– Так говорит Альхазред: Йог-Сотот сущ во всех временах и во всём пространстве. Он – всезнающий бог, силой своей превосходящий Азатота, а мудростью – Йига. Душа Азатота обитает в Йог-сототе, и он подаст знак Древним, когда звезды укажут время их прихода; ибо Йог-сотот – это Врата. Да вернутся сквозь них в мир сей жители Пустоты, когда завершится оборот колеса! Ей, гряди! Азатот! Дагон! Ньярлатхотеп! Шуб-Ниггурат, Великий Козёл с Легионом Младых! Врата открыты! Врата открыты!

И пока вещал я это, бездна во мне наполнялась извивающимися щупальцами и страховидными ликами, которых в этом мире миллионы лет не видели. И знал я, что Зона воспылала невидимым огнём и выжгла всех людаков, которые в ней были. А по всему миру летали золотые сияющие шары, и от них взрывались станции, и поднимались из подземелий и морей ракеты, несущие во все концы мира ядовитое пламя.

Рушился мир, тот, что за Зоной. И скоро, когда улягутся смертельные облака и весь воздух будет полыхать невидимым пламенем, родится новый мир, с новыми хозяевами.

И каким будет тот мир – Лешак знает.

Я уже и не помню, откуда взялся этот бегемот. Игрушка из глубокого детства. Маленький, меньше ладони, резиновый. Пищалка на брюхе давно выпала, и теперь бегемот лишь бессильно втягивал воздух, если нажать и отпустить.

Раз втянул, два втянул. Отличное средство релакса для тридцатилетнего дядьки. Я мысленно поморщился, опять это слово "дядька" применительно к себе – а что поделать, если лысина проклюнулась так рано и в зеркале потухший взгляд прежде ярко-синих глаз.

Они будто выцвели с годами. "Не вы одни", – мысленно сказал я им, возвращаясь взглядом к бегемоту, который тоже потускнел со временем. Идем на дело. Он уютно примостился в кармане, а я, закутавшись в пальто, направился в парк.

В первый раз всегда сложно. Выждав момент, пока мамаша, щебеча по телефону, отвернулась, я поманил пальцем маленькую девочку. Заговорщицки достал из кармана игрушку.

– Знаешь, что это? – малая покачала головой, на лице отразилось подобие интереса. – Это необычный бегемот, он волшебный. Дунешь в отверстие – найдешь вечером подарок под кроватью.

Детская площадка отступила куда-то на второй план. Я нервно покосился вбок – мать девочки все еще была увлечена разговором.

– Какой хочу? – уточнил писклявый голосок. – Новый телефон?

Вот же поколение. Я убедительно, как мне показалось, улыбнулся и кивнул. Девчонка взяла игрушку из рук, повертела и поднесла к губам. Дунула и бросила бегемота на асфальт. Я вздрогнул, почему-то меня это сильно покоробило.

– Не надо с ним… так.

– Да ну тебя, – она высунула язык и убежала обратно на качели.

Я подобрал бегемота. Кажется, если девочка и поверила мне, то только в первые две секунды. Ушлые они уже в этом возрасте, знают, что чудес не бывает, да и внимание их трудно удержать. Но она все же вдохнула в мой талисман кое-что важное, и это главное.

Год своей будущей жизни. Всего-то годик, никто не узнает, никто не заметит. Сколько ей было суждено, восемьдесят или семьдесят девять – так ли важно в этом возрасте? Вон какая цветущая. Я быстро поднялся со скамейки и зашагал домой.

"Донор, донор, я акцептор", – бабуля сказала, надо придумать собственную мантру, иначе не сработает. Поборов брезгливость, я приложился губами к отверстию в резине и с силой нажал на бока бегемота. Втянул воздух с привкусом резины, погонял во рту, проглотил. Метнулся к зеркалу.

Нет, лысина меньше не стала. Ну, может, на пару миллиметров. Глаза – да, оживились, исчезли морщинки вокруг, что наметились в том году. Родители наградили меня не самой хорошей генетикой в плане внешности, зато отличными зубами. Я ощерился почти во все тридцать два. Работает, значит!

…Люблю свою бабулю. Одна она у меня осталась. До смерти родителей мы не особо общались, что-то там они не поделили. А теперь это мой единственный родной человек.

Она была рада приветствовать меня две недели назад.

– Ну здравствуй, внучок, – я огляделся: обычная хрущевка, с кухни тянет выпечкой. Кажется, я не был здесь уже лет десять. – Да ты проходи, что как неродной.

Неловкость исчезла быстро, после тарелки супа. Мы с бабулей сидели над кружками с чаем, и я рассказывал свои нехитрые рабочие новости. Подняв глаза на полуслове, заметил вдруг, что она разглядывает мое лицо.

– На отца похож, – вроде бы очень семейные слова, обычно звучат комплиментом, да только отец мой был далеко не красавец. – Девушка-то есть у тебя?

Нету. Слова прозвучали, словно констатация моей ущербности. В бабулиных глазах читался мягкий упрек: мол, мужчине надо продолжать род. Обычно во мне рождалось стойкое чувство сопротивления в ответ на попытки обесценить мою жизнь, тыча на отсутствие семьи, но сегодня я разомлел после вкусной еды. И неожиданно растекся откровениями.

– Да они даже на меня не смотрят. Спортом занимаюсь три раза в неделю, а толку? Вон на голове уже проплешина, и щеки обвисают. Да кому я такой?..

Выплеснув горечь, я отставил пустую кружку в сторону. Удивительно, но мне стало легче. Правду говорят, не стоит все держать в себе.

– Отец твой, – прервала бабуля паузу, – за ворожею меня считал. Опасался, потому и дочь мою супротив настроил в итоге. Да только я так скажу, внучок: чтобы против крови своей – никогда к лукавому не обращалась. Потому, коли доверяешь, помогу тебе. А ты – язык за зубами да сделаешь, как велю.

Я заинтересованно кивнул. Оно пусть и сказки, а было интересно. Вот тогда-то и выудил из недр сумки бегемота – таскал с собой как нелепый талисман, привычка, оставшаяся со школы. Бабуля пошепталась над ним и деловито вернула обратно.

– Мантру не забудь, – сказала на прощание. – Ну и про меня не забывай. Родная кровь дороже золота.

Не знаю, когда именно поверил по-настоящему. Да так, что решился опробовать. Но теперь бегемот, уже нечто большее, чем игрушка, примостился в изголовье кровати, а я нырнул под одеяло. Интересно, подумалось вдруг, закатит ли та девчушка истерику родителям, не найдя под кроватью поутру новенький смартфон, расскажет ли о странном мужчине в парке?

Или давно выбросила меня из головы, как и все прочие?

Следующие две недели я примерялся к новой "жертве", коллеге лет двадцати-двадцати двух. Бабуля упомянула, что главный критерий отбора – не перегнуть возрастную планку. "А то еще постареешь обратно замыслу". Планка была интуитивной, потому что "есть и молодежь хуже стариков", но эта моя коллега просто сияла здоровьем и каким-то еще наивным энтузиазмом.

Поздоровавшись, она проскочила на свое место. Если ребенка можно было просто обмануть, тут требовался план похитрее. Я решил завернуть свои намерения в романтический флер. Мало ли глупостей, о которых можно попросить, хихикая и дурачась наедине. Даже дунуть в надувного бегемота. Еще, и еще, и еще.

Вот только до реализации плана мне требовался месяц терпения, а с учетом внешности и все два. И вагон слепой самоуверенности. А может, вообще ничего не выгорит. Но все лучше, чем возвращаться на детскую площадку – страх быть неправильно понятым накрыл с опозданием, я вздрагивал, представляя, как в следующий раз чей-то отец прикладывается кулаком по моему лицу. Не совсем я еще заматерел, охотиться в открытую без дрожи в коленках. Значит, требовался другой путь.

– Не хотите в обеденный перерыв выпить кофе? – я пошел ва-банк, подойдя неслышно к столу коллеги. Зная, что на меня сейчас смотрит весь офис. – Посидеть по-дружески.

Она неожиданно тепло улыбнулась, и сердце ухнуло куда-то вниз. Мне еще никто из девушек так не улыбался. На секунду я забыл, где и зачем нахожусь.

– Отчего бы и нет?..

Удивительные вещи происходили в следующие дни. Катя оказалась очень милой в общении и отзывчивой на внимание – кажется, я ей симпатизировал тоже. Новизна этого чувства обжигала. Пару раз я заскочил к бабуле в гости, остальное свободное время мы с Катей гуляли и сидели в небольших ресторанчиках, узнавая друг друга все больше. И лишь небольшой отрезок перед сном принадлежали сами себе, разделенные несколькими станциями метро.