Тут, разумеется, большую роль еще и наливка сыграла. Под разговоры я опрокидывала в себя одну стопку за другой и незаметно для себя захмелела и расслабилась. В какой-то момент я совсем перестала следить за беседой и только мечтательно лыбилась.

А потом и вовсе заиграла какая-то музыка. Что-то в стиле “Отцвели уж давно хризантемы в саду”. Особо крепенькие бабушки даже поднялись на ноги и засеменели-затопали в подобии вальса, счастливо улыбаясь и держась сухонькими ручками. Еще парочка затянула хорошо знакомый им мотивчик, уперевшись подбородком в свои кулачки и удовлетворенно прищурившись.

Домой я вернулась около одиннадцатого. Шатающейся походкой, с помутненным разумом, но умиротворенная и спокойная, как отъевшийся поросенок.

Баба Шура даже порывалась меня проводить, ласково потрепав по плечику. От выпитого она раскраснелась, но выглядела очень уж довольной. Оно и понятно. После девяти бабульки одна за другой разбрелись по своим домам, а я осталась, чтобы помочь убрать со стола и перемыть посуду. Ну, и снова поговорить на дорожку и собрать кое-какие продукты с собой в контейнеры.

Не пропадать же еде, в самом деле.

После деревни столица ударила по голове и нервам, как молот по наковальне. Шум оглушил, будто я впервые сюда приехала, а от количества людей зарябило в глазах.

Я даже нервно поежилась и поморщилась. Уж не думала я, что настолько втянусь в деревенский быт и от Москвы закружится голова.

Но отвлечься мне помогли Артур и Катя, приехавшие меня встретить и торжественно препроводить домой. Зная мои привычки, они ограничились крепкими обнимашками и короткими вопросами, оставив более подробные разговоры на потом. Для более удобного случая. Но количеству привезенных коробок, конечно, удивились. Благо, дети были в школе, а то они бы мгновенно засунули туда свои любопытные носы.

Оказавшись дома, я удовлетворенно вдыхаю и устало сажусь на диван.

Чувствую себя… странно.

Как будто и не домой вернулась вовсе, а скорее наоборот. Здесь слишком... светло, что ли. Чистенько, несмотря на пыль. И совершенно пусто.

Пусто не в плане мебели, а атмосферы. Здесь нет… историй.

В доме деда каждый угол, каждый закуток был полон рассказами и образами. Что-то навеянное воспоминаниями детства, что-то - какими-то предчувствиями на подсознательном уровне. Но истории были.

А здесь - нет. Полуночные посиделки с Катькой и сексуальные игрища с Махловским не в счет, конечно. А большего тут не наберется. Все-таки я трудоголик. И вся моя жизнь проходит в офисе. А дома я бываю сколько-поскольку.

Кстати, надо Паше написать. Или не писать?

Не писать. Не хочу его видеть. Пусть думает, что я еще в деревне. Захочет - сам объявится.

Но желания спать с ним, даже чтобы снять напряжение и получить мимолетное удовольствие, у меня нет. Зато одна мысль об этом притягивает совсем недавнее воспоминание. Совсем другого мужчину. Совсем другие объятья и разговоры. Они острыми колючками врезаются под кожу, в самые вены, и несутся по кровотоку, заставляя сердце неистово биться и отдаваться ритмом в висках.

Вот же привязался черт! Даже здесь, даже в городе и в своей городской квартире, оставшись наедине с собой, я опять сталкиваюсь с ним и не могу ничего с этим поделать. Мне даже мерещится проклятый запах его туалетной воды, мать его! И легкие уколы его бороды на лице. И тепло…

Чертовщина какая… Просто мистика!

Чувствуя злость и раздражение, я иду на кухню, открываю окно, привычно включаю вытяжку и закуриваю. Зажав сигарету губами, я открываю вентили на трубах и ставлю на газ чайник. И неожиданно для себя остервенело бью ладонью по столешнице. Удар отдается тупой болью в запястье, и я громко ругаюсь, выронив сигарету. Продолжая материться, я поспешно подхватываю бычок, сую под кран и выбрасываю в ведро.

Как же бесит! Надо взять себя в руки! И перестать раскисать! В конце концов, не я первая,и не я последняя. Жизнь течет своим чередом, а завтра уже на работу. А это значит, надо привести себя в порядок. И как следует выспаться, чтобы появится в офисе не загнанной лошадью, а довольной собой молодой женщиной, готовой к труду и обороне.

А там, гляди, и истончатся приятные-неприятные образы прошлого. Как, впрочем, и всё в этой жизни. В чем-чем, а в этом я могу быть уверена. Все-таки мне не 15 лет, чтобы идеализировать окружающий меня мир. А взрослый человек, знающий, чего он хочет. И чего можно ожидать от людей.

Но, черт возьми…

Что делать, если порой я не знаю, чего ждать отсамой себя? Курить? Пить? Истошно материться и биться головой об стенку?

Но я ведь не сумасшедшая. Поэтому ограничиваюсь разбором вещей. Несмотря на ломоту. Несмотря на усталость. Изматываю себя еще больше, до черных точек в глазах, лишь бы потом, по-быстрому сполоснувшись в душе и поставив тридцать три будильника “на всякий случай”, завалиться в ставшую непривычной и такой неуютной широкую постель с чистейшим хлопковым бельем без намека на желтизну времени и потертости от многочисленных стирок.

И вроде бы все как надо… И в сон я проваливаюсь почти мгновенно.

Так почему ночью меня мучают не знакомые с детства кошмары, а чувственные, полные сладких и страстных деталей видений объятий и поцелуев? И даже более того…

В пурпуровом сумраке некой комнаты, на бесконечно просторной кровати с алыми и блестящими простынями и наволочками на подушках мое тело раскинуто на самой середине - с изогнутой от томления спиной, с бесстыдно распахнутыми ногами и руками. Каждую клеточку кожи покрывают жадные и горячие поцелуи - мягкость губ и влажность языка замысловато переплетаются с колкими прикосновениями щетины, и это невероятно возбуждает, заставляя покрываться мурашками и подрагивать.

Дорожки, которые прокладывает чувственный рот, повторяют опытные и знающие свое дело пальцы. Твердые подушечки надавливают и поглаживают такие места, такие точки, от тонких импульсов в которых меня буквально подбрасывает вверх и заставляет призывно стонать и тянуться руками навстречу удовольствию.

- Шшш… - слышу я успокаивающий шепот, и за этим голосом я тоже тянусь, - Не торопись, детка. Терпение.

Какое уж тут терпение… От внутренних спазмов и судорог мне совсем невмоготу и хочется наконец-то получить долгожданное освобождение и заслуженный оргазм.

Но сладкая мука всё продолжается. Она всё тянется и тянется и останавливается в самый неподходящий момент, из-за чего я буквально схожу с ума. И это ужасно. Мой невидимый любовник дразнит меня! Заставляет балансировать на самом краю и никак не дает наконец-то ухнуть вниз, чтобы получить страстно желаемое мною освобождение.

- Еще… еще… - униженно всхлипываю я, комкая пальцами ткань постельного белья под собой, - Ну пожалуйста!

Лично я прекрасно понимаю, чего хочу! Я знаю свое тело и знаю, как можно быстро достигнуть пика. Но сейчас надо мной откровенно издеваются! Нет, это конечно очень и очень приятно - нервы оголены, все чувства и эмоции вывернуты наизнанку и кожа… кожа такая чувствительная! Мне хватило лишь мягких поглаживаний и поцелуев, чтобы стать мокрой и горячей…

Поэтому когда пальцы таки прикасаются к моей томящейся промежности и умело потирают нежные изнывающие складочки, мне хватает всего чуть-чуть - я кончаю. С громким криком. С пульсирующим по всему телу спазмом. С вдохновляющим чувством полного и окончательного освобождения и сладкого блаженства.

Я просыпаюсь от собственного же визга и, распахнув глаза, с ужасом смотрю в потолок. Тело еще подрагивает от пережитого во сне оргазма, а сердце бьется, как сумасшедшее, бешено разгоняя кровь. Ощущения настолько яркие, настолько сильные, что даже сложно поверить, что все было не по-настоящему.

Но самым ужасное то, что я узнала своего невидимого любовника. И это несмотря на то, что у нас была всего одна ночь. Я узнала шепот. Узнала руки. Узнала силу прикосновений и мягкость губ.