Алина

— Заяц, не хмурься. Тебе не идёт.

Вздрагиваю.

Даже не поднимаю глаз, и так понятно, кто дышит мне в шею, заглядывая через плечо.

— Блин… — Выдыхаю. — Иди, куда шёл, Крючковский. Не мешай.

— Ооо… Какие мы важные. — Убирает свою физиономию от моей эрогенной зоны, но каким-то непостижимо ловким движением выхватывает телефон из рук.

— Что тут у нас, а ну-ка…

— Ты совсем охренел? Быстро отдал телефон! — Тянусь забрать гаджет из загребущих лап самодовольной «выскочки», но ничего не выходит.

— Оу-оу..! — Он поднимает его высоко (вымахал, тоже мне, «шпала»), чем бесит только сильнее. — Да ладно, чего ты так разоралась, посмотрю и верну.

Его улыбку хочется стереть грубо.

Я не обращаю внимания на окружающих нас людей, а их в коридоре универа не мало, на наблюдающую с интересом за нами Катьку.

— Ну что там у тебя такого секретного, Зайцева? — Дразнит меня, прищурившись. — Список книг из библиотеки? Переписка со старостой о «студвесне»?

— Всё. Ты меня достал.

— Между прочим, она ведёт дневник.

Катька.

Вот тварь…

Стояла же, не отсвечивала. Зачем надо было лезть со своими комментариями?

— Тебе такое не интересно. — Комментирую, видя, как вытягивается лицо Димки, которое, кажись, даже просияло.

— Да ладно… — С восторгом. Вот только этого мне не хватало. — И о чем? Прям, удивила, Заяц.

Он наклоняется ко мне и заговорщически шепчет:

— Ну давай, детка… Раскрывай свои секреты…

— Пошёл ты! — Пользуясь нашей «близостью», выхватываю свой телефон и разворачиваюсь, чтобы уйти в аудиторию.

Катька семенит за мной.

Сажусь на третьем ряду, раздувая щеки, как рыба-ёж.

Вот скотина!

— Зря ты так с Крючковским, Алин. — Заноза, с фамилией «Миронова», ещё похлеще Димки будет.

— Чегоо? — Поворачиваюсь к ней. — Ты ничего не попутала? Это ж Крючковский! — Машу перед её симпатичной мордашкой ладонью. — Ау! Эта скотина вообще не знает, как надо себя вести.

— А ещё он довольно популярен и дружит с Ваней.

Фыркаю.

Да не сдалась мне его популярность. Я и сама могу добиться желаемого.

Катюха усаживается рядом. Почему-то сейчас она меня бесит. Хотя вообще я считаю её своей единственной подругой и самым «адекватным человеком» если не во всей женской половине института, то в нашей группе точно.

Вон, взять хоть Симакову.

Ума нет от слова «совсем».

Зато губами можно макулатуру прессовать, а ресницы отлично Михалычу, дворнику нашему, на метлу бы сгодились. Сука надутая.

Но парням такие нравятся.

И Дима Крючковский — не исключение.

Он перетрахал всех таких своих одногруппниц, всех дурёх с потока, а потом перекинулся на «свежее мясо», то есть и до нашего — второго курса уже добрался.

Надо сказать, что я знаю этого выскочку с детства.

Так уж сложилось, что наши родители дружат очень давно, и нам, как их детям, волей-неволей приходилось общаться.

Правда, когда мы были ещё детьми, Дима не был такой «наглой задницей», и мы даже общались почти как брат с сестрой.

Он — один в семье ребёнок, и, естественно — эгоист.

Когда Крючковскому стукнуло шестнадцать, его понесло во «взрослую» жизнь. Он стал реже общаться со мной, и чаще со своими дружками и телками.

Нет, я не ревную, что вы…

Мне вообще его жизнь, если честно, по боку.

Пусть хоть как изгаляется. Его проблемы.

Только вот, стоило мне поступить в тот же универ, что и он, Крючковский вдруг как-то резко вспомнил о моём существовании и стал совать свой нос туда, куда ему вообще не следует.

Типа, на правах старшего «брата» и «друга», постоянно контролирует меня и лезет в мою жизнь.

Прям брателло, ага…

Мне почти девятнадцать. Ему — двадцать два.

В этом году Димка заканчивает универ и, скорее всего, свалит за бугор — «строить светлое будущее».

Кто бы знал, как я жду этого момента.

Задолбала уже его «опека» и плоские шуточки.

Фу.

Если бы все мужики были такие, честное слово, сама себя же отвела бы в монастырь.

Но, слава богу, есть исключения…

Ваня.

Ваня Корзун.

Он — одногруппник Крючковского. Невероятно красивый и просто… не описать словами…

Когда я увидела его в первый раз — сразу поняла, что пропала.

Это, блин, любовь с первого взгляда! Не знала, что со мной случится…

Такой офигенный…

Высокий, светловолосый, с пронзительными голубыми глазами и невероятно соблазнительной улыбкой.

Ваня серьёзен и разборчив в девушках. Не то, что некоторые…

У него нет «отношений», насколько я знаю, но, всё равно, подступиться к такому парню для меня не представляется возможным.

Потому, что я, хоть и родилась и росла в обеспеченной семье, но все равно с кучей комплексов.

Возможно потому, что моя мать, ища лучшей доли, никогда не засиживалась на одном месте и меняла мужиков, как перчатки.

Она считала, что главное в жизни — комфорт и достаток, поэтому никогда не обременяла себя лишними нагрузками. Что удивительно, мужики ей всегда попадались соответствующие. Даже интересно, где она их находит?

И странно, как при таком образе жизни она вообще умудрилась забеременеть, родить, да еще и воспитать нас с братом.

Маму я люблю, конечно, но Ромка — единственный, по-настоящему близкий мне человек. Правда, в последнее время мы видимся с ним редко.

Он старше меня почти на восемь лет и для него я всегда остаюсь «малявкой».

Хотя с девушками Ромка ведёт себя так же, как и Крючковский, это не мешает мне любить его до беспамятства. Потому, что это чувство взаимно.

Только он относится ко мне уважительно, беспристрастно и «на равных».

Только брат знает, что я ненавижу учёбу в универе, который для меня выбрали мать с отчимом, что моя страсть — рисование, что я творческая натура и нельзя «запирать меня в рамки».

За одно только я благодарна маме.

Когда у нас случился очередной конфликт, я заявила, что переезжаю в общагу. Конечно, для моей родительницы это был «удар ниже пояса», она не могла такое допустить. Но вскоре поняла, что я не шутила, и действительно проследовала с чемоданом в известном направлении.

Она приехала ко мне в институт, выловила, долго убеждала вернуться или хотя бы переехать на квартиру.

Но, я не желала сидеть на шее у её мужа, а своих средств мне хватило бы разве что на шаурму.

Тогда мама пошла мне на уступки.

Единственное, что она сделала — договорилась, чтобы мне выделили отдельную комнату.

Поэтому, я живу одна.

Меня ненавидит вся общага.

Но мне всё равно.

Это же не навсегда.

После пар плетусь в свою комнату.

Я никого не пускаю на ночёвки.

Даже Катьку.

Хотя она несколько раз напрашивалась.

Но в этом вопросе я — кремень.

Пустишь один раз — больше одна жить не будешь.

Мне, по сути, всё равно на мнение окружающих. Они считают меня странной.

Есть деньги, но живу в общаге. Одеваюсь просто. Учусь почти на отлично.

Не интересуюсь тусовками и дорогими шмотками.

Выгляжу обычно.

Да ещё и не несу бред, как та же Симакова, пришлёпывая резиновыми губищами, чтобы «произвести впечатление» на окружающих.

Мне гораздо комфортнее за мольбертом. Или в библиотеке. Не зря Крючковский слюной брызжет от негодования, что я так «бездарно трачу молодые годы».

Но…

Есть у Алины Зайцевой одна маленькая слабость.

Это мой дневник.

Я пишу о том, что вижу, что происходит в моей жизни: эмоции, страхи, желания…

Старомодно? Пускай.

Я делаю это для себя.

Кроме Катьки об этом раньше никто не знал.

А теперь вот ещё Выскочка в курсе.

Сука, Смирнова, кто за язык тянул?