Да, в России не шпыняют за русский язык. Но и матом по-русски покроют, не нужно просить дважды.

Очередным кандидатом на переселение в Гхарг был теолог. Уволенный за слишком оригинальные творческие идеи и, подозреваю, избыточное употребление водки, а она, в отличие от доброго нира, разрушает организм быстро, доцент запросто согласился ехать в неведомую страну на неопределённо долгий срок.

Валерий Алексеевич оказался единственным семейным рекрутом. Жена его ничуть не удерживала, верно — устала от бесконечных умствований и пьянства. Получила мужнины подъёмные. Целых двести пятьдесят тысяч!. Теолог до копейки их оставил дома. Дама даже разулыбалась.

Потом из-за её юбки выглянула девочка лет пяти.

— Папка! Я буду тебя ждать. Пьиезжай скоей.

Смешная, кареглазая, с торчащими косичками… Очень серьёзная. Даже у алкашей порой рождаются абсолютно полноценные дети. А может, тогда он не бухал. Или не столько. Не важно. Дочь его любит, потому что он — папа. Какой бы ни был.

Верну я тебе папку, подумалось. Хоть и не факт. Тот мир суров. Если теолог не возьмётся за ум, его мигом схарчат. Постараюсь, конечно, присматривать. Но не мамка же я ему.

Зато работа предстоит интересная. Познакомится с настоящими богами. Осмыслит новый для него мир, где реальное перемешалось со сверхъестественным. Расскажет об этом студиозусам. Короче, человек найдёт себе применение, наконец.

А потом обучит моих детей, чтоб росли культурными. Пусть даже культурная среда и будет очень маленькая, только из выпускников нашей кустарной Сорбонны.

Хватит, одёрнул я себя. Хватит размышлений, как смогу построить цивилизацию лучше, чем покинутую. С учётом её ошибок. Мечтать буду после. А сейчас пора открывать портал и возвращаться во дворец в компании с рекрутом.

Я распахнул дверцу, впустив в кабину «Гранты» морозный воздух, ещё более холодный, чем внутри. Крепко завернул и спрятал фляжку. Валерий Алексеевич, проснувшись, непременно начнёт попрошайничать: дай глотнуть. Вот фиг тебе! Новая жизнь, ЗОЖ и всё такое прочее — арбайтен унд дисциплинен.

Толкнул его. Ноль реакции. Голова безвольно мотнулась. И бледный какой-то…

Пульс на шее не прощупывался. Можно «скорую» не вызывать, ясно и так — мёртв. Отвисшая нижняя челюсть застыла и уже не хотела закрываться. Началось окоченение.

«Биб, ты видел? Когда он умер?»

«Биб знает. Биб голодный был».

Твою ж налево и во все дыры… Полный п…дец! Только сейчас я проснулся окончательно и заметил — не чувствую отголоска вечного голода внутреннего невидимого вампира. Какой голод, хищный сучёнок только что подкрепился! А ведь всего четыре дня назад снова наведали хоспис. Или пять?

«Биб! Я не позволял тебе выпивать его душу».

«Биб голодный был», — упрямо повторил верья.

Ско-о-отина! А если бы рядом сидела Мюи? Или дети?

Да и теолога немного жаль. Особенно его дочку. «Пьиезжай скоей…» Не приедет. И виноват в том я. Сам вырастил из безобидного помощника серийного убийцу. Пусть и не был предупреждён, что скармливание ему людей ни к чему хорошему не приведёт. Должен был догадаться!

Это был тест на гуманизм со стороны Веруна. Я благополучно его провалил.

А затем вытащил из дома тихого алкоголика на корм верье. Твою мать!

Что же теперь делать?! Спать одному, километрах в десяти от ближайшей живой души? Тогда верья выпьет единственную доступную душу. Мою. Что тоже не совсем хорошо.

Вариантов нет, заканчиваем. Как бы ни было грустно принимать это решение.

«Биб! Открой портал».

«Биб не понял».

«Биб, сделай дорогу домой».

Прямоугольник перехода действительно получился огромный — на весь проезд между припаркованными на стоянке «Ладами» и «Логанами». УАЗ бы проехал, не зацепив зеркалами. Но не судьба. Прошла «Гранта». И покатилась по сельской просёлке, никогда ранее не видавшей автомобилей.

Здесь никто меня не оштрафует, что кручу руль, отхлебнув сорокоградусной яблочной настойки и благоухая выхлопом.

Приехали. Мы — дома.

«Биб! Закрывай. Зови Создателя».

Осталось решить, что сказать ворчуну, наверняка готовому засыпать массой вопросов и упрёков.

Тем более упрёки будут справедливыми и заслуженными. Только давно надоевшими — про вред корысти и стяжательства.

Машина остановилась аккурат рядом с рощей Веруна. Молодой, посаженной неподалёку от архиглейского дворца.

Дедок, очевидно, почувствовал запах «Рафаэлло» с заднего сиденья даже через полиэтилен. Появился мигом. Я едва успел скинуть пуховик и шапку. Они совершенно неуместны в жару под тридцать. Пусть и в тени невысоких веруновых деревьев.

— С чем пожаловал, Гош?

— С угощением.

— Давай. Что попросишь? Знаю тебя, только лишь из уважения к моим сединам сладкого не принесёшь. Эгоист ты расчётливый.

— Да вот…

— Э, нет. Не проси. Человек в твоей затейливой повозке лежит мёртвый. Не оживлю. Душа отлетела… — старческий морщинистый нос пошевелился, будто его обладатель вынюхивал дичь. — Нет, не просто отлетела. Выпита. Помощник?

Я виновато кивнул. Поведал нехитрую историю его окончательного грехопадения. Чего лукавить, не его, скорее — нашего.

— О-хо-хо-нюшки, — всплеснул руками Верун, не забывая, впрочем, трущить рафаэлки. — Вот твоей маме помощника дал. Как ты думаешь, сколько он душ выпил?

— Ни одной, — угадал я с первого раза.

— А твой дед?

— Так не было у него помощника.

— А если бы дал ему?

Что тут скажешь… Он скорее бы свою душу заложил, чем погубил чужую.

— Запорол я дело, старче. Признаю и каюсь. Со всех сторон мой косяк. Что теперь?

— Помощник с тобой связан. Ты погибнешь — и он исчезнет. Никого больше не выпьет.

Мой ливер моментально заледенел от перспективы пожизненного сосуществования с дичающим верьей. Даже пупок. Мозги лихорадочно заработали в поисках другого выхода.

— Когда степняки мой замок штурмовали… Ты мне ещё верью дал. Злого, какой Биб сейчас. Свирепого. А Биб помог его в узде сдержать.

— Дать тебе нового помощника, чтоб ты довёл его до беды как прежнего? Не рассчитывай. Потерял ты моё доверие, Гош. Только и знаешь — богатеть да воевать. Нет бы о благом подумать.

Я вдруг ощутил пустоту. Огромная часть чего-то, жившая внутри меня, исчезла. Как это передать? Словно всё было битком набито, а тут пустая комната образовалась. Совсем пустая — ни мебели, ни штор, ни коврика.

«Биб!»

Нет ответа.

— Не зови его, — вздохнул Верун. — Будет сторожить эту рощу. Не подходи и никого не подпускай. Пока не привыкнет, станет всех выпивать, кто бы и с чем ни приблизился.

Да, теперь я почувствовал его присутствие. Метрах в пятидесяти. Биб кружил внутри рощи, не в силах вылететь за крайние деревья. И снова был голоден, хоть суток не прошло, как выпил теолога.

— Скажи, боже, куда отлетает душа после смерти?

— Откуда же мне знать? — искренне изумился старик. — Это вы, люди, узнаёте. Поздно, правда, не успев рассказать другим. Я — бог. У меня нет бессмертной души. Погибну когда-нибудь раз и насовсем, если неблагодарные сгубят последнюю мою рощу. А ты чего вдруг озаботился?

— Да вот… Биб многих выпил. Куда эти души отправились? Или уничтожились?

Давно не видел его таким веселящимся! А ведь вопрос серьёзный — о жизни и смерти.

— До чего же ты глуп! Душа бес-смерт-на! Верья съесть её не может. Но у души сила есть, она позволяет человеку двигаться, а сердцу — стучать. Верья эту силу и забирает! Без неё душа отлетает, тело тлеет. Уразумел?

Дедок не знает понятия «энергия», заменяя его словом «сила». Не важно. Успокоил меня. Значит, я подарил раковому больному Константину Владимировичу и теологу Валерию Алексеевичу нормальную смерть, без подляны. Такое себе оправдание, особенно во втором случае. Но уже ничего не изменить.

На прощание я вручил Веруну пачку халвы. Как гонорар за избавление от проблемы верьи и сомнений о судьбе выпитых Бибом. Потом завёл «Гранту» и поехал к дворцу. Знал бы, что войдёт в портал, накидал бы полный багажник канистр с бензином. Не только для машины, для генератора тоже. Время, когда гаджеты заряжались от самодельных гальванических элементов из кислых яблок, благополучно прошло.