– Ишь ты, какой хитрожопый черт! – завозмущался Саня. – Нет уж, если идти, то всем!

– Да ладно, пусть остается, – великодушно разрешил Петька. – Ты глянь на него. Весь посинел. Втроем справимся. Пошли.

Оставшись в одиночестве, Димон уселся за стол, поудобнее пристроил голову на изгибе локтя и уснул сном младенца.

Вскинулся, когда стемнело. Он все еще был в доме один. Поднес к глазам часы, включил подсветку, посмотрел время. 20:34. Выходит, ребята отсутствуют больше двух часов.

Глянул в окно. Похмуревший день догорал последними отблесками. За вечер намело немерено. Буря поутихла, но снег не перестал, а ветер выл раненым зверем.

Димон достал из кармана мобильник, посветил на потолок. Ни лампочки, ни даже торчащего провода. Деревня без электричества.

Зато на столе стояло блюдце с огарком свечи. Димон поднес к фитилю зажигалку, как вдруг…

… снаружи донесся рев, отдаленно похожий на человеческий крик боли. Низкий, яростный, короткий.

Димон остолбенел.

Вот снова! Очень близко к дому. Совсем рядом.

Что это? Скрип свежего снега под ногами? Или под лапами?

Так и есть! Шаги. Приближаются.

Димон отпрянул от окна, вжался в угол между теплой печкой и стеной.

Существо обогнуло хибарку и оказалось у двери. Димон с ужасом вспомнил, что не стал запирать засов, когда ребята уходили. Клятая беспечность!

Дверь отворилась. Послышалось старческое кряхтение. Пришедший обил снег с сапог о порожек, плотно закрыл за собой. Стал снимать верхнюю одежду в сенцах.

Соображай, мать твою, соображай! Делай что-нибудь, иначе он тебя с испуга пристрелит!

– Не стреляйте! – крикнул Димон.

Возня за закрытой дверью прекратилась.

– Мы заблудились, замерзли, оказались у вашего дома! Было не заперто. Мы просто хотели погреться. Только не стреляйте!

Шаркающие шаги. Распахнулась дверь. Во мраке проема выросла сгорбленная низкорослая фигура. Человек подошел к столу, достал из кармана коробок спичек, чиркнул, зажег огарок свечи. Комната наполнилась тусклым теплым светом.

То был старик лет восьмидесяти. Высохший, маленький. С густой, неухоженной бородой. Жилистый. Живчик – помирать явно не торопился.

– Здравствуйте, – поздоровался Димон, поднимая руки и выходя из угла.

– Сдаешься? – усмехнулся хозяин. Голос был сухой, как прошлогодняя осенняя листва.

Димон опустил руки, виновато улыбнулся дрожащими губами. Ружья при старике не было.

– Дык чаво ты там говорил? – спросил дед.

Димон сбивчиво рассказал, как они с друзьями отправились в поход, как внезапно повалил снег, как они набрели на домишко, как ребята отправились искать хозяев.

– Это ведь деревня Пять Сычей? – спросил Димон.

– Хо-хо-хо! – рассмеялся дед. – Вы с развилки по какой дороге пошли?

– По третьей слева.

– А надо было по первой – тогда бы попали в Пять Сычей. Там-то народу поболее. А тут-то я один остался.

– Как мне к вам обращаться?

– Чаво?

– Как вас звать?

– Тимофей Иваныч я.

– Дмитрий, – он протянул руку для пожатия, но собеседник проигнорировал жест вежливости.

Тебе тут не рады.

– Вы ребят не встречали в лесу?

– Не, никого не видал, – повернувшись к гостю спиной, дед рылся в тряпье на подоконнике у стола.

– Их уже два часа нету. Даже больше. Что делать?

– Ни хрена. Ждать.

– А вдруг они в беде?!

Старик по-молодецки развернулся и заглянул непрошеному гостю в глаза.

– Ты тут-то не ори, сынок. Не люблю, когда орут у меня в хате. Слух покамест хороший, слава богу.

Димон смутился.

– Ты, братец, не суетись, – дед положил сухую ладонь Димону на плечо и стал совсем другим – добрым, гостеприимным. – Сядь подкрепись. Вот сало сопсного приготовления, хлеб – тож, из печки. Поешь. Небось голодный. Лучку, правда, нету, только к лету будет, тут уж не серчай…

При упоминании о еде Димон понял, что зверски голоден. Второго приглашения не понадобилось. Он сам отрезал ломоть хлеба, положил сверху сала, стал откусывать большие куски, жадно жевать.

– Во, другое дело, – похвалил Тимофей Иваныч, усаживаясь напротив. – Соткуда сами?

– С Перми, – ответил Димон с набитым ртом.

– Погулять прибыли, значит?

– Вроде того. В поход с ночевкой.

– Эх, ребяты! Зря вы так рано. В походы самое оно ходить в мае, июне. А то у нас тут так часто. Вроде в апреле, кажись, уж почти лето, а тут – херак! – и снегопад – вот как нынче.

– Первый раз такое вижу.

– Потому что в городе живешь. В Перьми-то небось тепло щас. А вы забрались к черту на рога.

"Странно, – подумал Димон. – Не такое уж большое расстояние, чтоб настолько разнилась погода".

– Ты кушай, кушай. Мне не жалко. У вас-то пожрать есть чаво с собой?

– Тушенка.

Старик поморщился.

– Дрянь-то какая… Тута у меня все свое. Я по весне порося завожу, откармливаю, а по первым снегам закалываю. На всю зиму хватает. А весной уж утки дикие идут, куропатки. Не бедствую. Хлеб тож сам пеку. Много все равно не ем. Оно с возрастом, знаешь, уж и не нужно-то много.

– Хорошо вам тут одному, наверное, – разговорился Димон, наевшись. – У меня вот мечта – подзаработать, уехать в деревню. Подальше. Чтоб вокруг ни души… Вам, смотрю, и деньги-то не особенно нужны.

– Пенсию получаю, покупаю кой-чаво. Спички, всякое по мелочевке. Хватает… Вкусное сало?

– Еще какое!

– Во-о-о-о-о-о-от! Дед Тимофей умеет!

– А что за животное тут ревет постоянно? – сменил тему Димон.

– Вот это? – спросил дед. Снаружи донесся рев – как будто по команде старика.

– Ну да, – растерянно отозвался Димон.

– А, не знаю, – отмахнулся Тимофей Иваныч, отводя взгляд в сторону. – Зверь какой-то ходит. Бывает, спать мешает.

– Не нападал на вас?

– Не. На глаза не показывается. Мал клоп, да вонюч, как говорится… А ты своим друзьям по етому свому… как его… сотовому звонить не пробовал?

– Тут сети нет. Не ловит.

– Хреново дело, браток. За три часа уж сто раз бы вернулись, кабы могли.

У Димона внутри росло черное отчаяние. Вот бы распахнулась дверь, и на пороге появились друзья – все трое. И нашлось бы какое-нибудь смехотворно простое объяснение их долгому отсутствию…

– А как эта деревня называется? – поинтересовался Димон.

Тимофей Иваныч выдержал паузу.

– Три Лица.

– Странное название.

Старик пожал плечами.

– На Урале таких пруд пруди. Вон, Пять Сычей – не странное?

– Не знаете, почему так называется?

– Знаю, конечно! Я ж тута коренной. У меня и мать с отцом, и дед, и прадед – все сотсюда. С Трех Лиц. Я последний. Все померли да поразъехались. – Казалось, старик хотел увильнуть от ответа на вопрос.

– Так почему Три Лица? – настаивал Димон.

Тимофей Иваныч зыркнул исподлобья.

– Снегопад кончился, – вкрадчиво произнес хозяин, покачивая головой. – Самое время поискать твоих ребят.

– Расскажите все-таки сначала про Три Лица, – попросил Димон подрагивающим голосом. Он тянул время. Даже мысль о том, что его друзья попали в беду, не смогла подавить желания отсидеться до утра в теплом домишке. Выходить в колюче-холодную тьму – туда, где ревело неведомое животное, – нет уж, дудки!

– Ну, раз просишь, – нехотя согласился дед. – В общем, Три Лица – это вроде как местный злой дух. Есть про то старый уральский сказ – еще с древних времен. Когда еще русские сюда не то что не явились порядки свои скотские наводить, а знать не знали про такое место – перьмь. Три Лица – огроменная толстая баба в шубе из лоскутов человечьей кожи. У ней одна большущая башка, а лица целых три – тех, кого она сожрала последними.

– Сожрала? – отупело повторил Димон.

– Ага. Если трое путников забредут в ее логовище в чащобе, она их сожрет, кости дочиста обглодает. Если больше или меньше – не тронет. Мне бабка моя сказывала маленькому, как трое ейных подружек в лес пошли. Дело было в пору бабкиного детства. По ягоды, значит, собрались. И бабка моя с ними должна была. Да не пошла – по дому мамке надобно было помочь. Девки пропали, сгинули. Искали их всей деревней. А потом мамка да папка одной вернулись домой какие-то пришибленные да разговаривать совсем перестали. Месяц молчали, а потом языки у них все ж развязались. Сказали, будто встретили они в тот день в лесу огроменную бабу в шубе из голой кожи. Она к ним башку повернула – а там три лица. То были лица пропавших девок. Баба на родителей шестью мертвыми глазьями зыркнула, развернулась да исчезла. Вот так-то. А еще – это уже на моей памяти – в тридцать седьмом была история. Тута ж у нас, в Перьмском-то краю, одна сплошная зона. Лагеря, лагеря, лагеря. Беглых зэков тьма тьмущая. Вот так трое с ближней зоны сбегли да дотопали до тутошних мест. Зашли в деревню нашу. Хотели обобрать одну старуху, да та прикинулась – мол, ей их жалко. Сама отдала все съестное, что у ней было, тряпки какие-то тож, пожитки. И указала, какой дорогой идти. Знала, ведьма, где баба Три Лица живет. На следующий день пошла в лес – вернулась с узелком, что сама собрала беглым зэкам. Вот. А еще лет эдак тридцать назад забрели сюда трое туристов – два парня да девушка. Комсомольцы, энтузиасты, студенты, мать их налево, тьфу! Место для большого слета, говорят, разведывать. Ну, их кто-то в шутку и послал по тому ж маршруту, что бабка отправила беглых зэков. Никто их больше и не видал с тех-то пор. Нашли только вещички в крови. Видать, угодили прямиком в логовище бабы Три Лица. Во как бывает.