Тревога сковала с новой силой.

Одноклассники что-то писали на листочках и, судя по отсутствию каких-либо колкостей в мой адрес, это было что-то очень серьёзное.

Я скользнул между рядами и бесшумно сел за свою парту, поспешно положив сумку на свободный стул.

Прищурив глаза, я глянул с третьей парты на доску. Буквы расплывались и плясали, не позволяя четко прочитать задание, как вдруг дверь резко хлопнула и со строгим видом зашла учительница математики, отчётливо отбивая каблуками каждый короткий шаг. Она была и нашим школьным завучем, которую легко можно было узнать по строгой осанке и повисшему напряжению в классе. За ней просеменил учитель русского языка, на уроке которого мы и находились.

Его я всегда узнавал по заметному шумному дыханию и быстрой походке, будто он пробежал кросс и никак не может отдышаться.

Меня пробил холодный пот, и я склонился над партой, молясь, чтобы меня не заметили, точно партизана, но у одноклассницы на соседнем ряду я так и не смог разобрать ни слова на исписанном листе.

Судя по количеству заполненных строк, я опоздал сильно…

– Иди сюда! – раздался до жути строгий голос завуча, и я зажмурился, когда весь класс замер, точно кролики в траве.

Меня сейчас убьют. Как всё просто.

Я чувствовал, как меня пробирает холод чужих взглядов и смотрел на безликих одноклассников, стараясь уловить по дыханию хоть один намёк на мой шанс спасения, но его не было.

Может, она это говорит не мне?

Стук каблуков приблизился прямо к моей парте и в следующее мгновение я увидел, как морщинистая женская рука резким движением поднимается вверх. Мне хватило доли секунды, чтобы обхватить по привычке голову руками и сжаться в комок, когда по парте со всей силы обрушилась тонкая стопка тетрадей отсутствующих учеников. Сверху я узнал свою по неопрятной обложке…

Эта фурия наверняка увидела меня в коридоре, когда я заходил в класс.

– Я СКАЗАЛА ПОДОЙТИ! – холодный и строгий голос завуча приковал меня к невидимой стене, и я боялся пошевелиться, пока нас сверлили глаза одноклассников. – Быстро встал!

Я поспешно упёрся руками в парту и поднялся на ватных ногах, которые вот-вот обещали меня не выдержать от волнения.

Но я точно знал – будет хуже.

– Почему ты опоздал?! – лучше бы меня проткнул нож, чем этот тон.

Я опустил взгляд и сильнее упёрся мокрыми ладонями в поверхность парты. Хоть бы она ещё и не учуяла от меня запах сигарет!

Не молчать.

– Я… – начал было я, но ещё один удар тетрадями по парте заставил меня вздрогнуть с новой силой.

Каким же я стал нервным!

– Как ты разговариваешь со мной?! – злобно крикнула Алевтина Анатольевна, и я широко распахнул глаза, не поднимая их.

Я же даже ничего не сказал!

Агрессивный стук каблуков по побитому линолеуму отдалился к первой парте, но я ясно слышал, что завуч обернулась.

И точно знал – садиться будет смертельно.

– ИДИ СЮДА-А! – гаркнула она, будто требовала от меня это уже в тысячный раз.

Я поднял взгляд и понял, что она зовёт к доске, чтобы отчитать меня перед классом… Такого удовольствия я им не доставлю.

– Нет… – мой голос прозвучал тихо, но его услышал, казалось, весь мир.

– ИДИ СЮДА! – прокричала она и вдруг реальность замерла с её глубоким вздохом. – Так, быстро сюда дневник.

Только не дневник…

Моя сумка предательски рухнула со стула на пол вместе с дневником, будто в попытке сбежать, и я на мгновение прикрыл глаза, собирая всё своё мужество перед предстоящим кошмаром.

Я напряжённо молчал и мог поклясться, что каждая нервная клетка во мне умерла от тревоги.

Возможно, одноклассники меня даже мысленно пожалели, ведь такое и врагу не пожелаешь, отчего я неуверенно переминался на вспотевших ладонях, ощущая сильную усталость от напряжения в руках.

По одному повороту безликой головой я понял, что завуч сейчас взорвётся от возмущения. Боюсь представить, что бы случилось, если бы я попытался оправдаться.

– Ты как со мной разговариваешь? – злобно проговорила она, и я ощутил в её стальном голосе десятки лет мучений школьников. – Ты кто такой вообще здесь?!

– Я-я?.. – Мой голос дрогнул, и я только в этот момент понял, что отвечать нет смысла, её теперь не остановить.

– Да ты устав почитай, как должен разговаривать с взрослыми! Ещё стоит, ухмыляется! Отойди от парты сейчас же, тебе подпорки нужны?! Без них не можешь стоять? Так, быстро собирай вещи и ПОШЁЛ ВОН ОТСЮДА!

Я остолбенел и поднял глаза на учителей, ощущая на себе колющие взгляды класса.

Мысли в голове свернулись в клубок от потока информации.

Я ухмылялся?

Мне казалось, что я пытаюсь сдержать слёзы, которых уже нет, это было даже доблестно. А с взрослыми я сейчас и не говорил.

Я не сдвинулся с места, будто парта – мой единственный островок в этом океане крика и злобы, хоть я бы с большим удовольствием сейчас провалился под землю.

От мысли об ударе об асфальт я ощутил облегчение и смог поднять голову, не находя ни слова в ответ на этот поток агрессивной ругани.

Мне почему-то казалось, что взрослый человек в этой ситуации я.

– Лебедев, нельзя себя так вести, понимаешь? – услышал я знакомый голос нашего учителя русского языка.

Спасибо, конечно, Андрей Владимирович, но лучше застрелите.

Судя по дыханию, он боялся сейчас что-то сказать, но, видимо, попытался из меня хоть что-то вытянуть.

– Не надо с ним сюсюканья разводить! – обрубила завуч, и я услышал стук каблука в мою сторону. Она сделала шаг. – Отойди от парты! Я стою! Я женщина и старше тебя, но я стою! Уважение надо проявлять! Или тебя этому не учили?!

Но я ведь тоже стою…

Я вжался пальцами в деревянную поверхность парты, будто хотел её продавить и упереться ещё крепче, чтобы меня даже с силой не оторвали, но строгий взгляд пробивал тараном мою голову.

Меня учили уважать старших, но не учили, что им необходимо отвечать в ситуации, когда они орут на меня при всём классе, не позволяя сесть или вставить слово.

Кажется, я потерял нить происходящего…

На меня орут за опоздание? Или уже на все грехи этого мира? Не похоже, что учитель русского языка разводил со мной «сюсюканья» или даже пытался, но в голове стучал лишь один вопрос: почему я должен её сейчас уважать?

По-прежнему хотелось провалиться под землю.

– Любой человек, НОРМАЛЬНЫЙ, должен уважать человека старше себя! – строго произнесла завуч и упёрлась взглядом в мою забившуюся куда-то в пятку душу.

– Нет… – тихо ответил я и даже сам толком не знал, на что именно.

– Нет, не должен? – уродливо передразнил меня старческий голос и тут же стал выше, будто вот-вот своим напряжениям выбьет окна. – Да ты элементарных вещей не знаешь! С тобой говорит НОРМАЛЬНЫЙ человек, а ты хамишь! Пошли к директору, с тобой поговорят НОРМАЛЬНЫЕ люди и научат, как ты разговаривать должен с учителем! Я тебе это обещаю!

– Обещайте, – с ноткой безразличия ответил я, мысленно молясь, чтобы это поскорее закончилось. Акцент на нормальности заставлял усомниться.

Кроме ступора и тревоги я ощутил ещё кое-что… Злость. Злость от несправедливости происходящего. И, когда я взглянул на свои руки, то увидел, как побелели костяшки пальцев.

– Так… – выдох завуча, казалось, подписав мне смертный приговор. – Ты хорошо подумал? Ты хорошо подумал, что сейчас сказал?

– Да, – набрав воздуха в грудь, ответил я, но эта женщина решила добить меня своим тоном.

– Вот при всех скажи, ты хорошо подумал, что сейчас сказал?! – гаркнула она.

А что я сказал? Я уже не помнил.

Кажется, я согласился, что со мной поговорят НОРМАЛЬНЫЕ люди. Если это так, то я буду только рад, но если и она себя минуту назад называла нормальной, то я лучше потерплю её крики и потом пойду на мост.

Я знал, что следующий ответ будет равен контрольному выстрелу в голову, причем самому себе, но пути назад нет, иначе я дам слабину и просто расплачусь при всём классе, а все этого уже ждут.