— Стемнело, — подал голос Клай. — Ночуем здесь, с купеческими?

— Ночь — наша союзница. У нас с папой есть хитрые штуки, позволяют видеть во мраке.

Тесть вздрогнул. Продолжает подозревать меня в колдовстве, хоть сто раз уверял в обратном.

— Тогда можно немного спуститься по реке, выше засады. Пристать к берегу и ударить из леса, — предложивший очевидный план купец не страдал предрассудками. — В Мармеррихе у меня семья. И у половины наших — тоже.

— Неужто рвёшься в бой? — мне стало интересно.

— Так в море ходил — там каждый второй рейс с боем. Вот, руку потерял, теперь только по Тарре и Воле. Но парни мои — здоровые. Все как один — бойцы. Правда, три десятка всего, струмм невелик. С вами — другое дело.

Однорукий мне положительно нравился.

— Тебя как зовут?

— Фатеррих.

— Хорошо, Фатеррих. Идёшь за нами. Но вперёд не лезь. Логр укажет тебе место в строю.

Струммы снова отправились к фарватеру. На корме каждого горела лампадка, укрытая со стороны и видимая только вперёдсмотрящему следующей ладьи.

Я занял место на головном баркасе, вооружённый штатовским прибором. Адреналин от предчувствия скорого боя помог одолеть головокружение от качки. Метров на триста-четыреста река просматривалась, правда — в мертвенном неестественном цвете. Фатерриху, пыхтевшему рядом, периодически давал посмотреть. Он же и указал бухточку, дальше которой плыть не стоило.

Десяток человек я без сожаления оставил стеречь струммы. Нас и так достаточно, но только чтоб истребить затаившихся в засаде. Проверил снаряжение, впервые отправляясь в бой как киборг-терминатор. На тушке и голове — НАТОвская амуниция с плеча покойного лейтенанта Бэкмана. Поношенная, но исправная. Каска, налокотники, наколенники. М4 с магазином и четыре магазина в разгрузке, под ней — бронежилет. За спиной ППС. Стрелять из него, скажем так, дешевле. Я не до конца исчерпал первый цинк, чеченский подарок, второй ждёт в струмме ещё не распечатанный. Кроме того, ППС не врежет клина, если опустошить магазин одним нажатием на спуск. За М4 не скажу — не пробовал.

Разделились на две команды. Я двинулся в обход засады по большому кругу, пробираясь к берегу, к той его части, что ближе к порту от лагеря пиратов. Прихватил людей купца и его самого. Отца с Клаем оставил с южной стороны — наступать из глубины леса.

— Папа! Тесть! Умоляю: не торопитесь, — напутствовал их напоследок. — Зимняя ночь длинная, сон у п…дорасов под утро самый крепкий. Подберусь тихо и начну мочить по одному. Сколько получится — столько настрогаю.

— А мы? — не утерпел Клай.

— Слушайте. Этот автомат стреляет бесшумно. Но пираты рано или поздно заметят, что их уничтожают, засуетятся. Умирать никто не любит. Вот и идите на шум, косите их очередями. А потом отправляйте воинов с мечами — добивать спрятавшихся. Прикрывайте друг дружку и не рвитесь вперёд. Главное, наступаем под прямым углом, не навстречу. Иначе я вас подстрелю.

Отец послушается. Но сдержит ли Клая? Мужик в возрасте за полтос, а не терпится доказать двум женщинам — жене и дочке, что крут не менее зятя. Резвись…

Обход пиратского стойла здорово облегчил Бобик. Он учуял их и тихонько зарычал.

Значит, Фатеррих не соврал и не ошибся.

Весь оставшийся путь на исходную, минут примерно сорок, я держал собаку при себе. Четверолапый, отпусти его в лес, принялся бы сам наводить справедливость. Преждевременно.

И так мы производили слишком много шума. Совсем не апачи и не ирокезы, умудрявшиеся тихо подобраться к дичи. Помог ветер, достаточно крепкий. На воде он мешал, дул в лоб. Сейчас мотал и ломал голые ветки, его громкий голос разносился вдоль побережья.

Наконец, ощущение сырого воздуха зимнего леса дополнилось мокрой ноткой близкой воды.

Я спрятал прибор ночного видения и включил ночной прицел. В принципе, то же самое, но с увеличением и узким углом обзора. Горе тому, кто в этот угол попадёт.

Объявил короткую передышку. Приготовиться, проверить оружие и амуницию. Облегчиться, чтоб во время боя не дунуть в штаны.

— Фатеррих! Как ты считаешь, пленники, команда твоего двоюродного брата, ещё у них?

— Уверен — нет. До порта пара часов ходьбы. Может — час до ближайших ворот. Там легче сторожить. А как откроется море, продадут степным колдунам. Или вообще — на другую сторону мира. В рабство. Кроме тех, кто не переживёт переход.

— Что значит «откроется море»?

В ответе проскользнуло снисходительное отношение моряка к сухопутному, отчего симпатия к однорукому чуть потускнела.

— Ветер чуешь, Гош? Он усиливается с каждым часом. Помяни моё слово, грядёт шторм. Меньше трёх дней не продлится. Ни один, кто в своём уме, не выйдет из бухты.

— То есть у нас имеется дня три, чтоб напакостить торговцам живым товаром… За три дня многое успеется. Выдвигаемся!

Уверение, что пленников, то есть «хороших парней» впереди нет, а лишь «плохие парни», подлежащие сокращению поголовья, облегчило миссию. Любой, попавший в прицел — враг. И ему остаётся лишь один способ выпасть из перекрестья — кулем повалиться на мокрую траву.

Пусть в ужасе кричат: начинается по чуть-чуть геноцид[17].

Естественно, они не ожидали нападения со стороны Мармерриха. Как и вообще неприятностей. Даже не выставили часовых. Просто большая поляна у берега, плотно заставленного трофейными судами. Полукруг шалашей. Большой костёр посерёдке, ослепивший мою ночную оптику. Она больше не требовалась.

Как в тире. Расстояние — в пределах прямого выстрела. С колена. С поправкой на ветер. Вдох-выдох, задержка дыхания, мягко-мягко спусковой крючок на себя, у М4 его ход плавный…

Приглушённое «пум» и лёгкий толчок в плечо. Стук затвора, выбросившего гильзу и дославшего. ПБС, прибор бесшумной стрельбы, в просторечии — глушитель, не только убирает звук, но и скрывает пламя, вырывающееся из ствола.

В общем, когда довольно молодой пират в лихо заломленной шляпе вдруг потерял равновесие и рухнул мордой в огонь, пара его товарищей с бутылками в руках даже не въехали, что стряслось.

Один — ноль.

Сотоварищи или, судя по посуде, собутыльники усопшего принялись тащить его за ноги из огня. Тут же устали оба. Прилегли отдохнуть — рядом. До похорон.

Три — ноль.

Дальше последовала непредвиденная заминка. Из шалашей никто не вышел. А воевать, не имея целей для стрельбы, контрпродуктивно.

— Дать по шалашу из ППС? — предложил Логр.

— Жалко патронов. Да, переполошишь. Но вряд ли кого заденешь. Есть вариант смешнее. Бобик!

Послушный пёс кинулся вперёд — обнюхать свежих жмуров, пахнущих вкусной кровью, а один ещё и жареным мясом. Парни ему, кстати, не понравились. Наверно, дешёвый нир перебил ароматы.

— Бобик, голос! — завопил я, перекрывая шум ветра. А через пять-семь секунд добавил: — Ко мне!

Получилось что надо. Пираты начали вылезать из шалашей, три самых предприимчивых получили по пуле в грудь. Затем случилось предсказуемое — я промазал. Злой шмель калибра 5.56 угодил в плечо одному из искателей приключений, тот не упал, а истошно заверещал: наших бьют. И вот тогда лагерь пришёл в движение.

Не таясь, мы поднялись в полный рост. Щёлкнули арбалеты. Я перекинул М4 за спину и раскрыл приклад привычного ППС. Погнали наши городских…

Вдруг яркая вспышка, словно в мозгу разорвалась граната. Мир померк и исчез.

х х х

— Сын! Сыно-ок! Очнись!

Я тряс его за плечи, хлестал по щекам…

Меня шлёпнул по плечу Клай.

— Посмотри, шея не свёрнута? Нет? Тогда выживет. Крепкий шлем у него. Сразу видно — колдовской.

На НАТОвской каске образовалась заметная выбоина, хорошо видная в свете фонаря.

— Сынок!

Наконец, он открыл глаза. Я проверил — зрачковая реакция нормальная. Уфф!

— Па! Что ты пыхтишь надо мной как хрым над грядкой с картошкой?

— Потому что тебя едва не убили, дурошлёп! Если бы копьё ударило на два пальца ниже, вышло бы у тебя из затылка! Вот какого хера ты полез вперёд, а не стрелял с двух сотен шагов, как условились?!