Комендантом Иркутска летом 1918 года стал недавно примкнувший к большевикам уголовник А. Шевцов, отбывавший в свое время бессрочную каторгу. В составе Центросибири (ЦИК Советов Сибири) был левый эсер и «ненормальный морфинист» Г. Цветков – один из создателей Красной гвардии на Забайкальской железной дороге. После неудачной попытки установления советской власти в Чите Цветков вернулся в Иркутск и 20 января 1918 года был задержан пьяным в бильярдной за то, что застрелил партнера по игре. Через несколько дней он был исключен из состава Центросибири, и следы убийцы на этом теряются. Начальником Главштаба Красной гвардии после Цветкова стал Н. И. Арцыбашев – по сведениям прессы, «не менее известный в Иркутске рыцарь зеленого поля» (т. е. бильярдист)537. Зампредседателя Комиссии по борьбе с контрреволюцией Иркутского губисполкома К. Т. Лагошный, анархо-коммунист, в 1910 году был осужден на 2 года 8 месяцев каторги за рассылку угрожающих писем с требованием денег для партийных целей538.
В Иркутской губернии уголовный Михеев (турок по национальности, «был общим любимцем среди бывших уголовных ссыльных черемховцев») стал председателем Черемховского совета, но очень обиделся на статью в иркутской газете, где его прямо назвали уголовником, и «ушел от работы на время, ругая всех политиков и проклиная законы». В состав Черемховского совета входил и некто Кузнецов – «коллега» Михеева по каторге (оба погибли летом 1918 года в боях с белыми)539. В начале 1918 года уголовники, заявив о принадлежности к анархизму, образовали и совет, и Красную гвардию в селе Троицком Голуметской волости Черемховского уезда, вскоре вызвав своими бесчинствами восстание крестьян.
Причастные к убийствам нередко проникали в большевистские правоохранительные структуры. Типичная в данном смысле фигура – К. А. Лихтарович (1897–1937). Этот белорус из дворян города Вильно, имевший среднее образование и участвовавший в мировой войне, за убийство генерала на Юго-Западном фронте 14 февраля 1917 года был осужден к расстрелу, но вскоре оказался помилован в связи с амнистией. Вступил в РСДРП(б), с мая по июнь 1918 года служил в Красной гвардии, будучи членом следственной комиссии и следователем по особо важным делам Бийского совдепа. С 18 июня 1918 года по 1 января 1920‐го сидел в тюрьме, следственной комиссией Временного Сибирского правительства был осужден на 15 лет каторги. В 1920 году являлся временно исполняющим должность секретаря Бийского уездного ревкома, начальником Бийской горуездной милиции. В 1922 году Лихтаровича исключили из РКП(б) за служебные преступления и нарушение партдисциплины540.
Чисто уголовные преступления ответственных коммунистов начались немедленно после захвата власти. Известный большевик и член Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов Бляшко, в прошлом сотрудник газеты «Красноярский рабочий», 26 ноября 1917 года в пассажирском поезде на перегоне Зыково–Сорокино убил с целью ограбления девушку. Избитого толпой и арестованного, его, однако, вскоре освободили под денежный залог. Позднее Красноярский народно-революционный трибунал приговорил убийцу к незначительному наказанию – полутора годам заключения с заменой штрафом в 6 тыс. рублей. А 25 декабря 1917 года «распоряжением совдепа на свободу из Красноярской тюрьмы вышли арестанты, содержавшиеся за кражи и самогоноварение»541.
Убийства не мешали карьере. Георгий Абросимов, работавший в 1917–1918 годах секретарем Хабаровского крайсовета, вспоминал (в 1962 году) об убийстве священника как об «интересном случае». Осенью 1917 года, в период выборов депутатов Учредительного собрания, этот молодой агитатор расклеивал в Хабаровске большевистские плакаты и вступил в конфликт со священником Михайловым: «Прочитав плакат, поп… обозвал [меня] „нехристем“, „германским шпионом“, „богоотступником“ и т. д. <…> Я не выдержал (молодость, горячность, усталость) – выстрелил в него. <…> Что ж, одним гадом на свете стало меньше»542.
Уголовные убийства совершали и первые лица регионов. Показательна судьба В. И. Устиновича, большевика с 1904 года, который, несмотря на скверную репутацию в революционной среде, в 1918 году стал председателем Алтайского губисполкома и начальником барнаульской Красной гвардии. Удачно бежавший от белых после переворота, он получил назначение начальником мобилизационного отдела штаба Северного фронта, а затем возглавил Вологодский горком РКП(б) – как раз в период проведения жесточайшего красного террора: летом и осенью 1918 года в 56-тысячной Вологде было арестовано более 2 тыс. человек543. Кровавая вседозволенность прямо сказалась на облике первого коммуниста Вологды. Пригласив вечером 21 октября к себе в номер гостиницы якобы для работы с документами сотрудницу аппарата губисполкома, 22-летнюю Клавдию Димакову, пьяный Устинович ее изнасиловал. Утром жертва пригрозила насильнику: «Ты жить не будешь, вино было отравлено» (за несколько дней до этого в Вологде одна из жительниц отравила шестерых красноармейцев). Невменяемый от спиртного, Устинович тут же выстрелил Димаковой в лоб и убил наповал. Преступника почти сразу исключили из партии, а 3 ноября 1918 года он был спешно расстрелян по приговору Реввоентрибунала 6‐й армии544.
Новая власть повсеместно выглядела сборищем уголовников (идейных и обычных), призывавших громить «буржуев» и уничтожать «врагов народа». Продовольственные отряды из революционных солдат и матросов, во множестве и с неограниченными полномочиями посылаемые Лениным и Свердловым из Петрограда и Москвы в провинцию, нередко заодно свергали местную власть и устанавливали советские порядки. Так, в декабре 1917 года советскую власть в Кустанае ввел прибывший за хлебом отряд из 50 балтийских матросов во главе с В. М. Чекмарёвым545. Известны и карательные набеги красногвардейцев на те местные органы власти, которые игнорировали большевистские распоряжения либо свергали советы. В декабре 1917 года отряд екатеринбургских и уфалейских красногвардейцев внезапным налетом объявился в Тюмени и разогнал «кулацкий совет». За четыре дня своего пребывания в Тюмени красные забрали у местного населения золотые монеты и вещи (примерно на 20 млн рублей) и увезли в Екатеринбург546.
В Вятке некоторое время действовали сразу три пришлых вооруженных отряда, что породило целый ряд болезненных конфликтов. Так, летучий отряд Л. Журбы, по воспоминаниям большевика П. Федяева, в феврале–марте 1918 года без ведома Котельнического уездного исполкома «взыскивал с буржуазии контрибуцию, проводил конфискацию товаров и продуктов, расстреливая грабителей без суда и следствия…». В Котельничах Журба незаконно расстрелял 20 горожан и собрал с населения 312 тыс. рублей. Глава Уральского облисполкома А. Г. Белобородов сообщил, что Журба получил огромные полномочия от центральной власти и арест его невозможен. Следствие поэтому пришлось проводить «осторожно», причем выяснилось: «…имеется целая сеть преступных организаций, которая связана с Пермью». Белобородов известил В. И. Ленина, Н. И. Подвойского и Л. Д. Троцкого о деятельности Журбы, но мер к задержанию последнего принято не было547. Очевидно, что здесь сработал ленинский принцип опоры на «людей потверже» – им всегда находилось применение.
В конце марта 1918 года вятские большевики постановили реорганизовать местную Красную гвардию, пронизанную уголовным элементом и занимавшуюся самочинными арестами, обысками и конфискациями548. Как заявил один из расследователей, весной 1918 года в Вятке «…власть была гнила. Да и не власть то была, а пьяная компания, развращавшая матросов»549. Вятский советский работник в апреле 1918 года восклицал в письме к секретарю Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу: «Из кого состоят Советы и Красная гвардия? Здесь [в Пермской губернии] я нагляделся, это всё отбросы общества, хулиганы, воры, пьяницы, убийцы»550.
