– Вообще-то убийство – это преступление, чтоб ты знал! – огрызнулась Анастасия.– И, если у меня не хватает духа его совершить, так ли это скверно?

– Скверно! – рявкнул разбойник. – Тот, кто вступил на путь воина, должен быть готов убить. Или ты – или тебя! Иного не дано. Поверь, Рыжая, когда ты столкнёшься с настоящим противником, а не со своим приятелем, пытающимся научить тебя уму-разуму, так вот, твой истинный враг не промедлит, не станет мучиться угрызениями совести. Он просто нанесёт свой удар, к которому ты окажешься не готова, и больше уже никакие философские вопросы не станут отягощать твои мысли. Не думай о том, что будет, если ты нанесёшь удар! Думай о том, что будет, если ты его не нанесёшь, если опоздаешь, если твой враг опередит тебя!

– Тебе говорить легко, – вздохнула Настя. – А я не могу не думать о том, что через миг мой приятель, пытающийся научить меня уму-разуму, может лишиться головы!

Эливерт захохотал.

– Со мной тебе не справиться. И не надейся!

Настя, поднявшая было клинок, вновь его опустила.

– Тогда в чём смысл? Зачем пытаться? Зачем, если я всё равно не смогу никого одолеть?

– Разве я сказал никого? Я сказал меня. Не сочти за гордыню, – хмыкнул Эливерт, – но я не просто разбойник, я – ходячая легенда. Пусть легенда не очень красивая, приправленная всяческой дрянью, про которую не поют баллады менестрели. Я всё ещё жив, Дэини, несмотря на стольких желавших моей смерти. Я пережил всех своих врагов. И я хочу тебя научить тому же – выживать! Ты должна быть готова к нападению. Учись, пока есть возможность, раз уж до тебя снизошёл такой мастер, как я! – закончил Эливерт пламенную речь.

И Насте захотелось его треснуть.

– Смотри – не лопни от гордости!

– Мне это не грозит. Самолюбие моё может расти до бесконечности. Давай же, нападай, и не думай о последствиях! Ты пока вообще не думай ни о чём, Рыжая! Живи боем, сроднись с клинком!

– Ты сам себе противоречишь! – заметила Настя, завертев клинок в руках, прикидывая, как же ей всё-таки напасть и при этом не думать о том, что она может запросто убить Ворона. – Сначала говоришь, думай о том, что будет, если опоздаешь, и тут же – не думай вовсе!

– Никаких противоречий, – качнул головой Эливерт. – Если хочешь придать себе решимости, думай о том, что твой враг хочет убить тебя! Но лучше, пока учишься, не думай вовсе! Тобой должна управлять привычка, навык. Каждое движение должно выходить само собой. Ведь ты не думаешь, как нужно дышать, идти, смотреть, говорить.

Настя грустно улыбнулась, слегка качнув головой.

– Ты меня переоцениваешь, Эл. Мне нравится мой меч, но я не думаю, что настанет время, когда моя рука будет пуста без него. Я умею дышать, ходить, говорить, но убивать так же легко, не задумываясь, я не смогу. Я для этого не гожусь.

Настя развернулась, желая уйти обратно на своё уютное место.

– Назад! – рявкнул Эливерт.

Его жёсткий, как удар хлыста, окрик заставил Анастасию вздрогнуть и замереть.

– Я не говорил, что это легко. Хочешь доказать, что ты ни на что не годна, докажи это здесь, с клинком в руках! Хочешь, доказать, что женщины способны лишь собирать сплетни на базарной площади да латать портки своим муженькам? Тебя устроит такая роль, Дэини, роль подстилки? А? Тогда что ты делаешь здесь, с нами?

– Заткнись, Эливерт! – зашипела Настя. – Ты что себе позволяешь? Ты сам-то кто? Бандит с большой дороги!

– Зато меня все вокруг знают, А ты, как была никем в этом мире, так никем и останешься. Трусливая курица! Ой, приношу свои искренние извинения, миледи, я смел так непристойно выражаться в присутствии вашей особы! – Эливерт картинно закатил глазки, обмахиваясь рукой, как веером. – Ах, оставьте, меня, оставьте! Мне сейчас будет дурно!

– Это тебе сейчас будет дурно! – взвыла Романова, бросаясь в атаку.

Злость рвалась наружу. Она искала выхода.

Клинок сверкнул в вечернем сумраке леса серебристой молнией. Эливерт легко отбил удар, причём даже не мечом, а небольшим ножом, выхваченным из-за пояса. Ещё два удара он отразил так же легко, при этом издевательски расхохотался.

– Что, кошечка, коротки коготки? Не умеешь – не берись!

Настя взревела белугой, с разворота нанесла ещё один удар, и ещё один.

Эл, наконец, соизволил достать меч из ножен. Он успел им перехватить коварное лезвие Настиного клинка, почти у самого лица…

Клинки с жёстким звоном сцепились между собой, противники оказались лицом друг к другу. Насмешливые серые глаза Эливерта смотрели прямо в горящие бешенством Настины. Казалось, в воздухе ещё дрожит многозвучное эхо стального удара, и красноречивые взгляды, столкнувшись, тоже лязгнули металлом, полыхнули белой молнией.

Настя дышала часто, глубоко. Раскрасневшаяся, взбудораженная, рассерженная, руки её дрожали от бессильной ярости, но она не отступала.

Эливерт ехидно улыбался. Он был невозмутим и чуть насмешлив. Выглядело это так, будто он потешался над горячностью Рыжей, она забавляла его, как малое дитя. Его совсем не пугал тот факт, что смертоносные клинки сцепились морским узлом в опасной близости от его груди.

Эл даже наклонился ближе к Рыжей так, словно они не дрались, а танцевали вальс в ночном лесу, выглянул из-за её плеча и будничным тоном заметил:

– Наир, кашу помешай, а то пригорит!

Настя фыркнула как кошка, дёрнулась в сторону, но меч Эла и его нож зажали её клинок в тиски.

– Издеваешься? – рявкнула она.

Эливерт чуть отстранился, задумался на мгновение и доложил с явным самодовольством:

– Да. Издеваюсь!

Не дожидаясь, пока Настя бросит к чёрту своё оружие и применит излюбленный женский метод мести – царапанье холёными ногтями наглой мужской физиономии, он расцепил клинки, причём столь резко, что Романова отлетела в сторону.

Она попыталась тут же напасть сбоку, но новый удар отшвырнул её ещё дальше. Не устояв на ногах, она шлёпнулась на одно колено, рядом с костром.

Мимолётно успела заметить, с каким очумелым любопытством наблюдает за волнующей сценой поединка Наир. В поле зрения Насти попал меч лэгиарна – короткий обоюдоострый клинок. Одним движением Дэини выдернула его из ножен. Пламя костра полыхнуло рыжим заревом на зеркальной стали.

Тут же вскочила на ноги, услыхав насмешливый голос позади:

– Слабовато, Рыжая. Эдак ты даже котёнка не пришибёшь.

– Котёнка – нет. А вот одного гадского разбойника сейчас в капусту порублю! – пообещала Настя, надвигаясь на него, словно безумная ветреная мельница, ожесточённо орудуя обоими клинками.

– Ух ты! – картинно изогнул бровь атаман.

Теперь уже Эливерту приходилось защищаться всерьёз. Удары клинков звенели по лесу как музыка. И всё же он продолжал бросать насмешки в адрес Настасьи.

– Ну вот, а говорила, добросердечна и кротка, как старая наседка! Рыжая бестия! Так и клацает зубками, как голодная упыриха!

– Сам ты упырь! – огрызнулась Настя. – Змей ползучий! Я тебе клыки ядовитые вместе с башкой удалю!

Её меч просвистел у самого уха Эливерта, распоров ворот куртки.

Граю, с молчаливым восторгом наблюдавшая за поединком, взвизгнула.

– Не боись, пигалица! – унял её разбойник, торопливо отступая под многочисленными ударами Настиного меча. – Не родился ещё тот, кто сумеет убить Вифрийского Ворона.

Но новый выпад Насти снова заставил девочку тревожно вскрикнуть.

– Давай, Рыжая! – обратился Эл уже к Насте, подзадоривая и без того взбешённую Романову. – Нападай! Руби! Я знал, что в тебе это есть – настоящая ярость! Ты ведь чувствуешь этот азарт, Рыжая? Кровь кипит. Это как страсть, как танец, как хмельное вино! Пьянит! Это наслаждение.

Настя сама не заметила, как насмешки Эливерта превратились в нечто иное.

– Ярость даст тебе шанс выжить, победить! – он перешёл в наступление, заставляя теперь Настю извиваться змеёй, спасаясь от его ударов.

– Так ты меня нарочно злил? – усмехнулась Настя, сдувая со лба выбившуюся прядку. – На слабо развёл, а я и повелась…