конечно, в этом и был смысл. Было ясно, что Гриффин хотел вывести его из равновесия, сделать незащищенным. Робин подозревал, что Гриффину нравится выводить людей из равновесия.

— Куда мы идем? — спросил он.

— На юг. Потом на запад. Неважно, просто лучший способ избежать подслушивания — всегда быть в движении. — Гриффин свернул на Кентербери-роуд. — Если ты стоишь на месте, то твой хвост может спрятаться и поймать весь разговор, но им будет сложнее, если ты будешь плестись рядом.

— Хвост?

— Всегда нужно предполагать.

— Может, тогда пойдем в булочную?

— В булочную?

— Я сказал своему другу, что пошел к миссис Пайпер. — Голова Робин все еще кружилась, но воспоминание о его лжи было ясным. — Я не могу вернуться домой с пустыми руками.

— Хорошо. Гриффин повел их по Винчестер Роуд. — «Тейлорс» подойдет? Больше ничего не открыто.

Робин заскочил в магазин и поспешно купил самые простые пирожные, какие только смог найти — он не хотел, чтобы у Рами возникли подозрения, когда они в следующий раз пройдут мимо стеклянной витрины Тейлора. У него в комнате был рогожный мешок; он мог выбросить магазинные коробки, когда вернулся домой, и бросить туда пирожные.

Паранойя Гриффина заразила его. Он чувствовал себя помеченным, покрытым алой краской, уверенным, что кто-то назовет его вором, даже когда он заплатит. Он не мог встретиться взглядом с пекарем, когда получал сдачу.

— Как бы то ни было, — сказал Гриффин, когда Робин вышел. — Как ты смотришь на то, чтобы украсть для нас?

— Украсть? — Они снова шли в абсурдном темпе. — Ты имеешь в виду из Вавилона?

— Очевидно, да. Не отставай.

— Но зачем я вам нужен?

— Потому что ты часть института, а мы нет. Твоя кровь в башне, а значит, есть двери, которые ты можешь открыть, а мы нет.

— Но зачем... — Язык Робин продолжал спотыкаться о поток вопросов. — Зачем? Что вы делаете с тем, что крадете?

— То, что я тебе говорил. Мы перераспределяем его. Мы — Робин Гуд. Ха, ха. Робин. Нет? Хорошо. Мы отправляем слитки и материалы для обработки серебра по всему миру людям, которые в них нуждаются — людям, у которых нет роскоши быть богатыми и британцами. Таким, как твоя мать. Видишь ли, Вавилон — ослепительное место, но оно ослепительно только потому, что продает свои пары серебряных слитков очень ограниченному кругу покупателей. — Гриффин оглянулся через плечо. Вокруг них не было никого, кроме прачки, тащившей корзину на другой конец улицы, но он все равно ускорил шаг. — Так ты в деле?

— Я... я не знаю. — Робин моргнул. — Я не могу просто... Я имею в виду, у меня все еще так много вопросов.

Гриффин пожал плечами.

— Так что спрашивай все, что хочешь. Продолжай.