Уже первые серьезные стычки большевиков и белых показали, с какой свирепостью коммунисты добивали раненых и уничтожали пленных, что целиком оправдывали в мемуарах (так же, как и случайные жертвы среди своих, принятых за классового врага). Летом 1918 года такие эпизоды фиксировались на всех фронтах: «Красные преследовали белогвардейцев, по пути добивая раненых, убивая и прикалывая притворившихся мертвыми. <…> Подобная жестокость в добровольческой стадии гражданской войны во время боя не подлежит осуждению… Все дело зависит от экзальтированного состояния масс». Командир роты 4‐го Уральского полка даже случайно зарубил уездного продкомиссара Жилина, так как «красной ленточки не было, а без нее он по своей тучности был похож на буржуя»694.
Когда каппелевцы 2 июля 1918 года обнаружили тела двоих пленных, «обезображенные до неузнаваемости» красноармейцами Г. Д. Гая, ими «овладела дикая ненависть», и они, в свою очередь, брать пленных перестали (отметим, что с августа 1918 года В. О. Каппель приказывал пленных сохранять и отправлять в тыл). Красные в ответ заявляли, что это-де сами белые изуродовали убитых, чтобы дискредитировать врага. Однако аналогичные зверства в рядах красных войск процветали все время. Так, Каппель получил донесение, что «в селе Кротовке 12 августа 1918 года красноармейцы захватили двух раненых чехов… издевались [над ними] и зверски добили». Мемуарист писал, как тем же летом в Казани большевики расправлялись с чехословаками по одному подозрению: «Привели человека, которого сняли с лошади и разоружили на… улице. Подозревая в нем чеха, без допроса его увели в сад для расстрела»695.
Однако порой расстрел был наилучшим выходом для пленного. Один из командиров 1‐й Екатеринбургской дружины интернационалистов, Ю. Г. Циркунов, писал, что схваченного при взятии города Каинска в начале июня 1918 года М. О. Азеева-Меркушкина (лидера эсеров Новониколаевска, командированного Временным Сибирским правительством в конце мая в Каинск на должность уездного комиссара) они «расстреляли вместе с частью чехов[,] взятых в плен, на болоте»696. Но по информации командующего войсками Томского района Л. Д. Василенко, Азеев-Меркушкин был «изранен штыками и сожжен на медленном огне»; пресса также сообщала, что чиновник с несколькими чехословаками оказался «увезен в окопы на ст[анции] Кожурла, где они были подвергнуты пыткам и в конце концов зажарены на огне»697. Красные солдаты впоследствии спокойно вспоминали, как жгли живьем или топили в море захваченных генералов698.
Настоящая резня шла на Юге России. Генерал Я. А. Слащёв вспоминал: «Придя в свои станицы и в города, белые нашли горы трупов своих родных и единомышленников… мужья находили своих жен зверски убитыми с вырезанными грудями и т. п. Началась месть – трудно было добиться пленного для допроса или захваченного комиссара… Если их не убивали при захвате, то почти всегда кончали по дороге в штаб. Удержать толпу не было никакой возможности, и белые наделали зверств не меньше, чем красные»699. Группа войск И. Ф. Федько, именуемая 1‐м Черноморским революционным полком, 1 мая 1918 года завершила высадку в Ейске и приняла участие в карательных экспедициях против восставших казаков. Так, в станице Должанской матросы учинили массовые расстрелы, а священника Краснова и станичного атамана заживо сожгли в топке парохода. О диком терроре в станице Копанской свидетельствовали сами большевики: «Убитые люди убраны в огромные ямы, куда свалено 22 подводы человеческих трупов… Начальник Приморско-Ахтарского отряда расстреливал пленных из пулемета группами, а именно по 20 и более…»700
В конце июня 1918 года, во время продвижения колонн полковника Г. А. Вержбицкого из Ишима, на станции Карасульская «белые наткнулись на три тела зверски умученных большевиками белых бойцов». Один из дипломатов 18 января 1919 года сообщал британскому министру иностранных дел А. Д. Бальфуру: «Во время боев в Уссурийском районе в июле 1918 года д[окто]р Т. нашел на поле сражения ужасно изуродованные трупы чешских солдат. У них были отрезаны половые органы, вскрыты черепа, изрублены лица, вырваны глаза и вырезаны языки…»701 Организатор Красной гвардии на Урале анархист П. И. Жебенёв, летом 1918 года воевавший с чехословаками и дутовцами, вспоминал о ряде подобных случаев: «…несколько наших красноармейцев у раненых белых вынимали мозги, вырезали половые органы»702.
На станции Худоеланская под Нижнеудинском 21 июня 1918 года красногвардейцы, как писал один из них впоследствии, атаковали и «взяли в кольцо три неприятельских [чехословацких] эшелона… и с помощью броневика разоружили, беспощадно расправляясь со зверями по-зверски»703. Согласно ранним мемуарам А. Н. Буйских, он видел на станции Худоеланская опрокинувшийся паровоз, на котором ехали 12 разведчиков-красногвардейцев, плененные после крушения и замученные казаками704. Начальник пулеметной команды барнаульского красного отряда уточнял, что неприятельских эшелонов было два и большинство окруженных ушло пешим порядком в Нижнеудинск, после чего утром последовала «расправа с небольшою кучкою чехо-белых»705 (речь шла о садистской расправе с ранеными).
Гайда приводил в качестве примера мадьярских зверств именно этот эпизод на станции Худоеланская: «Я припоминаю то озлобление, которое охватило солдат, когда под Нижнеудинском были найдены изуродованные трупы 14-ти наших раненых братьев и штатского русского доктора, ранее ухаживавшего за ними. У них были выколоты глаза, и у двоих из них были вырезаны половые органы. Доктору Белянину сначала перебили руки… потом разрубили щеки и отрезали уши»706. По уточненным данным, из 140 легионеров было убито 12, а врач Н. П. Белянин, согласно мемуарам одного из мадьяр, участвовавших в его убийстве, был зарыт в могилу живьем707.
После взятия белыми станции Посольская, расположенной на юго-восточном берегу Байкала, 18 августа в лесу было найдено тело замученного подполковника Б. Ф. Ушакова (он отличился 29 мая, захватив Канск за 40 минут), который являлся начальником штаба российских войск А. Н. Пепеляева в составе Чехословацкого легиона и случайно попал в плен. Гайда писал: «Труп Ушакова был изуродован… один из чешских солдат был под мышки подвешен на дерево, облит керосином, зажжен и таким образом мадьярами замучен… Вполне понятно, что озлобленность наших войск против большевиков и особенно против интернационалистов еще больше усилилась, и поэтому многие из мадьяр, захваченных в плен в этом бою, поплатились своей жизнью»708. Поручик И. К. Волегов, служивший в одном из оренбургских казачьих полков, вспоминал, что «…если попадал в плен офицер, то у живого офицера вырезали на плечах погоны, а если на погонах были звездочки, то сколько было звездочек, столько же гвоздей вбивали в их плечи». Казакам, кроме того, на ногах вырезали «лампасы»709.
«Дознание, снятое [прапорщиком Усмановым] на основании приказания командира стерлитамакского корпуса 25 февраля 1919 года, по поводу зверств большевиков, учиненных над солдатами 6‐го Б[атальона]…» показало (вряд ли редкую) картину рубки пленных национального полка. Во время боя с красными 11 февраля 1919 года в деревне Старо-Кобясовой 1-я и 2-я роты оказались окружены и сдались – около 170 человек. Когда этап подошел к деревне Калгасу, «…все пленные были выстроены и началась зверская резня, которую старший унтер-офицер Кужахметов отказывается передать – боясь кошмара. У него ранена голова в трех местах, правое ухо рассечено, проколот левый бок ниже легких, пальцы правой руки разрублены на отдельные висячие клочки до основания кисти, два пальца отрублены, а левая рука также раздроблена и отрублены пальцы». Показания унтера подтвердили девять уцелевших татар и башкир, большей частью с отрубленными руками710. Подобные жестокости, типичные для обращения красногвардейцев с пленными, чрезвычайно повлияли на обилие и распространенность повсюду актов мести со стороны и белых, и чехословаков.